Б. Горобец - Медики шутят, пока молчит сирена Страница 21

В 1883 г. Робертом Кохом был открыт вибрион холеры, по форме напоминающий запятую. <…> 17 сентября Кох сообщил в Берлин из Александрии (Египет), что в содержимом кишечников 12 холерных больных и 10 умерших от холеры найден общий для этого заболевания микроб и выращена его культура. Изучив процесс холерной инфекции и значение снабжения питьевой водой для прекращения болезни, Кох вернулся на родину, где его ждала триумфальная встреча. Петтенкофер не отрицал, конечно, открытия Коха. Но он не верил в простую передачу инфекции. Он говорил: „Многие судят все больше по наблюдениям за холерной запятой в колбе, или же на стеклянной пластинке, или же в культурах, совершенно не заботясь о процессе эпидемиологического распространения“. <…> Наибольшее значение он придавал состоянию грунтовых вод. Кох не мог привести ни одного примера того, что открытый им микроб вызывает холеру у здорового животного, так как холера — болезнь людей, и опыты над животными подвели исследователя. Это было недостающим звеном в цепи доказательств. И тогда Петтенкофер решил сделать опыт на себе самом.

Опыт был проведен в большой тайне. Петтенкофер заказал в Берлинском институте здравоохранения культуру бацилл холеры, приготовленную на агаре. <…> В культуре находились мириады бацилл. „В одном кубическом сантиметре я, очевидно, принял миллиард этих микробов, во всяком случае намного больше, чем это бывает при прикосновении к губам немытыми пальцами“. Три дня спустя Петтенкофер заболел катаром кишок. <…> Но несмотря на это его самочувствие не ухудшилось, отсутствия аппетита не наблюдалось. Все это время Петтенкофер не принимал никаких лекарств. Конечно, он произвел бактериологические исследования фекалий. Анализ показал большое число холерных вибрионов. <…> Когда 14 октября кишечник успокоился и выделения вновь стали обычными, холерные микробы отмечались уже в незначительных количествах, а еще через два дня исчезли совсем. <…>

Кох предполагал позднее, что Петтенкоферу умышленно прислали старую ослабленную культуру, так как догадывались, что он собирается провести опыт на себе. Тем не менее это нисколько не уменьшает величия героического поступка Петтенкофера. <…> Он пережил свой героический эксперимент на несколько лет. В феврале 1901 г. Петтенкофер застрелился, преследуемый болезненным страхом перед грозящей дряхлостью».

Глязер. 1959. С. 6–17

Самопрививка чумы

«Защититься от чумы гораздо труднее, чем от холеры. При эпидемии холеры — главное — это гигиена, и поскольку возбудители холеры вообще передаются лишь через выделения больного, то тщательного мытья рук и дезинфекции выделений достаточно, чтобы даже в холерной больнице предотвратить любое заражение врачей и медицинского персонала. Другое дело — чума. Чтобы исключить вдыхание микробов чумы, нужны хорошие маски, не говоря уже о прочих средствах защиты. <…> Поэтому так высока смертность при всех эпидемиях чумы. <…> Первые прививки на себе врачи ставили по образцу оспенных, применяя ослабленные бактерии коровьей оспы (см. выше историю с Дженнером). Первый опыт на себе поставил английский военный врач А. Уайт, находившийся в 1798 г. вместе с войском Наполеона в Александрии, где во время ее осады началась эпидемия чумы. Уайт извлек гной из бубонной железы больной женщины, болевшей бубонной чумой, и втер себе в левое бедро. Назавтра он сделал надрез на правом предплечье и внес гной туда. На 8-й день Уайт заболел чумой и вскоре умер.

В том же году военный врач французской восточной армии Рене Дженет повторил опыт Уайта. Он внес содержимое гнойного нарыва в трещинку на коже, но затем тщательно промыл ее водой с мылом. Болезни не наступило.

30 лет спустя французский врач А. Бюлар, служивший в Египте, так записал свой опыт с чумой:

„15 мая 1834 г. в 9 часов утра я снял с себя в зале госпиталя для больных чумой верхнюю одежду, рубашку и фланелевое нижнее белье и надел, не принимая никаких мер предосторожности и защитных средств, рубашку мужчины, заболевшего тяжелой формой чумы. Эта рубашка была вся в крови, так как больному пустили кровь. В присутствии большинства свидетелей этого опыта я оставался целый день, чтобы все могли убедиться, что я не принимаю никаких защитных средств. <…> Я ходил в этой рубашке 48 часов, не чувствуя ни обычных симптомов, ни чего-либо другого, что могло бы перейти на меня с этой одежды. Все же два дня спустя на среднем пальце левой руки показалась маленькая опухоль, напоминающая фурункул“. <…>

Бюлар, кстати, предлагал Французской комиссии по борьбе с чумой проводить опыты на приговоренных к смерти. <…> Для того чтобы добиться их согласия, им предоставлялась возможность помилования. По инициативе Бюлара пяти приговоренным к смерти была привита чума. Лишь один из них умер, но по документам трудно установить, действительно ли он скончался от чумной прививки. В Каире люди становились жертвами многих эпидемий. Четыре других преступника остались живы.

