Аркадий Эйзлер - Болезнь Альцгеймера: диагностика, лечение, уход Страница 31

Тем самым подтверждается не только значение эволюционной теории Дарвина, но и огромное влияние обучения на развитие структур мозга. Подчеркивается и влияние социального фактора на мутацию различных генов, ответственных за процесс обучения.

И еще одно мнение об эволюционных процессах, адаптации и значении процессов обучения из уст русского врача-психиатра и нейрофизиолога Николая Богданова, работающего в области дерматоглифики — раздела антропологии, изучающего различия между обезьяной и человеком: «Дерматоглифическая картина ладони обезьяны намного сложнее, чем у человека. Информация заложена здесь неисчерпаемая, но осмыслить мы можем лишь часть ее. Если выстроить ряд от низших обезьян к человекоподобным и далее к человеку, а затем сравнить дерматоглифическую картину ладоней, то даже неспециалисту видно, насколько она упрощается от низшего вида к высшему, и нервная система упрощается соответственно». С очень высокой степенью вероятности можно предполагать, что при эволюции приматов их мозг в чем-то упрощался, а в чем-то усложнялся. «Им приходится адаптироваться с максимальным напряжением, — отмечает Богданов, — поскольку условия, в которых они живут, очень сложны. Поэтому обезьяна способна на многое, что для Homo Sapiens совершенно невозможно. Например, если удается приручить обезьяну, то это лучшая нянька для детей и лучший пастух для скота. У них потрясающая координация движений, с огромного расстояния они могут попасть точно в глаз.

Очевидно, природа заложила в организацию нервной системы приматов очень мощный фундамент, а когда выяснилось, что это, вероятно, излишне, мозг начал упрощаться.

Это подтверждается еще и таким фактом. Узоры на ладонях человека (не путать с линиями!) — явление редчайшее, а для обезьян — обычное. Как правило, люди с узорами на ладонях — люди с проблемами. Они более тревожны, агрессивны, чаще испытывают страх и, к сожалению, нередко оказываются в психиатрической больнице. Людей с узорами на ладонях там гораздо больше. Они не смогли адаптироваться в этом мире, он оказался для них слишком жестоким».

Мозг здорового молодого человека имеет миллионы, умноженные на миллионы синапсовых «почек», распускающихся в момент их взаимодействия, то есть число с примерно 15 нулями.

Посредством производства новых и разрушения неиспользованных синапсов возникает пластичность, так называемая способность нашего мозга приспосабливаться к окружающему миру. И эта способность остается на всю жизнь.

Стремление и умение человека, по сравнению, например, с обезьяной не только приспосабливаться к условиям окружающей среды, но и реагировать на постоянно меняющиеся правила игры, адаптироваться к ним, то есть воспринимать жизнь, во всем многообразии ее проявлений, еще раз подтверждает способность мозга подвергаться процессу обучения, т. е. говорит о его пластичности.

У маленьких детей постоянно образуются новые синапсы — и они учатся говорить. В мозге больного БА ученые находят синапсы, искривленные из-за нарушения контактов между ними, и по мере того, как нервные контакты один за другим разрушаются и отмирают, больной теряет способность говорить.

Новые контакты мы можем образовывать, пока мы живы, хотя количество их построений со временем меняется.

Трудно себе представить, насколько уменьшаются когнитивные способности больного в зависимости от степени развития БА. Это обусловлено потерей приобретенных навыков и способностей.

Чтобы понять состояние такого больного, нужно представить себе маленького ребенка. «Все движения тела и духа ослаблены и бессильны, — так сказал врач короля Генриха IV о наступлении старости. — Чувства притуплены, воспоминания утрачены, чувство критики исчезает — вы напоминаете маленького ребенка».

Пятисотлетний опыт родственников, ухаживающих за больными БА, подтверждает такое сравнение.

В том же столетии Эразм Роттердамский идет еще дальше: «Старики рады детям, а дети радуются старикам… Что отличает одних от других, не считая покрытого морщинами лица и груза лет за спиной? Они во всем очень похожи: светлые волосы, беззубый рот, слабое тело, любовь к сладостям и игре, бессвязная речь, забывчивость, неосторожность. И чем старше становится человек, тем больше напоминает он ребенка. И уходит он из жизни в смерть, не насытившись первой и не осознавая последнюю».

Мы живем или умираем?

