Виктор Кандыба - Непознанное и невероятное: энциклопедия чудесного и непознанного Страница 29

Какой-то солдат нашел, обнаружил перепуганного дядю Калигулы, Клавдия, привел его к своим товарищам, и те объявили его императором за плату 15 тысяч сестерциев на каждого легионера. А в сенате шла "разноголосица", пока все когорты не примкнули к Клавдию. Заговорщики-республиканцы были казнены и деспотическая власть восстановлена.

Вот и вожди были "героями", и "толпа" была многочисленна, но система римского этноса лишилась того энергетического наполнения пассионарностью, которое сделало римский народ победителем всех соседей, а город Рим – столицей полумира. Легионерам даже не пришлось побеждать, ибо никакого сопротивления они не встретили.

Но вернемся к чехам, потерявшим ректора Пражского университета. Чехи были похожи не на римлян времен принципата, а на римлян эпохи Мария и Суллы. Конечно, Гус был хорошим профессором и пользовался популярностью среди студентов-чехов, но влияние его на все слои чешского этноса невероятно выросло после его мученической кончины. Не "герой", а его тень, ставшая символом этнического самоутверждения, подняла чехов и бросила их на немцев, да так, что рыцарские ополчения Германии и Венгрии панически бежали перед отрядами чешских партизан. И нельзя сказать, что чехов вдохновляли идеи пражского профессора. Гус защищал учение английского священника Виклифа, а его последователи.., одни требовали причащения из чаши – т.е. возврата к православию; другие – национальной церкви без разрыва с папством; третьи отрицали необходимость иерархии; четвертые объявили себя "адамитами", бегали, раздевшись донага, и отрицали вообще все; этих безумцев истребили сами чехи.

Не позитивная программа, а негативная этническая доминанта – "бей немцев" и за то, что они католики, и за то, что они дворяне, и за то, что они крестьяне, лишенные защиты, и за то, что они богатые бюргеры, за счет которых можно поживиться.., короче говоря, за что угодно, – дала чехам победу в двадцатилетней (1415-1436) войне. Но какой ценой. Чехи потеряли большую часть населения, Саксония, Бавария и Австрия – около половины, Венгрия, Померания и Бранденбург – значительно меньше, но тоже изрядно.

Чехия отстояла свободу и культуру, но только путем междоусобной войны. При Липанах утраквисты-чешники разгромили табористов-протестантов и расправились с ними беспощадно. После этого возникла возможность заключения мира с немцами. Политику терпимости на базе усталости осуществил король Георгий Подсбард (1458-1471).

Хотя этот краткий обзор показывает, что пассионарность – стихийное явление, которое может быть организовано в ту или иную этническую доминанту словами, доступными массам, но оно может и расплескаться, не слившись в единый поток; именно это случилось в Чехии в XV веке.

Сходно, но не совсем, произошло в те же годы освобождение Франции от власти английского короля Генриха VI и его союзников-бургундцев, которые стремились оторваться от Франции, несмотря на то что их герцоги носили фамилию Валуа. Жанна Д'Арк, лотарингская девушка, говорившая по-французски с немецким выговором, никогда не спасла бы Орлеана, ни короля, ни родину, если бы ее окружали только прохвосты – придворные дофина и его фаворитки Агнессы Сорель, а не было бы ни Дюнуа с Ля-Гиром, ни маршала Буссака, капитана Потона де Сантрайля, ни отчаянных латников и умелых арбалетчиков, которым оказалось достаточным услышать только два слова:

"Прекрасная Франция" – формулировку этнической доминанты, чтобы понять, за что стоит бороться до победы, хотя и до этого за дофина сражались те, кто не хотел "стать англичанином". И Аввакум был не одинок; огненные страницы его автобиографии читали и перечитывали люди, готовые на самопожертвование ради того, чтобы они чтили.

И опять-таки сила "старообрядчества" была не в доводах разума; до спокойного спора с никонианами у них дело ни разу не доходило. Да и защищал Аввакум вовсе не древнее православие, а привычное, что отнюдь не одно и то же. Никон выписал из Венеции лучше издания греческих текстов по патристике, издаваемые братьями Альдами, для сверки и как образцы. Аввакум же требовал исправления служебников по русским переводам ХШ-ХГУ веков. Эти переводы были очень красивы, но менее точны, нежели подлинники ГУ-У веков. Протест старообрядцев против ярких красок на иконах основан на привычке к ликам, потемневшим от времени. Андрей Рублев и Феофан Грек писали яркими красками, что к XVII веку было позабыто.

