Виктор Кандыба - Непознанное и невероятное: энциклопедия чудесного и непознанного Страница 23

Начало этого страшного и губительного процесса было видно уже современникам. Французский авантюрист и врач в гвардии Ауренгзеба Франсуа Бернье, наблюдавший аналогичные порядки в Индии, подвластной "Великим Моголам", в письме Кольберу предрек неминуемое ослабление трех больших мусульманских царств: Индии, Турции и Персии, причем для последней он считал, что упадок будет медленным, так как персидская аристократия местного происхождения. И нам приходится согласиться с тем, что при стабильном социальном устройстве, при одной и той же формации, но при меняющемся соотношении этнических компонентов в политической системе – государстве состояние ландшафта, как чуткий барометр, показывает возникновение или наличие подъемов и упадков, а также периодов стабилизации.

Вывод неожиданный и пугающий: что выигрывается в общественной свободе, то теряется при контакте с природой, точнее – с географической средой и собственной физиологией, ибо природа находится и внутри наших тел.

Поскольку же аналогичные явления имели место и в Риме, и в Древнем Иране, и во многих других странах, то легко заметить общую закономерность: при наличии эндогамии, как этнического барьера, процессы шли медленнее и менее мучительно, а ведь для этноса не все равно: просуществует он триста лет или тысячу.

Монотонность и разнородность ландшафтов. Далеко не всякая территория может оказаться месторазвитием этносов. Так, на пространстве Евразии на всей полосе сплошных лесов – тайги, от Онежского озера до Охотского моря, не возникло ни одного народа, ни одной культуры. Все, что там есть или было, принесено с юга или с севера. Чистая, сплошная степь тоже не дает возможности развития.

Подлинными месторазвитиями являются территории сочетания двух и более ландшафтов. Это положение верно не только для Евразии, но и для всего земного шара. Основные процессы этногенеза в Евразии возникали:

а) в восточной части – при сочетании горного и степного ландшафтов;

б) в западной – лесного и лугового (поляны в Волго-Окском междуречье);

в) в южной – степного и оазисного (Крым, Средняя Азия);

г) на севере – лесотундра и тундра. Но северные я предполагаю выделить в особый отдел циркумполярных культур, так как, отделенные от евразийского месторазвития "таежным морем", они никогда на него не влияли.

Проверим. Хунны сложились на лесистых склонах Иньшаня и потом лишь передвинулись в монгольские степи. Уйгуры – на склонах Нань-шаня. Тюркюты – на склонах Алтая. Монголы – на склонах Хингана и Хэнтея. Кидани – на языке степи, вдающемся в лесную Маньчжурию. Киргизы енисейские – на "острове" минусинской степи и склонах Саян. Татары казанские, потомки древних болгар, – на Каме, где лес граничит со степью. Татары крымские – на границе степного Крыма и южного берега – сплошного оазиса. Это отреченные левантинцы разного происхождения, слившиеся в единый народ. Хазары – в предгорьях Дагестана.

Развивая изложенный принцип, можно предположить, что там, где границы между ландшафтными регионами размыты и наблюдаются плавные переходы от одних географических условий к другим, процессы этногенеза будут менее интенсивны. Например, группа богатых оазисов среднеазиатского Междуречья окаймлена полупустынями и сухими степями, отделяющими оазисы Друг от друга. Действительно, этногенез в Средней Азии шел столь медленно, что почти неуловим. Но тут возникает вопрос: является ли сочетание ландшафтов причиной этногенеза или только благоприятным условием? Если бы причина возникновения новых народов лежала в географических условиях, то они, как постоянно действующие, вызывали бы народообразование постоянно, а этого нет. Следовательно, этногенез хотя и обусловливается географическими условиями, но происходит по другим причинам, для вскрытия которых приходится обращаться к другим наукам.

Развитие общества и изменение ландшафта. Поскольку речь идет о "поведении" особей, входящих в разные этносы, то самое простое – обратить внимание на то, как они воздействуют на те или иные природные ландшафты, в которые их забрасывает историческая судьба.

Дело не в том, насколько велики изменения, произведенные человеком, и даже не в том, благодетельны они по своим последствиям или губительны, а в том, когда, как и почему они происходят.

Зависимость человечества от окружающей его природы, точнее, от географической среды, не оспаривалась никогда, хотя степень этой зависимости расценивалась разными учеными различно. Но в любом случае хозяйственная жизнь народов, населяющих и населявших Землю, тесно связана с ландшафтами и климатом населенных территорий.

Так-то оно так, но и это решение нельзя считать исчерпывающим, ибо оно не отвечает на два больных вопроса:

1. Люди умеют приспосабливать природные условия к своим потребностям, а создавая антропогенные ландшафты, они тем самым противодействуют нежелательным для них изменениям. Так почему же тогда гибнут могучие этносы со своими хозяйственными системами, которые мы именуем "цивилизациями"? А ведь они гибнут на глазах историка.

