Минас Багдыков - Лики прошлого Страница 21

Теперь это называется быть современным человеком, шагать в ногу со временем, двигаться к рыночным экономическим отношениям.

Жизнь хирурга постоянно в нервных перенапряжениях, стрессовых ситуациях. Не только в период получения знаний, умений и навыков, но буквально в течение всей жизни эта работа требует умственных, моральных, физических усилий, перегрузок, принятия бесконечных оптимальных решений и борьбы с возникающими нарушениями не только из-за нанесения больным травм, но и в борьбе с развитием самого патологического процесса заболевания.

Статистика — упрямая вещь, она указывает на то, что значительная часть хирургов не доживает до положенного им возраста, многие уже после сорокалетия получают профессиональные заболевания: выраженный атеросклероз, склероз, склероз головного мозга, варикозное расширение вен нижних конечностей, сердечно-сосудистую недостаточность, гипертоническую болезнь, неврастению, импотенцию, язвенную болезнь желудка, сахарный диабет и др.

Одни погибают, стоя у операционного стола, другие уходят из жизни с острым инфарктом миокарда, инсультом.

В 50–60-е годы в нашем городе работало много интересных, ярких врачей-практиков. Колоритной фигурой был Владимир Владимирович Лясковский — кандидат медицинских наук, доцент, в последующем заведующий хирургическим отделением скорой помощи, бессменный главный хирург города.

В молодые годы он много работал в институте скорой помощи г. Ростова-на-Дону над проблемой проникающих ранений грудной клетки и сердца. Защитив кандидатскую диссертацию, прошел всю войну в качестве главного хирурга армии, которая освобождала наш родной Ростов, а после победы долгие годы работал в качестве доцента, передавая свой опыт на кафедре госпитальной хирургии, где преподавал военно-полевую хирургию.

Ему был присущ академизм в разборе больных, идущих на операцию, и в подходе к диагностике, любовь к молодежи, бережное отношение к студентам.

Очень деликатно приглашал в кабинет начинающего хирурга, ассистирующего ему, и медленно, подробно диктовал ход операции, объясняя детали, давая пищу уму и ставя вопросы для размышления.

Говоря о шве печени, он вдруг спросил у меня, на каких тканях только один раз завязывается узел. Я не знал, он тут же пояснил, что ткань мозга один раз завязывается, но при этом пускается сразу двойной узел.

Комментируя плохо написанную историю болезни, мало информативную и требующую переписывания, защищал своего сотрудника, говоря, что он написал ее не выспавшись. Рассказывал при этом увлекательную и поучительную историю из его жизни: во время военных боевых действий за Ростов хирурги госпиталя не спали подряд несколько суток. Изнемогая от усталости и преодолевая сон, он работал сутками. Позволял, себе заснуть только в тот момент, когда одного бойца брали с операционного стола, а другого укладывали на его место… История проведенной операции диктовалась, а затем механически подписывалась им. После войны ему было поручено обрабатывать материал и послать в редакцию многотомного руководства «Опыта Великой Отечественной войны». Когда он стал исследовать продиктованный и подписанный на фронте им же материал, то ужаснулся — бред сумасшедшего, да и только. Бессонные ночи и дни, невозможность не только систематизировать, но даже прочитать надиктованное — сказались на бумаге — в историях болезни.

Хирурги видели в нем зрелого, многоопытного специалиста, их отца, который поругает в своем кабинете, скажет в деликатной форме все, что он о них думает, и отпустит с напутствием быть внимательным и продолжать честно делать свое нелегкое дело.

За время работы главным хирургом города практически не было возбуждено ни одного уголовного дела на хирургов. Суд над ними вершил он сам, этот нравственный суд всеми уважаемого человека был более сильным наказанием, чем суд законов и параграфов.

В руководимом им хирургическом отделении работали опытные специалисты, некоторые из них были признаны мастерами диагностики, другие — искусными хирургами. В ночное время вызывали его редко, но если этого требовало дело, он немедленно был рядом с хирургом, при этом доброжелательно, сочувственно, по-товарищески.

Время отложило отпечаток и на его внешнем виде, сделав полным, неповоротливым.

Шли обычные рабочие сутки скоропомощной больницы, когда под утро понадобилась его консультация и участие в сложной операции. Закончив ее, снимая в предоперационной халат, почувствовал себя плохо — боли в сердце, внезапная смерть.

