Алексей Овчинников - Главный детский доктор. Г. Н. Сперанскому посвящается… Страница 19

Очень многие педиатры старшего поколения помнят знаменитые пятничные обходы и конференции в детской больнице имени Дзержинского, еженедельно проводимые Сперанским с 1947 года. Даже мне, имевшему к педиатрии лишь косвенное отношение (напоминаю, первую половину своей врачебной жизни я работал детским хирургом), удалось в конце шестидесятых годов несколько раз побывать на этих конференциях. Помню, меня поразило большое количество врачей, собиравшихся в относительно небольшой аудитории кафедры ЦИУ. Удивительным было и то, что даже маленькие дети не плакали, когда дед прикасался к ним своими руками. Руки у него всегда были очень тёплыми. Кроме того, от всего его облика с белыми пушистыми усами и бородкой клинышком, от его доброй улыбки исходил какой-то удивительный магнетизм, который хорошо чувствовали дети и животные. Иногда он давал маленькому пациенту поиграть своим стетоскопом, «трубочкой», которую он сам выточил на токарном станке у себя на даче и которой пользовался всю жизнь. Разговаривал дед медленно, как бы рассуждая вслух, и в то же время старался быстрее закончить осмотр больного ребенка, следя за тем, чтобы он, раздетый, не замерз. Не могу удержаться, чтобы не подтвердить свои воспоминания словами О. А. Чумаевской: «Особенной популярностью пользовались «большие» обходы Г. Н. Сперанского по пятницам, на которых присутствовало много врачей. Раздумывая над судьбой лежащего перед ним младенца, не спеша, он высказывал свои предположения, убеждения, взгляды, как широкого теоретического плана, так и конкретного, применительно к данному случаю. «Внешне движения рук педиатра кажутся грубыми, но в них заложен некий самоконтроль, не позволяющий причинить ребёнку неприятное ощущение», – не раз говорил он. И действительно, во время его осмотра дети не плакали. Осторожно и ласково Г. Н. ощупывал своими сильными теплыми руками слабое тельце, стараясь быстрее закончить процедуру осмотра, избегая сам и удерживая своих помощников от лишних прикосновений. С более старшими детьми у Г. Н. Сперанского сразу устанавливался контакт, хотя он не допускал сентиментальности, заигрывания, обмана. В его действиях чувствовалось огромное уважение к личности ребенка».

Как ни противился этому дед, но много сил приходилось ему отдавать и общественной работе, не имевшей прямого отношения к медицине. Так, с 1939 по 1950 годы он многократно избирался депутатом Моссовета, что отнимало время от его и без того невероятно перегруженной жизни. Мне кажется, дед вообще старался быть как можно дальше от политики, но это удавалось ему с трудом. Бесконечные торжественные заседания в обеих академиях, институте педиатрии и ЦИУ, посвященные годовщинам Октябрьской революции, юбилеям вождей, официальным советским праздникам, дням медика, международным женским дням и т. д. и т. п. – как можно было академику, директору института и заведующему кафедрой не принимать в них участия, не сидеть в президиумах, а порой и не быть председателем на этих собраниях? Но Сперанский и здесь оставался предельно честным перед своей совестью, никогда не кривил душой и не занимался славословием сильных мира сего. Георгий Несторович представлял собой редкое исключение из правил советского времени: он достиг всех возможных высот в своей профессиональной деятельности, не будучи членом партии. Предлагали ли ему «вступить в ряды»? Точно не знаю. Думаю, что в начале его работы директором института – неоднократно. Но он смог устоять и остаться самим собой.

Не всегда жизнь деда была безоблачной. Я уже рассказывал об аресте его старшего брата в страшные 30-е годы, когда он, рискуя своей свободой, а может быть и жизнью, сделал всё, чтобы спасти Михаила Несторовича, в невиновности которого он не сомневался. Другая чрезвычайно опасная для деда ситуация возникла в 1952 году во время громкого процесса так называемых «врачей-убийц», последнего из благодеяний «вождя народов». Сперанский, единственный, выступил на общем собрании Академии медицинских наук в защиту профессора В. Н. Виноградова, которого он хорошо знал и с которым вместе учился в университете. После этого выступления какой-то «доброжелатель» позвонил моей бабушке и сказал, что Георгий Несторович, скорее всего, домой не вернется и чтобы она собрала ему вещи. Бабка, будучи женщиной решительной, набрала телефон жены Берия, внуков которого дед постоянно лечил, и сказала ей, что Сперанского могут арестовать. Судя по всему, звонок подействовал: и у «великих мира сего» есть дети, которым нужен хороший детский врач. Дед вернулся домой. Но об этом он сам никогда не рассказывал. Вообще о политике и о советской власти дед ни с кем из своих детей не разговаривал. Думаю, что он всё прекрасно знал и понимал, но берег наши детские и юношеские души, считая, что рано или поздно мы сами во всем разберемся. Только один раз, задав ему вопрос, почему люди так безжалостно вытаптывают траву на бульваре, моя жена услышала от него ответ: «Что же ты хочешь, если людей много лет учили сначала всё разрушить до основания, а потом… Так не бывает. Нужна преемственность поколений».

