Алексей Фалеев - АнтиМалахов. Система оздоровления: "За?", "Против?" Страница 19

Мсье Шалон был старше и тоже с больным желудком. Слабовольный, менее грубый, но еще более порочный. Мадам Шалон решила, что ее второй муж должен умереть так же, как и первый.

Сведения полиции совпадали с рассказом мадам Шалон.

На вопрос инспектора, каким образом она убивала своих мужей, мадам Шалон ответила: «Вы знакомы, например, с такими блюдами, как «индейка фри с каштанами», «омлет сюрприз по-неаполитански», «дичь де-воляй по-индийски», «баклажаны по-турецки»?

Метод мадам Шалон был таков — для избавления от своих мужей она использовала эти блюда и еще сотни других.

И в каждое вкладывала немного… своего искусства и ничего больше. А надо сказать, что отец мадам Шалон, Жан-Мари Виллеро, главный повар знаменитого парижского ресторана, великолепный ученик несравненного Эскофье, говорил, что если не считать мелких погрешностей в тушении мяса, он не постыдился бы назвать свою дочь равной себе.

И мужья мадам Шалон не могли устоять. Три, четыре раза в день она готовила им жирнейшие из жирных блюд, неотразимо разнообразные. Она заставляла их объедаться и пить прорву вина. Ей было удивительно, как с их непомерным аппетитом, находясь на таком питании, они столько прожили — каждый по два года!

Обильная еда вскармливает видимость любви. И она не мешала этим мужчинам иметь по нескольку подружек. И вот они умерли — первый в 57 лет, второй в 65.

Инспектор Мирон выслушал признание мадам Шалон, и его решение было неожиданным:

«Вы поедите со мной в Ниццу сегодня вечером, мадам Шалон, но не в полицию, а в казино. Пить шампанское и случать музыку».

Инспектор коротко рассказал о себе. Он холостяк. Ему 44, он неплохо выглядит, у него есть кой-какие сбережения. И он не прочь умереть…

Мадам Шалон оценивающе осмотрела инспектора и решила: «Диета, если не слишком строго ее придерживаться, не такая уж большая беда. Не хотите поцеловать мою руку, инспектор Мирон?»

На этой интригующей ноте рассказ заканчивается, мне же хочется повторить вслед за мадам Шалон, что «диета, если не слишком строго ее придерживаться, не такая уж большая беда».

Под словом «диета» — здесь подразумеваются отсутствие переедания.

Этот рассказ позволяет проиллюстрировать мысль о том, что культ сытости — это многоразовые, ежедневные переедания. Это оружие, направленное человеком на самого себя. Теперь становится понятным, почему в древней Спарте «поваров, посмевших приготовить вкусную пищу, сбрасывали со скалы».

Поддаваясь страсти набить полный желудок вкусной и разнообразной едой, человек сам себя убивает.

Единственный выход в этой ситуации — научиться управлять своими желаниями, преодолеть страсть к перееданию. А это не мыслимо без освоения некоторых элементов аскетики. Потому что аскетика — это и есть искусство бороться со страстями. Аскетика — это умение переключить доминанту страсти на другие, более приятные и полезные вещи.

В заключение этого раздела хочу еще раз высказать мысль о важности правильного мировоззрения.

Мы, как правило, сильно не дооцениваем влияние мировоззрения на наше здоровье и тело.

Казалось бы, какая разница, во что мы верим или не верим?

Все равно, чтобы быть здоровым надо правильно питаться и заниматься физкультурой. Тогда и здоровье, и тело будут в порядке. Кажется, при чем здесь мировоззрение?

Однако все не так просто.

И я хочу это продемонстрировать на реальной истории целого народа — Древней Греции.

Верования древних греков были достаточно пессимистичными. Как видно по поэмам Гомера, ничего хорошего человека не ожидает от жизни за гробом. Олимп — доля богов, Для людей — Аид. Одиссей, проникнув в Аид, видит безрадостную картину, «где мертвые только тени отшедших, лишенные чувства, безжизненно реют».

По верованиям греков, олимпийские боги заняты разборками между собой и поэтому в целом глубоко безразличны к людям.

Зевс же определяет жизни людей посредством слепого жребия. Этот жребий, который не имеет ничего общего со справедливостью. Поэтому даже героям «Илиады» их подвиги и героизм не приносит счастья. Над всем один властелин — Зевс. Как хочет, так и вершит.

Но проблема воздаяния за грехи все-таки есть и греков. По их верованиям за грехи отцов будут расплачиваться дети.

