Джеймс Бертрам - История розги Страница 26

В 39 статуте Елизаветы, глава 4, определено, что «каждый бродяга и праздношатающийся подвергается публичному наказанию розгами и затем посылается из общины в общину до тех пор, пока не дойдет до места своей приписки на родине. Если же последнее остается невыясненным, то бродягу, будь он мужчина или женщина, водворяют в то место, где он или она проживал или проживала, не подвергаясь никаким наказаниям в течение одного года. По совершении телесного наказания виновный или виновная получает удостоверение, подписанное рукою и скрепленное печатью судьи, в том, что означенное лицо было подвергнуто наказанию согласно статуту». Яков I еще больше расширил право этого закона, но в царствование королевы Анны всякие излишества были из него изъяты.

В царствование Карла I преступления и проступки наказывались в большинстве случаев розгами, причем приговор конфирмировался звездной палатой. Полны интереса некоторые выдержки из сочинения Русворта под заглавием «Исторический сборник».

В 1628 году, в царствование Карла I, две молодые девушки подали жалобу на мирового судью, который за легкомысленное поведение приговорил их к заключению в исправительный дом с тем, чтобы там их подвергли телесным наказаниям. Вследствие этого они серьезно заболели, причем одна из них находится в смертном одре. В том, насколько жестоки были наказания, девушки ссылаются на свидетелей. Один из судей дал такое объяснение: «Девушки очень далеки от того, чтобы пострадать от перенесенных экзекуций, ибо они даже пили за здоровье его, судьи, они просили дать им колокольчик, в который звонили в виде насмешки над судьей и продолжали вести прежний образ жизни».

Доротея Блекберн, желая отомстить Монку, посадившему на скамью подсудимых ее мужа из-за денежных рассчетов, перехватила два письма Монка у его адвоката и вставила в них несколько в высшей степени предательских слов. За это Монка посадили в Тауэр и подвергли там пытке. Через некоторое время правда всплыла наружу, и Доротею Блекберн подвергли тюремному заключению до тех пор, пока король не помилует ее. Она была лишена затем всех прав состояния и на возвышенном месте подверглась в вестминстерском дворе наказанию плетьми, имея на голове бумагу с надписью о совершенном преступлении. Затем ее подвергли клеймению и выжгли две буквы: Л. Д., т. е. ложная доносчица; в конце концов ее высекли еще раз публично в Лечестере.

Ричард Бек и Элеонора Бек были уличены в ложном доносе против Дальтона; их посадили на три месяца в тюрьму, назначили принудительные работы, жесточайшим образом высекли и вдобавок приговорили к 40 фунтам стерлингов штрафу каждого.

Мы могли бы привести еще много примеров, но все они похожи друг на друга и поэтому не могут интересовать наших читателей.

Глава XVII Наказание розгами уголовных и политических преступников

Телесные наказания применялись не только по отношению к бродягам и праздношатающимся; во время преследования за еретичество пробовали применять плети и розги также и к не поддававшимся исправлению фанатикам, имея таким путем в виду либо возвратить их на путь истинный, либо – в худшем случае – просто наказать за отступление от веры. Овен Хойтон, офицер из Тауэра, приказал самым жестоким образом высечь одну из своих пленниц, молодую девушку, за то, что она уклонялась от присутствования на богослужениях. Поэтому администратор счел ее еретичкой.

Когда впервые появились квакеры, [5] их вероучение было церкви особенно не по нутру, вследствие чего «друзьям» пришлось испытать много горестей. Севелль, делая исторический обзор квакерству, в нескольких местах упоминает о том, что старшины квакеров подвергались ужасным экзекуциям. В 1654 году Варвара Блангдон говорила в «сообществе друзей» речи и проповеди. Кончилось тем, что ее посадили в тюрьму, а затем суд приговорил ее к наказанию плетьми. Приговор в присутствии шерифа был тут же приведен в исполнение с такой строгостью, что кровь так и лилась по спине несчастной женщины. Тем не менее она перенесла страдание с большой силой воли и затем сказала, что нисколько не испугалась бы, если бы ее приказали засечь до смерти.

В том же самом году тяжелую муку должны были претерпеть и два проповедника из мужчин-квакеров. Странствуя с места на место, они появились как-то в Медстоне, но здесь были арестованы и подвергнуты тюремному заключению, причем все имущество их, библии, чернильницы и прочее были у них отняты. Затем несчастных раздели догола, привязали к столбу и безжалостно высекли. Описывая этот случай, автор прибавляет: «Это было крайне тяжелым наказанием, особенно для младшего квакера, но какая-то невидимая рука поддерживала их».

