Оливер Сакс - Галлюцинации Страница 19

Вся эта тяга к удовольствиям – высоким и низменным – с лихвой удовлетворяется царством растений, представители которого содержат в себе психотропные вещества, словно самой природой созданные для того, чтобы воздействовать на нейротрансмиттерные системы человеческого головного мозга. (На самом деле это, конечно, не так: психотропные вещества синтезируются в растениях для отпугивания одних животных и привлечения других – поедающих плоды и тем самым помогающих распространению семян. Тем не менее удивляет тот факт, что на свете столько растений, способных вызывать галлюцинации и измененное состояние сознания[38].)

Ботаник Ричард Эванс Шульц посвятил всю жизнь поиску и описанию таких растений и способов их употребления, а швейцарский химик Альберт Хофман, работавший в фирме «Сандоз», в 1938 году синтезировал ЛСД-25[39]. Шульц и Хофман описали более ста видов растений, содержащих психотропные вещества, в своей книге «Растения богов». После этого были открыты и другие такие растения, не говоря уже о новых психотропных препаратах, синтезированных в лабораториях.

Многие в юности отдали дань увлечению теми или иными психотропными веществами и галлюциногенами. Я не принимал их сам до тридцатилетнего возраста – когда стал резидентом неврологического отделения. Такое равнодушие объясняется отнюдь не отсутствием интереса.

Еще в школе я прочитал великих классиков, писавших на эту тему: «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум» Де Квинси и «Искусственный рай» Бодлера. Я читал о французском новеллисте Теофиле Готье, который в 1844 году посетил незадолго до того основанный клуб любителей гашиша на тихой улочке в Иль-Сен-Луи. Гашиш, недавно впервые привезенный из Алжира, употребляли в форме зеленоватой пасты. Это был последний писк тогдашнего парижского шика. Придя в салон, Готье принял довольно изрядную порцию гашиша – «размером с большой палец». Сначала он ничего не почувствовал, но потом, писал Готье, все вокруг стало крупнее, богаче и пышнее. Затем начались и более специфические изменения:

«Передо мной вдруг появилась какая-то загадочная личность… с крючковатым, похожим на клюв хищной птицы носом. У человека были большие, непрерывно слезившиеся зеленые глаза, которые он вытирал гигантским носовым платком. Глаза тонули в трех коричневых кругах, а все лицо было заключено в ограду высокого белого накрахмаленного воротника, к которому была прикреплена визитка с надписью: «Морковь дикая в горшке с золотом…» Мало-помалу салон заполнялся престранными фигурами, которые можно встретить разве что на гравюрах Калло или на акварелях Гойи – смесь одетых в лохмотья и обноски бродяг и звериных морд. Движимый нездоровым интересом, я подошел к зеркалу и увидел, что дурные предчувствия меня не обманули: со стороны меня можно было принять за яванского или индийского идола. Лоб стал чрезмерно высоким, нос, как длинная ветка дерева, свисал мне на грудь, уши покоились на плечах и в довершение всех бед я был цвета индиго – как синий бог Шива»[40].

В 90-е годы XIX века европейцы начали пробовать мескаль и пейот, которые прежде употреблялись только в религиозных обрядах некоторых индейских племен[41].

Поступив в Оксфорд, я получил чудесную возможность бродить по залам Редклиффской научной библиотеки, где и прочитал первые опубликованные сообщения о действии мескаля, включая статьи Хэвлока Эллиса и Сайласа Уэйра Митчелла. Я был просто очарован суховатым тоном Уэйра Митчелла и его бесстрастностью, с какой он описывал прием неизвестных веществ с неизвестно каким эффектом.

В статье, опубликованной в «Британском медицинском журнале» в 1896 году, Митчелл писал о том, как принял приличную дозу экстракта, приготовленного из почек мескаля, а затем принял еще четыре такие дозы. Несмотря на то что лицо его сильно покраснело, зрачки расширились «и я понял, что стал очень болтлив и при этом начал невпопад употреблять слова, я все же отправился на вызовы к своим пациентам». Окончив работу, Митчелл заперся в темной комнате и, закрыв глаза, два часа наслаждался изумительными картинами с яркими цветовыми эффектами:

«Перед моим взором плавали тончайшие пленки, окрашенные в нежно-розовые и нейтральные пурпурные тона. Эти пленки появлялись и исчезали – то в одном месте, то в другом. Потом передо мной пронеслось множество ослепительно белых точек – словно бесчисленные Млечные Пути слились в одну могучую реку. Через минуту эта лавина пронеслась, и поле зрения вновь потемнело, но ненадолго. Я увидел яркие зигзагообразные линии, подобные тем, что можно наблюдать в аурах больных мигренью. Эти линии совершали стремительные мелкие движения. Потом откуда-то снизу начал расти каменный столб, вскоре достигший гигантской высоты и превратившийся в готическую башню изящной архитектуры. Пока я изумленно разглядывал угловатую конструкцию с фигурными свесами, камни, из которых состояла башня и швы между ними, постепенно покрывались гроздьями других, неотесанных, камней, которые стали больше похожими на невиданные прозрачные фрукты. Они были зелеными, пурпурными, красными и оранжевыми… Все это было озарено внутренним светом, и я просто не в состоянии даже отчасти передать словами невероятную мощь и чистоту этого свечения. Все цвета, которые я видел до сих пор, меркнут перед светом, излучаемым этими плодами».

Митчелл не мог влиять на свои галлюцинации, они появлялись и исчезали, подчиняясь своей собственной логике и порядку.

Так же как знакомство европейской публики с гашишем привело к всплеску моды на этот наркотик, первое описание эффектов мескаля, данное Митчеллом и другими в 90-е годы XIX века, и появление на рынке синтетического мескалина привели к всплеску другой моды – моды на мескаль, суливший ощущения не только более богатые, насыщенные, длительные и связные, чем те, которыми одаривал гашиш, но и ощущение переноса в иную реальность, реальность неземной красоты и величия.

В отличие от Митчелла, который сосредоточился на цветных геометрических галлюцинациях и сравнивал их с галлюцинациями мигренозной ауры, Олдос Хаксли, писавший о мескалине в 50-е годы двадцатого столетия, обратил особое внимание на искажения зримого пространства, на его насыщенность светом, божественной красотой и великой значимостью. Хаксли сравнил эти галлюцинации с видениями великих пророков и художников, но также и со зрительными галлюцинациями, возникающими при психозах у некоторых шизофреников. Гений и безумие, намекал Хаксли, связаны с крайними изменениями состояния сознания. Эта мысль мало отличалась от мыслей, высказанных Де Квинси, Кольриджем, Бодлером и Эдгаром По, мыслей, основанных на их личном опыте знакомства с опиумом и гашишем (это мнение было подробно изложено Жаком Жозефом Моро в его книге «Гашиш и душевные болезни»). Я читал книги Хаксли «Двери восприятия» и «Рай и ад» в 50-е годы, сразу после их выхода в свет, и особое впечатление на меня произвели высказывания Хаксли о «географии» воображения и о его конечном царстве – царстве «антиподов разума»[42].

Приблизительно в то же самое время я натолкнулся на пару книг, написанных в 20-е годы XX века физиологом и психологом Генрихом Клювером. В первой книге – «Мескаль» – он приводит обзор литературы об эффектах мескаля и описывает свой собственный опыт его употребления. Закрыв глаза, как Уэйр Митчелл, Клювер тоже видел сложные геометрические рисунки:

«Прозрачные восточные ковры, правда, неестественно маленькие… филигранные сферические предметы, похожие на радиолярии… узор обоев… кружева, концентрические круги и квадраты… архитектурные элементы – контрфорсы, розетки, растительные орнаменты, лепные украшения».

Клювер считал эти галлюцинации результатом аномальной активации зрительной системы и подметил, что такие же галлюцинации могут появляться при целом ряде патологических состояний – при мигрени, сенсорной депривации, гипогликемии, высокой температуре, делирии, а также в гипнагогических и гипнопомпических состояниях (состояниях, возникающих иногда непосредственно перед засыпанием или сразу после пробуждения). В книге «Механизмы возникновения галлюцинаций» Клювер говорил о склонности зрительной системы головного мозга к «геометризации». Все геометрические галлюцинации он считал перестановками четырех фундаментальных «инвариантов форм» (таковыми инвариантами он считал решетку, спираль, кружево и туннель). Клювер предположил, что такое постоянство форм может многое сказать об организации и функциональной архитектонике зрительной коры, но это было единственное, что можно было предположить в 20-е годы.

Надо сказать, что оба эти подхода – возвышенный «мистический» подход Хаксли и «приземленный» физиологический подход Клювера – представляются слишком узкими: ни один из них не дал возможности обосновать всю широту спектра эффектов мескалина. Это стало ясно в конце 50-х годов, когда широкодоступным стал ЛСД, а также гриб псилоцибин и некоторые виды вьюнковых растений (в обоих источниках содержатся вещества, подобные ЛСД). Наступила новая эра галлюциногенов, названных на этот раз психоделиками.