Гордиев узел сексологии (Полемические заметки об однополом влечении) - Михаил Меерович Бейлькин Страница 21

Гомофобия общества и дискриминация сексуальных меньшинств порождают у гомосексуалов интернализованную (усвоенную) гомофобию, то есть невротическое отвращение к самим себе. Дон Кларк (Цит. по Дейвису Д., 2001) пишет: “Самооценка геев постепенно снижается из–за того, что каждый день общество демонстрирует нежелание признать их человеческую ценность и достоинство, заставляя их, таким образом, обратить свой гнев против самих себя”.

Приведенные фундаментальные понятия, определяющие суть взаимоотношений геев с обществом и объясняющие механизм невротического развития как гомофобов, так и гомосексуалов, порой ставятся под сомнение. Так, Риктор Нортон (2002) считает концепцию интернализованной гомофобии спекуляцией, придуманной психоаналитиками и некритически подхваченной социологами. Приводя исторические факты, он язвительно замечает: “Это правда, что гомосексуалы в течение различных периодов чувствовали страх перед обезглавливанием, повешением или публичным унижением, но это — разумные опасения. <…> В 1707 г. в ходе систематических рейдов и провокаций было арестовано более сорока мужчин–проституток, трое из которых повесились в тюрьме в ожидании суда, а один перерезал горло бритвой. Схожие примеры найдены в записях начала 18‑го столетия в Амстердаме и Париже. Стыд перед публичным бесчестием руководил этими самоубийцами в большей мере, чем интернализованная ими вина. <…> В конце 19‑го и вначале 20‑го столетия Хиршфельд собрал истории 10 000 гомосексуалов и лесбиянок; 25% из них из–за угрозы юридического преследования совершили попытку самоубийства; многие думали о её осуществлении. Люди носили с собой яд, чтобы убить себя в момент ареста. Это не соответствует модели интернализованной гомофобии” (Norton R., 2002).

Истоки подобных умозаключений понятны: не будучи врачом, Нортон не знаком с медицинскими аспектами “ядерной” гомосексуальности. То, что боязнь публичного позора может стать причиной самоубийства, ни в коей мере не является аргументом против существования интернализованной гомофобии. Кроме того, нельзя сводить все суициды геев к одной–единственной причине. Пациенты сексологического центра, ранее совершившие попытку покончить с собой, решались на этот шаг не только из–за интернализованной гомофобии. Депрессию могла вызвать измена партнёра или неразделённая любовь, особенно если избранником гея был гетеросексуал. Наконец, геи подвергаются насилию и истязаниям в местах лишения свободы со стороны других заключённых, что тоже может привести к суициду.

Нортон отрицает существование интернализованной гомофобии ещё и потому, что ошибочно отождествляет её с эго–дистонической формой инверсии, а её он считает писательской выдумкой. В доказательство он ссылается на “эмпирическое исследование, проведенное в конце 1980‑х и начале 1990‑х годов, продемонстрировавшее, что чувство собственного достоинства геев отнюдь не ниже, чем у гетеросексуалов, а у лесбиянок оно даже выше, чем у гетеросексуальных женщин”.