В конце семнадцатого столетия телесные наказания стали очень усердно применять по отношению к политическим преступникам. В то время славился большой властью судья Джефрейс, пользовавшийся за свои жестокие приговоры крайне плачевной репутацией. Как-то раз король Карл II выразился о нем следующими словами: «Этот человек ничему не учился, не обладает здравым разумом, не имеет приличных манер и более беззастенчив, нежели десять высеченных мазуриков, взятых вместе».

Джефрейс, будучи еще школьником, за леность и бесшабашность неоднократно подвергался наказанию розгами, причем пресловутый Бусбей основательно обновил в нем сведения по этой части, когда Джефрейс находился в вестминстерской гимназии. Особенное удовольствие доставляло этому жестокому человеку издеваться над теми подсудимыми, которые имели несчастие предстать перед судейским столом его камеры; он буквально наслаждался теми страданиями, которыми награждались обвиненные. Если, например, женщина приговаривалась к телесному наказанию, то он имел обыкновение говорить так: «Палач, обратите на эту даму особенное свое внимание! Я прошу вас об этом. Секите ее добросовестно! Жарьте ее до тех пор, пока кровь не польется из ее ран! Теперь Рождество, и нашей даме немного холодно оставаться нагишом! Смотрите, нагрейте ей плечики хорошенько!»

В 1685 году, когда Джефрейс сделался лордом и верховным судьей, к Титу Вату было применено ужасно тяжелое телесное наказание; такой строгости прежде никто не видывал. Тит Ват был сыном анабаптиста-учителя и после того, как он сделался священником, ему предоставлено было в одном из военных кораблей место капеллана. Затем его уволили, ибо заподозрили в совершении ужасных противоестественных преступлений; последующая жизнь его была цепью самых отвратительных гнусностей. Неоспоримо было доказано, что он путем лжесвидетельства довел многих невинных до смертной казни. Возмездие не заставило себя долго ждать, и бывший капеллан попал под суд по обвинению в даче ложного показания. Снятые с него портреты представляют нам косоглазого и кривоносого человека, снабженного «низким лбом преступника» и сине-красным цветом лица.

Во время допроса он остался возмутительно дерзким и отрицал свою вину, несмотря на то, что в самых достоверных показаниях недостатка не было. Судьи признали его виновным по обоим вменяемым ему преступлениям; приговор гласил: «за каждое из двух преступлений наложить денежный штраф в размере тысячи марок; лишить его обычного канонического одеяния; подвергнуть пожизненному тюремному заключению; в ближайший понедельник выставить на позорном плацу с привязанной ко лбу бумагой, на которой пояснить род совершенных преступлений; на следующий день в таком же виде выдержать на позорном плацу у королевской биржи; в среду повести от Старой до Новой тюрьмы и подвергнуть по дороге наказанию плетьми; в пятницу повести от Новой тюрьмы в Тайберн и там подвергнуть наказанию плетьми. Каждый год до самой его смерти в день 24 апреля ставить в Тайберне на позорном плацу против виселицы. 10 августа ежегодно выставлять на позорном плацу Черинг-Кросс, на следующий день – в Темпль-Баре, 2 сентября на королевской бирже», и затем судьи выразили глубокое свое сожаление в том, что больше сделать они ничего не могут, ибо «с удовольствием вынесли бы ему смертный приговор».

Не было никаких оснований надеяться на то, что из этого ужасного приговора кое-что преступнику будет прощено. Король Яков сказал: «Пусть испытает все это, пока в нем сохранится искра жизни!» Королева также не нашла возможным замолвить за капеллана доброе слово. Когда Ват стоял в Вестминстере на позорном плацу, его безжалостно забрасывали камнями и чуть не разорвали на куски. В то утро, когда его должны были впервые высечь, огромная толпа народу буквально запрудила путь от Новой тюрьмы до Старой; палач же, получивший, по всем вероятиям, особые инструкции, так неистовствовал плетью, что кровь преступника лилась ручьем. Сначала несчастный переносил боли терпеливо и молча, но затем болевые ощущения взяли верх над силой воли, и вопли его невозможно было хладнокровно слушать.