Именно это ощущение неразрывной связи поколений и дает грекам ту надежду на будущее, ради которого и стоит поступать по совести, по закону. «Доля завидная пасть в передних рядах ополчения, Родину-мать от врагов оберегая в бою» — пишет спартанский поэт Тиртей.

Т.е. греки не боятся смерти, у них нет жажды личного бессмертия, но есть вечность жизни, существующая через смену поколений. А жизнь надо прожить так, чтобы и самому были приятно, и подвиг какой-нибудь совершить. Поэтому в целом, Грецию раздирали постоянные междуусобные войны.

Но дипломаты того времени нашли выход из положения. Ифит — царь Элиды, небольшого греческого государства, на территории которого находится Олимпия, добился того, что его государство было признано нейтральным.

Отныне на территории этого государства, учреждаются «атлетические Игры, которые будут проходить в Олимпии каждые четыре года». Это произошло в 884 году до н. э.

Так в Греции установился обычай, по которому начиная с IX века до н. э раз в четыре года в разгар междуусобных войн все откладывали оружие в сторону и отправлялись в Олимпию, чтобы восхищаться гармонично развитыми атлетами и славить богов.

Олимпийские игры стали событием общенациональным, объединившим всю Грецию. Кроме того победы атлетов приравнивались к подвигу, а это существенно способствовало распространению культуры тела и здорового образа жизни.

Но в IV веке до н. э. греческий философ Пифагор начал проповедовать идею реинкарнации — идею переселения душ. Он заявил, что «душа совершает круг неизбежности, чредою облекаясь то в одну, то в другую жизнь».

Это проповедь нового мировоззрения в итоге погубило всю античную культуру, включая культуру тела.

Да, несомненные плюсы это учение несло. Теперь вместо гомеровского пессимистического Аида, ожидающего всех людей в загробной жизни, появился оптимизм возродиться в будущем, в новом теле.

Но философы того времени сразу увидели и минусы.

Многие из нас слышали знаменитую фразу Гераклита: «Многознание уму не научает», но на самом деле эта фраза звучала так: «Многознание уму не научает, а не то оно научило бы Гесиода и Пифагора».

Несмотря на то, что сам Пифагор развивал учение о «душе», как о гармонии тела, но, тем не менее, из его идеи о переселении душ с неизбежностью следовал вывод о том, что тело — это лишь временное пристанище для души и заботиться о нем в целом бессмысленно. И очень скоро именно этот вывод, сделанный его последователями, затмил все рассуждения самого Пифагора.

Постепенно эта мысль трансформировалась греками в идею о том, что «тело — это тюрьма для души». В теле душа отбывает наказание за ранее совершенные преступления.

Так вместе с оптимизмом будущего возрождения после смерти в новом теле, греки приняли и утверждение «тело — это тюрьма для души».

Это учение привело к появлению страха перед телом, к отвращению к телу.

Утверждение «тело — тюрьма для души» и разрушило все античное миросозерцание.

Для греков это было очень убедительное выражение, поскольку тело — это «сома», а тюрьма, могильный знак — «сема». Это даже звучит похоже: сома-сема; тело— могила.

Отныне, каждый благовоспитанный греческий философ — это тот, кто стыдится своего тела; тот, чья душа жаждет оторваться от тела побыстрее.

«Плотин, философ нашего времени, казалось всегда испытывал стыд от того, что жил в телесном облике» — пишет современник Плотина (III век н. э.) в своих воспоминаниях.

После IV века до н. э., после проповеди Пифагора, постепенно, поколение за поколением, с точки зрения обычного греческого философа, тело становится отбросом.

Да, человек и человечество глубоко больно, говорят они, но лечить тело не надо, надо лечить лучшую часть человека — душу.

Тело не надо лечить потому, что оно само по себе — болезнь и от этой болезни душа должна избавиться путем ампутации, избавления от тела. Тело — это могила, а могилу не лечат, от нее мечтают убежать.

Философы и поэты начинают называть тело «болезнью», «смертью», «роком», «бременем», «неволей», «тюрьмой», «пыткой» для души. Начинают с брезгливостью говорить о реальности пола и зачатия, и даже о факте самого дыхания.

Да, они ненавидят тело, но они не идут в пустыню и не предаются аскезе, потому что никакими постами даже и не надеются очистить свою плоть.

Итак, мы видим странный факт — идея переселения душ, принятая как основа мировоззрения ведет к страшному итогу: к ненависти своего тела и к желанию побыстрее от него избавиться.