В молекуле от безумия. Истории о том, как ломается мозг - Сара Мэннинг Пескин Страница 19

Как и все остальные нейромедиаторы, глицин работает, прикрепляясь к молекулам-рецепторам на внешней стороне клеток. Именно на этой решающей стадии, стадии распознавания, произошел сбой в организме Майка Беллоуза.

В 2016 году на протяжении нескольких месяцев тело Майка сводили такие судороги, как будто он заразился столбняком или отравился стрихнином[92]. Конвульсии были настолько сильными, что приходилось привязывать его запястья и лодыжки к больничной кровати, чтобы он не свалился на пол. Его лицо искажали гримасы мучительной боли, пугавшие родных. Опасаясь, что спазмы перекроют дыхательные пути, врачи вставили ему в горло дыхательную трубку.

Когда Грег Маккарти увидел, что происходит с Майком, он предположил, что его иммунная система вырабатывает антитела, которые блокируют глициновые рецепторы. Чтобы это доказать, Маккарти надо было убедиться в наличии проблемных антител в спинномозговой жидкости Майка. Поэтому одним февральским днем Майку ввели наркоз и перевернули на бок. Врач достал из упаковки 15-сантиметровую металлическую иглу с косым срезом на конце и проткнул ей кожу в нижней части спины Майка. Острие иглы проходило одну связку за другой, пока не дошло до жидкости, омывающей спинной мозг. Пробирку с несколькими миллиметрами этой прозрачной жидкости доставили в лабораторию Маккарти на другом конце медицинского комплекса. Пипетки, чашки Петри – и доктор Маккарти обнаружил именно то, что ожидал: антитела, прилепившиеся к рецепторам глицина.

После полугода мучений, пройдя несчетное количество врачей и сдав сотни анализов, Майк наконец получил объяснимый диагноз. Его же собственное тело атаковало нервную систему. Он потерял чувствительность к воздействию критически важного нейромедиатора.

Майку, как и Лорен Кейн, прописали стероиды для подавления иммунной системы. Врачи отфильтровали его кровь от антител. Ему назначили лекарство, уничтожающее клетки, которые изначально создали эти антитела. У Майка, в отличие от Лорен, не было скрытого рака, поэтому невозможно было устранить первопричину его болезни хирургическим путем. Никто не знал, почему его организм начал вырабатывать вредоносные антитела. В настоящее время по всему миру проводятся исследования этого заболевания, но мы до сих пор не знаем, что именно его запускает.

Уже через неделю лечения Майк пошел на поправку. Судороги прекратились. В голове начало проясняться. «Что бы ни случилось, я не перестану тебя любить», – написал он как-то черным маркером на белой дощечке и показал эти слова Эми.

Через несколько дней он вернул себе контроль над легкими – врачи переделали его дыхательную трубку таким образом, чтобы он снова мог разговаривать. «Эми, это Майк, – отправил он голосовое сообщение. – Я могу говорить. Позвони мне на этот номер».

Скоро врачи совсем убрали дыхательную трубку. Впервые за несколько месяцев Майк говорил сам. Его челюсти и пищевод расслабились настолько, что он смог самостоятельно есть. Он сам вставал с постели и заново научился чистить зубы. Он практиковался в произнесении разных звуков: «ма-та-га» или «па-ла-ка», задействуя губы, зубы и горло, чтобы четко артикулировать каждый слог. Через несколько недель его перевели в реабилитационный центр, где он провел еще какое-то время, занимаясь со специалистами по лечебной физкультуре, по восстановлению бытовых и социальных навыков и по исправлению речевых дефектов, после чего перебрался в комнату на первом этаже в доме Эми.

Майк снова стал планировать, как сделает Эми предложение. Машину он еще водить не мог, поэтому пешком доковылял до того ювелирного магазина, где покупал кольцо несколько месяцев назад, перед поездкой на Теркс и Кайкос. Посчитав старое кольцо несчастливым, он вернул его в магазин и купил новое. В скромных декорациях кухни Эми он с трудом опустился на одно колено. «Я люблю тебя со школы, – сказал он. – Ты выйдешь за меня?»

