Элизабет Кюблер-Росс - О смерти и умирании Страница 28

ВРАЧ: Сколько ему сейчас?

ПАЦИЕНТ: В это воскресенье ему исполнится двадцать четыре года. Я почувствовал его зрелость в полной мере только после этого разговора.

ВРАЧ: А как вы реагировали на сообщение сына?

ПАЦИЕНТ: Ну, если говорить откровенно, я и сам догадывался — просто по некоторым наблюдениям. Я ведь не совсем невежда в подобных вопросах; я уже лет двадцать связан с больницей, с медперсоналом, и видел всякое. Сын тогда же сообщил мне, что хирург сказал матери, что жить мне осталось от четырех до четырнадцати месяцев. Я не почувствовал ничего. С тех пор как я узнал обо всем, в моей душе царит полный мир. У меня не было периода депрессии. Пожалуй, каждый в моем положении смотрит на кого-нибудь другого и думает: «Почему я — не он?» И я не раз так думал, но всегда мимолетно. Вспоминаю, однажды мы пошли к моему офису, чтобы забрать почту, и встретили по дороге старика, которого я знаю с детства. Ему восемьдесят два года, и от него никакого проку на этой земле, насколько нам, смертным, дано судить. У него ревматизм, он парализован, грязен — словом, это вовсе не тот человек, каким хотелось бы быть. И меня пронзила мысль, что ведь вместо меня мог бы быть старый Джордж. Но эта мысль не особенно занимала меня. Кажется, это был единственный раз, когда я такое подумал. Я уже ожидаю встречи с Господом, но в то же время мне хотелось бы побыть на земле как можно дольше. Самое глубокое мое чувство — расставание с семьей.

ВРАЧ: Сколько у вас детей?

ПАЦИЕНТ: Только один.

ВРАЧ: Один сын.

ПАЦИЕНТ: Я говорил уже, мы всегда были очень дружной семьей.

ВРАЧ: Дружная семья, и вы дантист, вы почти уверены были, что это рак, когда увидели рентгенограмму, — как же вы ни разу не заговорили об этом ни с женой, ни с сыном?

ПАЦИЕНТ: Даже не знаю толком. Сейчас мне известно, что жена и сын твердо рассчитывали на то, что операция будет серьезной, но после недолгого дискомфорта нас всех ожидает благополучное завершение этой истории. Мне не хотелось донимать их расспросами. Я хорошо знаю, что правда стала для моей жены страшным ударом. Сын в этот период держался как могучая стена; в этом и проявилась его зрелость. Но мы с женой обсуждали положение очень откровенно, и мы продолжаем искать лечение, потому что я верю:

Бог исцеляет. Он может исцелить, и какой бы путь исцеления Он ни избрал, я принимаю его. Мы не знаем, на что способна медицина, мы не знаем, как происходят медицинские открытия. Как может человек выкопать из земли какой-то корень и сказать: «Это может помочь в лечении такой-то и такой-то болезни»? Но такое случается. В каждой больничной лаборатории вы можете видеть эти маленькие штучки, которые быстро разрастаются... чувствуется, что это имеет прямое отношение к исследованиям рака. Как можно прийти к подобному заключению? Это таинственно, и это чудесно, так я это воспринимаю. И я думаю, что все это — от Господа.

СВЯЩЕННИК: Я делаю вывод, что ваша вера очень много значила для вас, и не только в период болезни, но и раньше.

ПАЦИЕНТ: Да, это верно. Я достиг спасительного знания Господа Иисуса Христа около десяти лет назад. Я пришел к этому через Священное писание, но я еще не закончил его изучение. Я остановился на том, что я — грешник. Я не понял этого, потому что я — хороший человек, я всегда был хорошим человеком.

ВРАЧ: С чего у вас это началось десять лет назад?

ПАЦИЕНТ: Это началось еще раньше. Там, за океаном, я познакомился со священником, который очень серьезно обсуждал со мной подобные вопросы. Я не верю, что в человека могут стрелять, и не один раз, и не попасть, и что этот человек не поймет, что существует что-то иное и что оно стоит рядом с ним, особенно если расстояние не превышает двадцать футов. И я говорю вам, я всегда был хорошим человеком, я не богохульствовал, не произносил дурных слов, не пил, не курил, я об этом даже не думал. Я не ухаживал за женщинами — чрезмерно, то есть, — я всегда был настоящим хорошим парнем. Поэтому и не понимал, что я грешник, до той самой минуты во время его проповеди. Тогда собралось тысячи три слушателей. В конце проповеди — я уже не помню, о чем она была, — он попросил выступить вперед тех, кто хочет посвятить себя Господу. Я не знаю, почему я вышел вперед, но что-то меня заставило это сделать. Когда впоследствии я задавал себе вопрос о том моем решении, то вспоминал, что подобное состояние было у меня в детстве, когда мне исполнилось шесть лет. Когда этот день только приближался, я ожидал, что весь мир удивительно расцветет и что все изменится. И вот утром мама спустилась вниз по ступенькам, а я стою перед огромным зеркалом в нашей гостиной; мама говорит: «С днем рождения, Бобби». А потом еще: «Что ты здесь делаешь?» Я ответил, что смотрю на себя. «И что же ты видишь?» Я говорю ей:

«Мне уже шесть лет, но я на вид такой же, как был, и я чувствую себя так же, как и раньше, и, ей-богу, я какой был, такой и есть». Но последующий опыт показал мне, что я не остался тем же; я не мог терпеть такие вещи, которые терпел раньше.