Но вопреки его утверждениям, гордость по поводу собственной нестандартной сексуальной ориентации, часто декларируемая гомосексуалами, вовсе не исключает наличия у них интернализованной гомофобии. Примером тому могут служить, в частности, объявления, публикуемые геями. Молодой человек, ищущий партнёра, рисует свой образ в столь радужных тонах, что его трудно заподозрить в отсутствии самоуважения. Но его уличает глубокое презрение к тем, кому он приписывает качества, считающиеся типичными для геев. “Всех подобных прошу не беспокоиться!” — с издёвкой заканчивается перечисление признаков “голубизны” в публикации. Адекватнее было бы просто указать, что речь идёт о поисках активного партнёра, внешне непохожего на гея. Поток упрёков и оскорблений в адрес незнакомых людей нелеп; он свидетельствует о том, что авторы объявлений проецируют на своих корреспондентов те качества, которые презирают и в себе, и в гомосексуалах вообще. Они даже не догадываются о собственной интернализованной гомофобии, но её наличие очевидно для сексолога. Так же обстоит дело и с литературными произведениями геев, посвящёнными теме однополых отношений. Бесчисленные сексуальные авантюры Дмитрия Лычёва, автора и героя армейских мемуаров, носят характер аддиктивной зависимости; они опасны и бессмысленны. Точно такие же похождения его близкого знакомого стоили ему жизни. Дима обожествляет крупные мужские гениталии и их владельцев — “натуралов”, наделённых половой неутомимостью. Но стоит ему самому выступить в активной роли, благоговейное отношение к партнёрам тут же сменяется презрением к ним. Дима якобы гордится принадлежностью к геям; он полагает, что своим прогрессом человечество обязано в первую очередь им. И в то же время он презирает собственных друзей–геев, именуя их “педовками”. Словом, вопреки декларируемой им “гомосексуальной гордости”, интернализованная гомофобия присуща ему в полной мере.

На лицо трагический порочный круг: гомофобия общества формирует у геев интернализованную гомофобию, обрекая многих из них на невротическую незрелость половой психологии. В свою очередь, их невротическое поведение — анонимный групповой секс, “туалетные тусовки”, склонность к мазохизму и т. д. — ещё больше нагнетают гомофобные настроения в обществе.

Бесспорна невротическая подоплёка гомофобных установок. Но применим ли медицинский термин “гомофобия” к обществу в целом? Уместно ли сравнение общества, хотя бы и “больного”, согласно метафоре Фромма (1988), с пациентом врача? Сомнения в этом привели к появлению множества нейтральных терминов: “гомонегативизм” (Hudson W. W. and Rickets W. A., 1980), “стыд, связанный с гетеросексизмом” (Neisen J. H., 1990), “антигомосексуальные предрассудки” (Herek G. M., 1991).

Дейвис (2001) нашёл изящный компромисс: он говорит об “антигомосексуальных предрассудках общества”, употребляя термин “гомофобия”, когда речь заходит о конкретных гомофобах. Но так ли уж далеки от патологии “антигомосексуальные предрассудки общества”, если они представляют собой устойчивое иррациональное искажение общественного сознания, сопряжённое с яркой негативной окраской? Геев окарикатуривают и демонизируют в СМИ и в Думе, причём суровые обличители забывают, что они и сами не безгрешны. Телевидение беспощадно высвечивает целый букет нравственных изъянов, отразившихся на лице “борца с пороком, противоречащим природе и религии”, когда тот выдаёт в эфир очередную порцию грубых и лживых гомофобных “разоблачений”.

Необходимо отметить, что сводить причины гомофобии лишь к невротическим комплексам и социокультурным традициям, игнорируя её биологические корни, было бы неверно. Как уже говорилось, неприятие однополой любви в той или иной мере присуще даже культурам, в целом толерантным к гомосексуальности. Похоже, Зосимов (1995) прав, утверждая, что “гомофобия — не просто предрассудок”. Ведь мозг у гетеро– и гомосексуалов устроен по–разному. Человеку, даже свободному от гомофобных предрассудков, чужды многие эмоциональные и эстетические нюансы мироощущения, присущие “ядерным” гомосексуалам. Очевидно, что даже при максимальной корректности по отношению к представителям сексуальных меньшинств, “ядерные” гомо– и бисексуалы обречены прилагать немало усилий, адаптируясь к жизни гетеросексуального общества.

Это ни в коей мере не ставит под сомнение необходимость упорной борьбы врачей, психологов, педагогов, юристов и, наконец, самих геев с гетеросексизмом и гомофобией.

Миф № 5: инверсия — эндокринопатия или симптом гермафродитизма

Нестандартное мышление Еникеевой не укладывается ни в рамки сексологии, ни в границы логики. “У гомосексуалов обнаружено иное соотношение мужских и женских половых гормонов, чем у людей гетеросексуальной ориентации”, — утверждает она. Для тех, кто далёк от эндокринологии, уточним: гормоны — это высокоактивные, вырабатываемые