Сексология в письмах (Опыт психотерапии по интернету в сексологии) - Михаил Меерович Бейлькин Страница 22

одной из сказок "Тысячи и одной ночи" Аллах даровал пылкому юноше способность влюблять в себя всех без исключения женщин. Когда счастливец оправился на улицы Багдада в поисках восточных красавиц, его увидела из окна безобразная старуха. Посланные ею слуги похитили юношу, и он двадцать лет провёл взаперти в её подвале. Ещё жёстче поступил с героем своего романа Патрик Зюскинд. Гениальный парфюмер Жан-Батист Гренуй создал духи, с помощью которых он стал любимцем всех, кто владел обонянием. И был растерзан любвеобильной толпой!

Справедливости ради надо сказать, что подростки и юноши грезят не только о бессчётных и безотказных любовницах, но и о той единственной, кто станет любовью его жизни. Подобные несовместимые грёзы сосуществуют параллельно. Этот явный парадокс отражает эволюцию человеческого вида. Наши далёкие предки были полигамными животными. Они жили группами, в которых на одного взрослого вожака приходилось больше десятка самок. Чем агрессивнее и сексуально предприимчивее был самец, тем более многочисленное потомство он оставлял. Такой характер полового отбора грозил стать камнем преткновения на пути возникновения биологического вида Homo sapiens. Сошлюсь на мою книгу "Глазами сексолога".

«Перед нашими предками стояла сложная задача выживания. В ходе жёстокого естественного отбора, продолжавшегося много миллионов лет, природа экспериментировала над приматами. Самым выгодным направлением в выживании высших приматов было их “поумнение”. Но для того, чтобы выжить и стать доминирующим видом, этого было мало.

Творческой лаборатории природы надо было решить, казалось бы, неразрешимую задачу: создать вид, который не просто превосходил бы своих родственников–приматов в плане интеллекта, но превосходил бы их способностью обуздывать собственные агрессивные инстинкты, направленные на соплеменников, а также умением подчинять свои интересы интересам стаи ради совместного выживания.

Но подобной эволюции наших предков мешал характер их сексуальности, унаследованный ими от животных предков. Ведь, как и в стаде полигамных животных, мужские половые гормоны делали их агрессивными и склонными к половому поисковому поведению (такие самцы оставляли больше потомства). У предков человека самый сильный самец стада (увы, он всё ещё был самцом, наш далёкий пращур!) терроризировал остальных прамужчин, не давая им вступать в близость с самками. Из-за этих распрей стая не могла быть достаточно крупной, чтобы дать отпор врагам. Главное препятствие, стоящее на пути наших предков в люди, – сочетание агрессивности с поисковым инстинктом, обусловленное действием андрогенов, – удалось преодолеть приобретением нового для приматов качества – мужской избирательности. Это стало возможным, когда в ходе эволюции половое влечение необычайно усилилось. Именно на этой ступени развития наши предки получили способность к максимальному гедонистическому подкреплению полового инстинкта, что привело к чувству оргазма, неизвестному ни одному виду животных.

Став доминантным, влечение к одной–единственной избраннице лишало мужчину интереса ко всем остальным представительницам женского пола. Потребность же служить интересам собственной избранницы, будучи альтруистической мотивацией, подавляла эгоистические мотивации. По-видимому, в стае первобытных людей не было ни моногамии, когда семьи живут парами, ни абсолютной монополии вожака на всех самок, как в полигамных семьях животных. Вожак имел лишь преимущественное право на женщин и подавлял собственную ревность, когда своё право осуществляли другие. Считаясь мужем всех женщин племени, принадлежащих к его возрастной группе (в этом суть группового брака времён матриархата), мужчина не вступал в конфликт с другими одногодками, выбирая лишь одну подругу (зачем гоняться за всеми, если избирательное влечение к одной является доминантным?). Именно в этом и заключалась революционная роль мужской избирательности». Так возникли предпосылки к образованию стабильных племенных сообществ, что помогло человечеству выжить и расселиться по всей планете.

Новый тип сексуальности, основанный на способности к любви (с избирательным влечением и с альтруистическим типом взаимоотношений любящих) стал наследственным качеством человека.

Надо помнить, что наличие врождённых способностей вовсе не означает, что они непременно будут реализованы. Здесь уместна аналогия с речью. Человек появляется на свет с врождённой способностью к обретению речи. Но то, как будет она реализована, на каком языке заговорит ребёнок и будет ли он разговаривать вообще, определяется целым рядом условий. Она зависит от наличия аналогичной способности у воспитателей ребёнка; от сохранности его слухового аппарата и соответствующих структур мозга и т. д. Способность любить закладывается с детства. Без родительской любви она чахнет и либо так и не реализуется, либо принимает уродливые формы. Врождённая способность к любви проходит жёсткую проверку и в периоде юношеской гиперсексуальности, когда особенно сильны соблазны к более лёгкому (“дочеловеческому” по своему происхождению) способу реализовать половой инстинкт. "Выгоды" поискового поведения и агрессивности мнимые: они лишают человека счастья любить и быть любимым. Став привычными, они определяют пристрастие к промискуитету на всю оставшуюся жизнь, блокируя психосексуальное созревание.

Очень многие умирают, так и не узнав, что были лишены самого человеческого дара - способности любить.

Особенностью мужской сексуальности является её двойственность: в ней спрессованы как качества, унаследованные от животных предков, так и появившиеся в ходе эволюции вида Homo sapiens. Этим парадоксом объясняются противоречивые желания и мечты подростков, а если копнуть глубже, то и вполне зрелых мужчин. Кроме грёз о любви, у них наличествуют и мечты о промискуитете, чаще всего нереализуемые, если для этого нет невротических предпосылок. Мужчинам свойственны и другие потаённые желания, не слишком приличные, поскольку они относятся к проявлениям незрелого либидо, но вполне реальные и потому требующие "отреагирования". В том-то и польза порнографии, что она часто служит своеобразной "вакциной" и "громоотводом". Пётр вряд ли займётся свингом или "групповым сексом" с "общими девочками", вряд ли станет пикапером – ведь хоть он и онанировал, глядя на всевозможные "порновакханалии", но потом, как правило, испытывал чувство "отвращения и уныния".

Что же тревожит Петра? Он боится, что слишком пристрастился к порносайтам и к мастурбации. Его напугали "осечки" с эрекцией, впрочем, тут же исправленные ласками партнёрши. А не помогли ли ему и вовремя пришедшие на память сцены из его любимой "офисной, винтажной эротики", увиденной им в порнофильмах?

Словом, Пётр прав, успокаивая себя ("значит это всё психогенное"). Согласиться с преувеличенными саморазоблачениями и сетованиями Петра, значило бы оказать ему медвежью услугу. Но его тревоги требуют принятия соответствующих мер – библиотерапии, овладения аутотренингом. Если это не поможет и тревога останется, – жду его в своём врачебном кабинете и готов оказать ему профессиональную помощь.

Куда больше чем тревоги Петра, врача беспокоит тенденция, выраженная в письме Анонима, любителя свинга (Iк2а, б). Бедный, он и не подозревает, что помимо личных причин, блокирующих его психосексуальное созревание, его сознанием манипулируют в целях наживы. Всемирная паутина вызывает у сексолога протест не