Поль Крюи - Стоит ли им жить? Страница 21

Если обеспечить покой больному легкому, равно, как и самому владельцу или владелице этого легкого, то большинство случаев туберкулеза поддается излечению.

Если взять такое легкое в лубки, поджать его, приостановить или максимально сократить его дыхательную функцию, то каверны во многих, пожалуй в большинстве случаев запущенной чахотки закрываются и заживают.

Пренебрежение к этим фактам, столь важным и многообещающим, является черной страницей в истории американской медицины, и теперь еще приходится наблюдать, как огромное большинство чахоточных умирает, не имея возможности воспользоваться этим новым способом лечения легкого — покоем. Вот почему туберкулез теперь становится предметом не одной только науки и врачебного искусства, а коллективной, общественной борьбы со смертью.

Можно быть вполне уверенным, что если наш народ, если массы американцев узнают, что есть реальные шансы на спасение жизни их близких или их собственной, они, не задумываясь, грозно поставят вопрос:

— Почему наши доктора нас не спасают?

Сорок лет прошло с тех пор, как итальянец Карло Форланини впервые стал вдувать воздух тяжелым чахоточным больным, создавая как бы воздушную подушку между их легкими и стенками грудной клетки. Этим способом Форланини сдавливал больные легкие, давал им отдых, останавливал дыхательные движения и таким образом сжимал те страшные смертельные полости, каверны, которые после этого начинали подживать…

И ни один ТБ-микроб не мог уже вырваться из этих полостей, выбраться наружу и сеять смерть среди других людей.

Но если сдавить легкое, то как же без него дышать? А это просто. Дело в том, что природа, наделив нас легкими, была очень щедра в отношении их размеров. Пятой части одного легкого человеку вполне достаточно, чтобы дышать и жить! Иначе, разумеется, это лечение сжатием, заключением больного легкого, а иногда даже обоих легких, в лубки, было бы невозможно. Но тут обнаружилось весьма прискорбное обстоятельство: нашлось много чахоточных, которым нельзя сделать этого спасительного вдувания воздуха. Их легкие не хотели сжиматься, потому что были крепко привязаны спайками к стенкам грудной клетки. Но и для этих несчастных вскоре засияла надежда. Немецкие хирурги придумали страшную операцию. Исходя из того, что нужно любою ценой сдавить и закрыть смертельные каверны в легких, они стали вырезывать ребра у этих безнадежных, обреченных на смерть людей. Они удаляли все, без исключения, ребра на той стороне грудной клетки, которая была больше поражена. Смертность от этих ужасных операций могла бы остановить кого угодно, только не старого, отчаянного Людольфа Брауера, который упорно продолжал выламывать ребра из позвоночников и грудных костей у безнадежных чахоточных, и в результате многие из них остались живыми и излечились от неизлечимой чахотки.

Но, увы, оказалась еще одна категория больных, которые были слишком слабы, чтобы вынести эту героическую попытку спасения их жизни «обезребриванием». Однако вскоре и для этой, самой жалкой и обиженной, части чахоточных появилась надежда. Хирурги делали крошечный надрез на шее у такого больного. Они рассекали диафрагмальный нерв, который управляет ритмическим сокращением мускула-автомата грудобрюшной преграды. Это вызывало ее паралич, и она выпячивалась в грудную полость больного. Сжимала легкое. Давала возможность сдавленным кавернам закрыться и зарубцеваться.

Все это сложнейшее хирургическое искусство. Ни одна из операций не обеспечивает верного закрытия каверны; ни одна не дает полной гарантии; но каждая сама по себе, или в комбинации одна с другой или даже с двумя другими, дает в руки хирургов мощное оружие против проклятого ТБ-микроба…

И уже много лет назад один знаменитый доктор так выразился об этом лечении легкого покоем:

— Если вы хоть раз видели воскрешение Лазаря из мертвых, то вы этого уж никогда не забудете.