Значит, не отдельные пассионарии делают великие дела, а тот общий настрой, который можно назвать уровнем пассионарного напряжения. Механизм этого явления блестяще описал Опостен Тьерри при анализе победы Гуго Капета над Каролингами, в результате чего сложилось ядро французского этноса:

"Народные массы, когда они приходят в движение, не отдают себе отчета в той силе, которая их толкает. Они идут, движимые инстинктом, и продвигаются к цели, не пытаясь ее точно определить. Если судить поверхностно, то можно подумать, что они слепо следуют частным интересам какого-нибудь вождя, имя которого только и останется в истории. Но эти имена получают известность только потому, что они служат центром притяжения для большого количества людей, которые, произнося их, знают, что это должно обозначать, и в данный момент не испытывают потребности выражаться более точно". Да, но это значит, что все рассмотренные нами события имеют в основе, точнее – в глубине, этническое наполнение. И Александр, и Сулла, и Ян Гус, и Аввакум должны рассматриваться как участники разных этногенезов в разных фазах и регионах. Так, через выделение индивидуальных психологических абрисов мы пришли к этнопсихологии как началу истории народов.

Накопление или растрата? Вспомним, что открытие биохимической энергии живого вещества было сделано В. И. Вернадским, когда он сопоставил скопища саранчи с массой руды в месторождении. Саранчи было больше, и летела она навстречу смерти. Так что же ее толкало? В поисках ответа было создано учение о биосфере как оболочке Земли, обладающей антиэнтропийными свойствами. Но ведь люди – тоже часть биосферы. Следовательно, энергия живого вещества пронизывает тела наши, наших предков и будет пронизывать тела наших потомков, стимулируя разнообразные этногенезы. И теперь наша задача состоит в том, чтобы показать, может ли открытый и описанный нами феномен решать поставленные выше вопросы этногенеза и этнической истории.

Пассионарная индукция. Пассионарность обладает еще одним крайне важным свойством: она заразительна. Это значит, что люди гармоничные (а в еще большей степени импульсивные), оказавшись в непосредственной близости от пассионариев, начинают вести себя так, как если бы они были пассионарны. Но как только достаточное расстояние отделяет их от пассионариев, они обретают свой природный психологически-этнологический облик. Это обстоятельство, без специального осмысления, известно довольно широко и учитывается главным образом в военном деле. Там либо выбирают пассионариев, узнавая их "по интуиции", и формируют из них отборные, ударные части, либо сознательно распыляют их в массе мобилизованных, чтобы поднять "воинский дух". Во втором случае считается, что два-три пассионария могут повысить боеспособность целой роты; и действительно так.

Ф.Энгельс в статье "Кавалерия" пишет, что встречный бой двух кавалерийских частей крайне редок. Обычно одни поворачивают в тыл до схватки, т.е. "моральный фактор, храбрость, здесь превращается в материальную силу", решающим моментом которой является порыв, при котором солдат ценит победу (идеальную цель) больше собственной жизни.

Само собой разумеется, что кавалеристы в полку весьма не похожи друг на друга по психическим свойствам, но тем не менее в бою полк ведет себя как единое целое, более или менее пассионарное. Пассионарность полка заключается в том, чтобы ценить победу больше жизни, а парадокс – в том, что менее пассионарная воинская часть гибнет, ибо конница легко рубит бегущих. Но равно "наэлектризовать" несколько сот человек можно только путем индукции, т.е. введения в каждую особь заряда пассионарности. Таким образом получается, если мы продолжим аналогию, пассионарное поле (подобие электромагнитного поля), обладающее совсем иными психическими свойствами, сравнительно с психологиями тех же людей, взятых по отдельности.

И, в отличие от теории "героя и толпы", суть не в том, что герой руководит воинской частью, а в том, что благодаря наличию среди солдат нескольких пассионарных, но больше ничем не замечательных особей, сама часть приобретает отмеченный Ф.Энгельсом порыв, что подчас выручает даже бездарного полководца. Например, никто не пытался сравнить таланты Бенигсена, Витгенштейна, Веллингтона и Блюхера с талантом Наполеона, но порыв русских, английских и прусских войск в 1813-1814 годах был сильнее, нежели у французских новобранцев, почти детей.

И ведь самое, пожалуй, важное, что в подобных критических моментах воздействовать на сознание, т.е. на рассудок людей, как правило, бесполезно. И никакие доводы не помогают.