По прошествии полутора столетий после первого диссидента Радищева второй диссидент России Чаадаев писал: «Мы так странно движемся во времени, что с каждым нашим шагом вперед прошедший шаг исчезает для нас безвозвратно».

Как это перекликается с высказыванием другого философа, Августина, который писал: «С того самого момента, когда мы вступаем в жизнь, нас уже поджидает смерть. Перемены, претерпеваемые нами в любой момент нашей жизни — если это вообще можно назвать жизнью, — ведут нас к смерти. Год спустя мы ближе к смерти, чем год назад, завтра ближе, чем сегодня — сегодня, чем вчера… Каждое мгновение, прожитое нами, вычитается из жизни. С каждым днем нам остается все меньше, так что вся жизнь — это не что иное, как путь к смерти, на котором никому не дано ни задержаться, ни остановиться… То, что происходит в стремительном течении каждого дня, каждого часа и каждого мгновения, это не что иное, как постепенное умирание, заканчивающееся смертью. Потом наступает время после смерти, тогда как все время до этого момента — время нашей жизни — было временем пребывания в смерти. Человек в действительности не живет, он находится скорее в умирающем, чем в живущем теле».

Человек уже с момента рождения пребывает в состоянии физического приближения к смерти, и постоянное желание познать неизвестное, заставить его служить себе, постичь причину смерти вызывает в нем неуемное желание борьбы за свое будущее с неизвестными силами природы. И в противостоянии между жизнью и смертью всегда побеждает последняя, оставляя нам, тем не менее, надежду на чудо. В стремлении найти формулу бессмертия мы получаем новые средства и знания путем постепенных эволюционных преобразований или благодаря скачкообразным революционным открытиям, которые затем используются в целях продления человеческой жизни. Смерть отодвигается, уходит куда-то в необозримое далеко, воспринимается как нечто абстрактное, нереальное, в большинстве случаев не касающееся нас лично. И можно до бесконечности вести философские дебаты о смысле жизни, которые на самом деле, всем существом своим направлены на выработку личной концепции безбоязненного восприятия смерти, которую можно встретить и иначе, чем Теодор Нетто. И для поддержания этого бесстрашия человеческие поколения накопили много средств — от наркотических, веселящих, до зомбирующих человеческую психику, — после которых человек готов идти куда угодно и за кем угодно. И тем не менее во всех человеческих побуждениях, как бы высоко ни была поднята планка нравственного начала и как бы мы ни хотели спрятать или закамуфлировать наш естественный человеческий страх перед постоянно и неизбежно надвигающейся на нас смертью, нами движет и определяет нашу жизнь борьба с этим страхом. И эта постоянная борьба жизни со смертью, несмотря на всю свою фатальную запрограммированность, является движущей силой всех исторических процессов, потрясений и баталий.

Время — динамический фактор, характеризующий состояния или явления. Не может быть пустого времени, точно так же как не бывает пустого пространства. Времени не существует без изменения динамики материальных критериев.

В противостоянии между жизнью и смертью всегда побеждает последняя, оставляя нам, тем не менее, надежду на чудо.

Не существует времени до и после времени.

На вопрос, что делал Бог перед созданием Неба и Земли, Августин иронически отвечал, что Бог создавал бездну ада для тех, кто задает такие «бессмысленные вопросы».

Но может быть, такие вопросы не так уж бессмысленны, если мы нарушаем условия нашего пребывания на планете, увеличивая время этого пребывания, т. е., продлевая наш путь от рождения к смерти? Не отыгрывается ли на нас природа тем, что заставляет нас пройти путь к смерти в обратном направлении, подвергая нас на этом пути невообразимым ранее страданиям, соизмеримым лишь с муками ада, о котором говорил мудрый Августин.

Ретрогенез — назад в младенчество

Невропатолог Бэрри Райзберг из Нью-Йоркского университета открыл в 1980 году, что аналогия между периодом младенчества и БА — это не просто анекдот. Он подтвердил это сходство на научной основе. Райзберг был первым, кто посредством набора показателей определил и разграничил стадии течения болезни и попытался основательнее изучить течение БА. Чем доскональнее он углублялся в процесс перманентной утраты различных функций у больных БА, тем отчетливее становилось сходство этого процесса с развитием ребенка, но с обратной динамикой. Это затрагивало сферы познавательных функций, координации, речи, приема пищи, поведения.