Оттого ли, что это требовало большой смелости и хирургической ловкости, оттого ли, что начало этому было положено в Европе, а наши доктора плохо знают иностранные языки, оттого ли, что легче уложить чахоточного в постель и ждать, пока он поправится, а может быть, по всем этим причинам, взятым вместе, — но только пятнадцать лет тому назад новый метод лечения получил некоторое признание в Америке. Даже в Детройте, еще шесть лет назад, многие тысячи больных погибали от того, что их легкие не были поджаты. А эти умирающие, расплевывая вокруг себя биллионы ТБ-микробов, в свою очередь, были причиной смерти новых десятков тысяч, и это скандальное положение существует и поныне в огромной части нашей страны. И вот, в Детройте эти отдельные попытки спасения людей стали перерастать в грандиозный, фанатически честолюбивый план — уберечь от белой смерти будущие миллионы людей, окончательно изгнать ТБ из города…

Детройтские борцы с ТБ, под предводительством хирурга Е. Дж. О’Бриена — или попросту Пат О’Бриена, — сразу заняли радикальную позицию. Это расходилось с общемировой практикой борьбы с туберкулезом. Почти всюду та или иная операция поджимания легких применялась только после того, как лечение постельным режимом оказывалось безрезультатным. Но детройтские борцы с ТБ развили своеобразную философию — и это было подлинно научным подходом к вопросу…

Если поджимание легкого спасает так много тяжелых больных, буквально изрешетенных белой смертью, то зачем ждать, пока они придут к этому печальному состоянию? Каждый лишний день, что живет чахоточный с открытыми кавернами, — он сеет смерть вокруг себя. Так почему бы не закрывать каверны в первой стадии ТБ?

Эта философия стала чем-то вроде навязчивой идеи у детройтских борцов с белой смертью.

Интересно посмотреть работу этой когорты ненавистников смерти в темном конференц-зале больницы Германа Кифера. Здесь присутствуют видные люди — представитель туберкулезного контроля, специалист-рентгенолог, грудной хирург, оперировавший, вероятно, больше чахоточных, чем любой хирург в мире, — и рядом с ними, в сугубо демократическом сообществе с этими лидерами, можно рассмотреть в полумраке белые фигуры молодых детройтских врачей, хирургов и даже интернов, у которых не успели еще обсохнуть чернила на дипломах. Но что больше всего поражает в этой конференции, — это то, что нет здесь человека-вожака, нет генералиссимуса, командующего этим взводом противников ТБ, которые собрались в затемненной комнате на бой со смертью.

Здесь они намечают лечение, предсказывают печальную или счастливую судьбу своим пациентам, не видя перед собой ни одного больного. Они решают вопросы о жизни и смерти. Но нет среди них главного доктора, который дал бы свое заключительное — да или нет. Решающую роль в этом ученом совете играет парад рентгеновских снимков. Только игра света и тени на скелетных портретах грудных клеток чахоточных, только темные пятна и «глазки», перемешанные со светлыми участками на рентгеновских пленках, диктаторски предопределяют их большие и малые решения.

В этой затемненной комнате вы не услышите горячих споров. Здесь нет несносного, напыщенного, шмелиного жужжания, которое свойственно большинству медицинских совещаний, — конечно, доктор, все это так, но я, видите ли, придерживаюсь того мнения, что и т. д… Дьявольская работа ТБ-микроба сама собой очевидна, ее можно очень просто рассмотреть на фильмах, сделанных с помощью магического глаза икс-лучей. Только это, и никакие другие соображения, определяет их единогласные решения.

В это утро я сидел там, объятый ужасом. Но это не был страх перед странной когортой докторов, лишенных своего «я». Это был ужас перед могуществом науки. Это было нечто сверхчеловеческое. Где еще, при какой другой болезни, можно было наблюдать такое тончайшее знание, такой точный неоспоримый подсчет шансов больного на жизнь или смерть? Как будто эти доктора сидели в самих грудных клетках пациентов. Это было нечто беспрецедентное.

Вот в темноте поднимается молодой врач и, держа в руке освещенный листок бумаги, читает историю болезни женщины, рентгеновский портрет которой находится на экране.

У нее нет никаких внешних симптомов туберкулеза. Но вот это темное пятнышко бесспорно говорит о начинающемся процессе в легком. Стадия — минимальная.

Молодой доктор указывает это место на снимке. Он рекомендует немедленную операцию на диафрагмальном нерве, чтобы парализовать диафрагму и поджать заболевшее легкое.

Голосование. Окэй. Принято.

Вот рентгеновская картина болезни человека, у которого каверны не закрылись от простой операции перерезки диафрагмального нерва. Взгляните на этот снимок. Здесь все понятно. Он ни о чем другом не говорит. Искусственный пневмоторакс — воздушная подушка между легкими и грудной стенкой — вот что в данном случае рекомендуется.