Мне, когда я уже стал врачом, он не раз говорил, что нельзя работать ради карьеры и вознаграждения. В этом он был человеком старого поколения, ушедшего, к сожалению, в невозвратное прошлое. Будучи всегда неутомимым тружеником, дед не любил карьеристов. «Честная работа – это главное, а благодарность придет сама собой» – этот принцип был положен в основу его жизни и ему он следовал неукоснительно, стараясь передать его и своим детям, и внукам. Он очень не любил ни о чем никого просить. Могу представить себе, как дорого далось ему то письмо Сталину с просьбой о реабилитации его брата, о котором я написал выше.

В то же время к деду постоянно обращались различные люди с самыми разнообразными просьбами. Конечно, большая часть из них относилась к медицинской помощи детям. Но были просьбы и другого характера. Я приведу в качестве примера одно из сотен писем, которые Сперанскому ежемесячно приходили по почте домой и на работу (знаки препинания и орфография – его автора). «Уважаемый Георгий Нестерович. Я читал Ваш рассказ в газете, и вот решил написать Вам письмо. Знаете, у меня к Вам большая просьба. Понимаете я маленький ростом, а мне очень хочется вырасти хоть сантиметров на 8–10. У меня друзья большие и мне с ними даже неудобно ходить. Даже девушка которую я люблю и она немного выше меня. Может Вы мне поможете в этом. Я буду очень благодарен. Мне девятнадцать лет. Может у Вас чего нибудь есть чтоб вырасти. Напишите мне. Я Вас очень прошу. И если сможете, то помогите пожалуйста. Я думаю что Вы сможете. Вы же Академик. Я Вас очень прошу, помогите мне». Дед ни одного письма не оставлял без ответа и никогда не смеялся над подчас очень странными и наивными вопросами из этих писем. Я помню его постоянно сидящим по вечерам за столом в своем кабинете в нашей московской квартире или за маленьким столиком рядом с кроватью в его домике-мастерской на даче (старый большой дом к тому времени уже был продан) и правящим огрызком карандаша научные рукописи или пишущим ответы на письма.

Были и благодарственные письма. Их тоже было много. Вот одно из них, достаточно типичное. «Глубокоуважаемый Георгий Несторович! Я заранее прошу прощения за то, что осмеливаюсь беспокоить Вас. Двадцать девять лет тому назад к Вам привезли из г. Запорожье девочку 7 лет. Девочка перенесла скарлатину, после чего появились приступы эпилептиформного характера и типа petit mal. Девочку консультировали профессора Сепп, Кожевников, Гринштейн. Все настаивали на изоляции её от школы и т. п., предрекая печальный конец. И только Вы сказали матери: «Езжайте домой, голубушка, дайте ей жить и учиться, как всем. Она будет расти и всё пройдёт». Эти слова мать помнила всю жизнь и часто говорила их дочери. Девочка кончила школу «на отлично». Всё реже бывали приступы. Конечно, она выбрала себе профессию детского врача! Для неё это было самое главное. Вот уже 14 лет я заведую отделением детской больницы в г. Омске. У меня двое хороших детей. Изредка, лишь при усталости, появляются какие-то остановки на доли секунды. Как же я была взволнована, когда получила путёвку к Вам в институт. И как я счастлива, что, как и 29 лет назад, вижу Вас жизнерадостным, полным сил и бодрости. Я прошу Вас, если это только можно, предоставить мне возможность лично поговорить с Вами. Я знаю, как Вы заняты, но может быть, это всё же возможно. Я поступила в аспирантскую группу, весной буду сдавать кандидатские экзамены. Нужно уже брать тему для диссертации. Материал накопился колоссальный. Но я – практический врач и у меня, конечно, нет руководителя и мне не с кем посоветоваться. И уж если судьба вновь привела меня к Вам, я вновь прошу Вас о консультации. Если это осуществимо – скажите об этом старшей сестре кафедры Клавдии Романовне. Если – нет, промолчите в ответ. Мне не хочется это афишировать. С глубочайшим уважением и почтением, Раппопорт Э. М.». И дед, конечно, не промолчал и оказал своей бывшей пациентке всевозможную помощь в её проблемах.