С его уходом в хирургическом отделении обломился стержень. Старый коллектив стал распадаться, на смену пришло новое поколение, новые принципы взаимоотношений. При нем был неповторимый колорит доброжелательности, интеллигентности, преклонения перед авторитетом крупного профессионала, специалиста высокого ранга, было к кому прийти за советом и надежно себя чувствовать при сложных операциях, было с кем посоветоваться, ища выход из сложных диагностических лабиринтов, ушла надежность.

Легендарной личностью в нашем городе в 30–40-е годы был практический врач-хирург, заведующий отделением Центральной городской больницы Леон Соломонович Аствацатуров.

Что называется, от бога хирург широкого диапазона, блестяще владеющий всей палитрой хирургической техники и возможностей, уровень которого и для сегодняшних хирургов остается удивительным. Он оперировал с одинаковым блеском как на 4-м желудочке, производя трепанацию черепа, так и производя все виды резекции желудка, был блестящим, тонким хирургом-урологом. Глубокие знания патологии, дифференциальной диагностики, виртуозная техника оперативного вмешательства, сочетающаяся с изяществом в пополнении деталей операции, а также честность и принципиальность в решении не только профессиональных вопросов снискали к нему уважение и признательность у профессоров медицинского института, имевших мировую известность.

С его мнением считались патологоанатомы, такие, как профессор, основатель кафедры патологической анатомии Ростовского медицинского института И. Ф. Пожарийский и его ученик Ш. И. Криницкий. Они были истинными ценителями деятельности хирурга, как диагноста, врача, оператора и, наконец, человека.

Медицинская общественность, и хирурги в частности, были в замешательстве, когда узнали, что свою любимую жену профессор Ш. И. Криницкий попросил оперировать именно Л. С. Аствацатурова. К услугам его врачевания прибегали работники медицинского института, профессора, ассистенты, доценты и врачи города.

У этого самобытного выдающегося хирурга в пожилые годы сложилась нелегкая судьба. Все началась с задания, которое он получил персонально от секретаря обкома партии — помогать оставшимся в оккупации людям, нуждающимся во врачебной и хирургической помощи.

В дни фашистского разгула в нашем городе он выполнял свой нелегкий труд, был рядом с истерзанными, голодными и холодными ростовчанами.

После освобождения города многие смотрели на него искоса, не зная правды, не ведая о личном горе, думая, что старик служил фашистам, однако заведовать хирургическим отделением он еще продолжал. Его жена, по национальности еврейка, была обязана являться на сборный пункт по распоряжению полиции, она это делала. Пользуясь своими связями в городе, он освободил ее от неминуемой смерти. Спустя некоторое время в их дом постучались и забрали любимого им человека навсегда. Это унесло значительную часть жизни прославленного хирурга.

Обстановка значительно осложнилась тогда, когда хирургическое отделение стало базой кафедры общей хирургии, которой заведовал профессор Г. С. Ивахненко — личность противоречивая, притом он же возглавлял медицинский институт. Авторитет его был непререкаемый как в научном мире, так и среди вельмож города.

Леону Соломоновичу часто бросали в глаза, что он был в оккупированном городе и работал на фашистов. Порой старались не считаться с его мнением и в решении профессиональных вопросов. Его это больно ранило, однако из хирургии он не уходил, да и равного ему хирурга не было в то время.

Решающим моментом в его хирургической карьере оказалось событие, взбудоражившее весь хирургический мир города. Появился в одной из деревень военный врач-хирург, исцеляющий страждущих практически от всех болезней подсадками под кожу кусочка консервированной ткани. Толпы людей хлынули в окрестную деревню в надежде получить исцеление. Появились и те, кого он спас от слепоты, глухоты, поднял на ноги ползающих, короче — современный Кашпировский.

Время было послевоенное, разруха, нехватка медикаментов, перевязочного материала, больничных коек, в стране насаждалась мысль — все советское — самое лучшее, а тут Румянцев со своим методом подсадки. И получил Г. С. Ивахненко задание — дать новый метод лечения, дать нового ученого человека из народа, фронтовика. Дать? Так в чем же дело? Стали давать. В методике целителя Румянцева отсутствовала экспериментальная основа. Метод подсадки роговицы глаза, предложенный академиком Филатовым, был всемирно известным, а вот подсадка различных тканей по методике Румянцева — нет.