Глава 6

Смертельный смех

Заболевание, поразившее Майка Беллоуза, возникло из-за антител, которые не должны были вырабатываться в сколько-нибудь существенном количестве. Эти белки представляли опасность с момента их образования. И тот факт, что их стало так много, сам по себе говорил о сбое в иммунной системе Майка.

Однако человеческий организм знает еще один способ использовать молекулы белка во вред мозгу. Вместо того чтобы вырабатывать белок, вредный от природы, он может сделать нормальный белок агрессивным. Проблема в этом случае состоит не в создании опасных белков, а в вооружении тех, которые присутствуют в нашем теле даже при обычных обстоятельствах.

История этих союзников, превратившихся в убийц, начинается с одной странной, сейчас уже исчезнувшей болезни под названием куру. Куру изменила наше понимание болезни Альцгеймера, болезни Паркинсона и ряда других распространенных нейродегенеративных заболеваний. Исследователи этой болезни получили две Нобелевские премии и международное признание. Но история куру берет свое начало в отдаленных горных районах Папуа – Новой Гвинеи, среди племен, практически не покидавших своей родины.

Папуа – Новая Гвинея занимает восточную часть большого острова, по очертаниям похожего на птицу, чей клюв обращен к Индонезии, а ноги – к Австралии. Это один из самых глухих уголков мира, где в жизни все еще присутствуют колдовство и магия, а разногласия между соседями выливаются в межплеменные войны. Вдоль всего острова с востока на запад, словно позвоночник, тянется высокий горный хребет. Именно здесь, среди остроконечных вершин и долин, покрытых буйной растительностью, ничего не подозревающий инспектор общественного здравоохранения Винсент Зигас впервые столкнулся с куру.

В 1950 году Зигас вылетел в Папуа – Новую Гвинею на маленьком самолете, который болтало вверх-вниз при каждом порыве ветра. Мотор ревел. Зигас, сидевший на перепачканном машинным маслом мешке, взволнованно разглядывал то, что его окружало: запчасти для трактора, канистры с керосином и три овцы – будущий источник шерсти и молока. Помимо пилота, который собирался задержаться в пункте назначения только для дозаправки, он был в этом самолете единственным человеком.

Переезда в Папуа – Новую Гвинею Зигас ждал с нетерпением[93]. Он родился в Эстонии, получил образование в разных европейских странах, в последнее время жил в Германии, но не хотел оставаться там в условиях холодной войны. Он подал заявление в австралийскую систему здравоохранения, прошел короткое обучение и теперь направлялся к назначенному ему месту работы. Когда самолет заходил на посадку, Зигас ощутил прилив радости от возможности пожить на лоне природы, среди людей, не охваченных духом потребительства.

Так накануне своего 30-летия Зигас поселился в ветхом домишке и начал вести прием пациентов в местной больнице. Больница была совсем захудалой. За долгие годы тропическая грязь наросла поверх трещин в стене, и здание стало похоже на живой организм. Сотрудники больницы имели лишь минимальное медицинское образование. Часто вместо диагноза указывались симптомы. В немногих хранившихся там записях можно было встретить, например, такие заключения, как «боль в животе» или «жар».

Зигасу говорили, что ему предстоит работать просто врачом-терапевтом, но вскоре он был вынужден стать еще и хирургом, поскольку больше никто в этой местности не мог оперировать. Первые неудачные операции преследовали его потом в кошмарных снах. Однажды поступила женщина, у которой кишечная петля на протяжении пяти дней была пережата грыжей. Зигас попытался удалить защемленные ткани, но инфекция уже проникла в брюшную полость, и пациентка умерла в мучениях на следующий день. В другой раз из деревни принесли пятилетнего мальчика, у которого была обожжена большая часть тела. Зигас тут же перенес стонущего ребенка в операционную, где срезал обугленную плоть и обильно смочил поверхность тела лекарственными растворами. Когда у мальчика остановилось сердце, Зигас пытался снова запустить его, надавливая на маленькую грудную клетку, но так и не смог.

Постепенно Зигас стал неплохо справляться с распространенными в округе болезнями. Он научился лечить раны, нанесенные дикими кабанами, которые, хотя и почитались местными жителями, были не прочь насадить их на клыки. Он мог удалять зубы и сращивать кости, если кто-то получал травму в огороде или на охоте. Он начал использовать весьма экономную практику очищения ран личинками, увидев,