ВРАЧ: Какие, например?

ПАЦИЕНТ: Например, ну, вы знаете, если вы общаетесь с людьми... есть что-то такое, что деловые люди практикуют постоянно... И вот, внезапно осознаешь, что очень много контактов происходит в баре. Перед профессиональным собранием многие забираются в бар мотеля или отеля, сидят там, попивают, заводят такую вроде мужскую дружбу... Меня это не особенно касалось. Я не пью, ну и пусть себе. Но потом это начало меня касаться — потому что я не верил в это. И я не мог полностью смириться с этим. Я уже не мог делать того, что делал раньше, и вот тут-то я понял, что я перестал быть тем, кем был. Я другой.

ВРАЧ: Скажите, помогает ли это вам теперь, когда вам пришлось столкнуться с собственной смертельной болезнью, когда вы умираете?

ПАЦИЕНТ: Да, и очень помогает. Как я уже говорил, я ощущал полный мир в душе, когда миновал наркоз после первой операции. Я был так спокоен, как вообще могу быть спокоен.

ВРАЧ: И вы совсем не боитесь?

ПАЦИЕНТ: Честно говоря, не боюсь.

ВРАЧ: Вы знаете, вы необыкновенный человек, доктор Г. Ведь очень редко приходится видеть человека, который не испытывает страха перед лицом собственной смерти.

ПАЦИЕНТ: Что ж, это потому, что я ожидаю, что когда умру, то буду у Господа дома.

ВРАЧ: С другой стороны, у вас все-таки остается надежда на исцеление или на некое медицинское открытие, правда ведь?

ПАЦИЕНТ: Да.

ВРАЧ: Помнится, вы именно это говорили чуть раньше.

ПАЦИЕНТ: Священное писание обещает исцеление, если мы обратимся к Господу. Я обращался к Господу и просил об исцелении. Но, с другой стороны, я хочу, чтобы исполнилась Его воля. И это превыше всего, независимо от моих интересов.

ВРАЧ: Что вы изменили в вашей повседневной жизни с тех пор, как узнали о своей болезни? Изменилось ли что-либо в вашей жизни?

ПАЦИЕНТ: Вы имеете в виду деятельность? Вот через пару недель я выпишусь из больницы, но я не знаю, что будет дальше. А в больнице я просто жил, хуже или лучше, изо дня в день. Вы знаете больничные будни, что тут рассказывать...

СВЯЩЕННИК: Если я правильно услышал то, что вы говорили раньше, то мне это поразительно знакомо. Ведь вы сказали то же, что сказал Иисус перед крестом; «Не моя, но Твоя да исполнится воля».

ПАЦИЕНТ: Я не думал об этом.

СВЯЩЕННИК: Таково значение ваших слов. Вы желали, вы надеялись, если возможно, пусть это не будет ваш час, но это желание было побеждено более глубоким желанием: «Да будет воля Твоя».

ПАЦИЕНТ: Я знаю, что мне осталось очень недолго жить, может быть, несколько лет благодаря нынешнему лечению, а может быть, всего несколько месяцев. Конечно, никто из нас не может быть совершенно уверен, что вернется вечером домой.

ВРАЧ: У вас есть сколько-нибудь конкретное представление о том, как это будет происходить?

ПАЦИЕНТ: Нет. Я знаю, что все предопределено, об этом сказано в Писании, и на это я возлагаю свою надежду.

СВЯЩЕННИК: Мне кажется, нам пора заканчивать разговор. Д-р Г. не может сидеть так долго, еще две-три минуты, и достаточно.

ПАЦИЕНТ: Нет, я чувствую себя вполне хорошо.

СВЯЩЕННИК: В самом деле? А я говорил врачу, что вы долго не выдержите.

ВРАЧ: Давайте мы договоримся: как только вы почувствуете усталость, скажите нам сразу. Этот очень откровенный разговор, и на такую ужасную тему... скажите, доктор Г., как вы это переносите?

ПАЦИЕНТ: Знаете, я вовсе не считаю эту тему ужасной. После того как его преподобие И. и его преподобие Н. побывали утром в этой комнате, у меня было время для размышлений, и я понял, что никаким особенным образом эти разговоры на меня не влияют, разве что дают надежду, что я могу быть полезен кому-то еще, кто оказался в моем положении, но лишен моей веры.

ВРАЧ: Считаете ли вы, что в разговорах с умирающими и тяжелобольными пациентами мы можем научиться чему-то такому, что поможет нам более эффективно поддерживать перед лицом смерти других больных, особенно таких, у кого нет вашей веры? Потому что ваша вера действительно помогает вам, это очевидно.