2. Климатические колебания и связанные с ними процессы могут воздействовать на то, что есть, т.е. на уже существующие этносы. Они могут губить целые популяции, как, например, было в долине низовьев Тигра и Евфрата в XXIV веке до н.э.

Это явление природы описано в вавилонской поэме "Энума Элиш" и в древнееврейской "Книге бытия", причем датировки совпадают. Они могут вынуждать людей покидать родные земли и искать пристанища на чужбине, что произошло с монголами в XVI-XVII веках. Но они бессильны против того, чего еще нет! Они не могут создать новый этнос, который бы сотворил новый искусственный ландшафт. Следовательно, наша задача решена лишь частично и нам следует вернуться к тому, не как, а кем создается новое месторазвитие, ибо тем самым мы приближаемся к разгадке возникновения этносов.

Но и тут перед нами трудности: если концы и гибели цивилизаций очевидны, то где начальные точки этногенезов? Пусть даже не исходные, если предположить наличие инкубагционного периода, но те, от которых можно вести отсчет, причем одинаковые для всех изучаемых процессов. Иначе сопоставлениг разных этногенезов будут неоправданны.

Но и эта задача поддается решению, так как новые этноса возникают не путем дробления старых, а путем синтеза уже существующих, т.е. этнических субстратов. И возникают эти этнические группы в строго очерченных регионах в сверхкраткое время, почти в моменты, а регионы каждый раз меняются, что исключает воздействие наземных условий, т.е. географический детерминизм, который Э.Семпл определила так: "Человек – продукт земной поверхности". Не только! Известно и описано влияние солнечной активности и удары лучевых пучков из космоса, изредка достигающих поверхности планеты.

Но ограничим перечисление сомнений и перейдем к описанию феномена.

Взрыв этногенеза во II-III веках н.э. Если бы этносы были "социальными категориями", то они бы возникали в сходных социальных условиях. А на самом деле, как сейчас будет показано, пусковые моменты этногенезов, там, где можно их проследить на строго фактическом материале, совпадают по времени и располагаются в регионах, вытянутых либо по меридиану, либо по широте, либо под углом к ним, но всегда как сплошная полоса. И будь тут горы или низины, населенные цивилизованными земледельцами или варварами-охотниками, или скотоводами, на определенной полосе в определенную эпоху идет этническая перестройка – сложение новых этносов из субстратов, т.е. этносов старых. Последние при этом ломаются и разваливаются, а новые развиваются весьма активно.

А рядом с такой полосой – покой, как будто ничего нигде не происходит. Естественно, самоуспокоенные этносы становятся жертвами своих беспокойных соседей. Непонятно другое: почему происходит такая исключительность зон начал этногенезов и почему каждый раз на новом месте. Как будто кто-то хлещет плетью шар земной, а к рубцу приливает кровь, и идет воспаление.

Но прежде чем ответить на поставленный вопрос, посмотрим, как это происходит, чтобы объяснение феномена соответствовало его описанию.

В I веке империи Римская и Парфянская находились в этническом оскудении. Народонаселение сокращалось, добродетель предавалась забвению, ранее широко распространенная культура превращалась в достояние узких специалистов. С этого времени экономика стала строиться на хищническом отношении к природным богатствам, а площадь запашки уменьшалась. После жестоких потерь в гражданских войнах стало не хватать способных чиновников и офицеров, зато увеличилось количество люмпен-пролетариата. Пьянство и разврат в Риме стали бытовой нормой. Перечисленные явления – суть элементы фазы этногенеза, которую мы смеем назвать обскурацией.

Не в лучшем положении были германские и сарматские племена, опустившиеся и терявшие былую боевую доблесть. Германик без труда прошел через вражескую территорию от Рейна до Эльбы; завоевание Британии также совершилось поразительно легко. Это тем более странно, что в III веке до н.э. инициатива этнической агрессии принадлежала на западе кельтам, а на востоке – сарматам. Изучая детали и общий ход кампаний Цезаря в Галлии, Помпея – в Сирии, Марка Антония – в Парфии и Клавдия – в Британии, мы видим, что успехи сопутствуют римским орлам только там, где сопротивление исключительно слабо. Парфия была страна бедная, и династия Аршакидов не пользовалась популярностью в Иране, потому что считалась "туранской". И тем не менее она удержала границу по Евфрату. А когда римские легионеры столкнулись с китайскими арбалетчиками у Таласа в 36 году до н.э., то те перестреляли римлян, не потеряв ни одного бойца. Поэтому можно заключить, что римляне побеждали варваров лишь потому, что варвары слабели быстрее римлян.