27-летний врач из Южной Франции Антуан Клот <…> продолжил опыт, начатый Бюларом, надев ту же самую рубашку. <…> Но пошел еще дальше. Клот взял некоторое количество бактериальной флоры с рубашки, испачканной кровью и гноем, и сделал прививки в левое предплечье, правую сторону паха, всего в 6 мест. Ранки были перевязаны повязками с кровью больного чумой. <…> Он надрезал себе кожу, нанес на это место гной из карбункула больного чумой и наложил повязку с кровью больного. Далее он облачился в одежду заболевшего чумой. А когда тот умер, лег в его неубранную постель. Так он сделал все, чтобы заразить себя, но это ему не удалось.

Стремление успокоить трепетавшее перед чумой население привело к посещению лично Наполеоном госпиталя для чумных больных в Яффе, занятом им древнем городе на побережье Средиземного моря. <…>

Австрийский врач Алоис Розенфельд хотел провести научный эксперимент, найдя защиту от чумы на тракте: полость рта — желудок — кишечник. <…> Снадобье состояло из высушенных лимфатических желез и костного порошка, приготовленных из останков умерших от чумы. Существовало убеждение, что если подобное снадобье достаточно выдержано и высушено, то при приеме внутрь действует подобно защитной прививке. <…> Однако Венский медицинский факультет отнесся к этому средству скептически и даже отклонил его. Тогда Розенфельд отправился в Константинополь в греческий госпиталь Пера, 10 декабря 1816 года он заперся там с двадцатью больными. Врач отказался от всяких мер предосторожности. Когда Розенфельд увидел, что общение с зачумленными не приносит ему вреда, он решил усложнить эксперимент. 27 декабря врач натер несколько раз себе кожу на бедре и на руках гноем, взятым из чумных нарывов. Долгое время никаких следов заболевания не наблюдалось. Срок в 6 недель, отведенный им в соответствии с представлениями того времени для проведения опыта, почти истек, и он уже думал покинуть госпиталь. Но внезапно Розенфельд заболел бубонной чумой со всеми известными симптомами и умер 21 января 1817 года.

В настоящее время установлено, что между заражением и вспышкой болезни проходит лишь несколько суток, редко неделя. Но ни пребывание среди зачумленных, ни даже втирание гноя не принесли вреда Розенфельду: в течение пяти недель чума оставляла его в покое. Но на шестую неделю схватила, решив положить конец этой ужасной игре».

Глязер. 1959. С. 6–17

И еще вот такой «смелый опыт»

«Шаг вперед в культивировке гонококка был сделан доктором Эрнстом Вертгеймом, которому удалось получить чистую культуру на пластинках <в 1891 г.>. „Для верности доказательства того, — пишет Вертгейм, — что растущие на пластинках колонии, действительно, представляют собой колонии нейсерова гонококка, должно было сделать прививку на мочевой канал человека“. Вертгейм привил свои культуры четырем больным-паралитикам и одному идиоту, 32-летнему Ш. У идиота Ш. довольно сильное гноетечение замечалось еще по прошествии двух месяцев со времени прививки. Дальнейших опытов Вертгейм не делал „за недостатком в соответственном материале“».

Вересаев. 1985. С. 287

Глава 3

Медицинская революция химика Луи Пастера[19]

О, Пастер! Пастер никогда не сделает

ничего путного, при всех своих дарованиях.

Он берется за неразрешимые вопросы!

Пастер — химик-органик

По профессии Луи Пастер был химиком. Он решил немало важных научных и промышленных задач, касающихся механизмов и реакций брожения молочнокислого, уксусного, спиртового и подобных им процессов, тесно связанных с промышленностью пивоварения, виноделия, фабрикации уксуса. Наблюдательный ученый заметил и новые научные факты: например, брожение, вызываемое плесневым грибком в растворе, содержащем две стерео-симметричные кислоты, «правую» и «левую», уничтожает одну из них, а другую не трогает. В противоположность господствующему тогда воззрению немецкого химика Ю. Либиха на процесс спиртового брожения как на чисто химический, Пастер доказал, что это процесс биологический, идущий только в присутствии грибка (дрожжей).