Почему тело дает сбой. Как ежедневные привычки могут незаметно нас убивать - Шилпа Равелла Страница 37

Иммуномодулирующие препараты вызывают у каждого пациента индивидуальную реакцию, которая отчасти зависит от его генома. И каждый препарат воздействует на уникальный аспект многочисленных воспалительных путей нашего организма.

Целенаправленная борьба с воспалением как первобытным механизмом защиты от губительных внешних факторов, включая микроорганизмы, с которыми мы делим эту планету, связана со многими трудностями. Иммунный ответ, столь необходимый для поддержания жизни, в ходе эволюции был наделен запасом мощности. Им управляют многие молекулы, и одной или нескольких из них может оказаться недостаточно. Это деликатно настроенный процесс, в котором участвуют определенные сенсоры и петли обратной связи. Подавление одного важнейшего компонента воспаления может просто привести к компенсаторной реакции с участием другого механизма. Даже если эти проблемы будут преодолены, прием лекарств, подавляющих иммунную систему, может оказаться связан с неприемлемыми рисками – например, смертельно опасными инфекциями.

Картер решил попытаться резко отключить иммунную систему Джея. Он собирался использовать несколько видов самого мощного оружия в своем арсенале. Джея эта идея пугала, однако отчаяние подтолкнуло его согласиться на авантюру. Картер продолжил давать Джею стероиды. В дополнение к ним он назначил такролимус, препарат, который обычно используется после пересадки органов, чтобы предотвратить воспалительную атаку организма на чужеродную ткань. Такролимус подавляет Т-лимфоциты, которые помогают защитить организм от инфекций. Прием этого препарата связан с серьезными рисками, включая повреждение почек, рак и тяжелые инфекции. Джею нужно было избегать тесного контакта с людьми с малейшими признаками инфекционных заболеваний, тщательно обрабатывать любые порезы и ссадины, а также держаться подальше от некоторых продуктов, таких как сырые устрицы и другие моллюски. В план лечения Картер также включил азатиоприн – химическое вещество, которое подавляет иммунную систему путем ингибирования синтеза ДНК и сдерживания производства иммунных клеток. Побочные эффекты препарата включают желудочно-кишечные проблемы, некоторые виды рака и нарушение работы костного мозга, что может привести к анемии.

Картер попробовал еще кое-что. Тем летом я посетила отделение инфузионной терапии. Джей сидел в откидном кресле персикового цвета. На тележке рядом с ним висел пакет с прозрачной жидкостью. На вид его содержимое напоминало невинный физраствор, однако на самом деле он содержал иммуноглобулины, или антитела, из крови тысячи доноров. Эта смесь называется внутривенным иммуноглобулином. При аутоиммунных болезнях эти антитела помогают отвлечь иммунную систему от нападения на собственные ткани организма, подобно тому, как плачущего ребенка пытаются отвлечь новенькой блестящей игрушкой. Они вытесняют или нейтрализуют антитела и цитокины, обращенные против организма.

Но все это лишь теория. Никто толком не знает и никем не было доказано, как именно внутривенный иммуноглобулин помогает пациентам с системным воспалением. За неделю до этого Джей с тревогой читал, что при лечении внутривенным иммуноглобулином могут возникнуть серьезные проблемы, включая почечную недостаточность, тромбы в сердце или легких и воспаление мозга. И тем не менее казалось уместно лечить загадочный случай патологического воспаления с помощью такого же непостижимого процесса. Восемь часов он сидел в кресле с закрытыми глазами, пока ему в вену постепенно поступал физраствор с антителами. Это была первая из многочисленных процедур, которые ждали его впереди.

Экстренное лечение болезни Джея, предпринятое Картером, по своей сути было традиционным, так как было направлено на подавление воспаления. Примерно за двадцать лет до его отважной попытки в лаборатории, расположенной за тысячу миль от него, другой врач взялся за кардинально новый способ борьбы с воспалением. Чарльз Серхан хотел не просто подавить воспалительную реакцию, но и добиться ее разрешения – то есть полного устранения ее последствий. Вернувшись в Бостон в 1989 году из Японии, где он славно провел время, прогуливаясь по улицам Токио и Киото, читая лекции и вдоволь наслаждаясь вкусной лапшой и рыбой, Серхан внезапно сильно заболел. Сначала он грешил на готовый ужин, который заказал домой накануне вечером. Резкие боли пронзили его желудок, который был необычайно твердым и болезненным на ощупь. Симптомы не проходили, у него поднялась температура, и в результате Серхана в срочном порядке доставили в Медицинский центр Бригама, где он начинал свою карьеру в качестве научного сотрудника на медицинском факультете. Врачи диагностировали ему перфорацию кишечника – небольшое отверстие в этом органе. Хирурги провели срочную операцию, чтобы закрыть брешь.

Никто не знал, почему это произошло. Серхан, молодой человек тридцати с небольшим, никогда раньше не болел. Его не беспокоили проблемы с кишечником вроде дивертикулита или воспаления. Лежа на больничной койке со свежесформированной стомой – отверстием в брюшной стенке для выведения кала из кишечника – он думал о том, что происходит с его организмом. Он попросил ученого из своей лаборатории взять повторные образцы крови из вены, которые выявили высокий уровень маркеров воспаления. Это было вполне ожидаемо для человека с воспаленным кишечником, только что перенесшего операцию. Тем не менее Серхан, находясь в сонной дымке от действия болеутоляющих средств, как никогда хотел разобраться в мелодраме, что разворачивалась среди микроскопических участников в его теле. Его врачи, как ему казалось, толком не вникали в этот процесс.

Вернувшись в свою лабораторию после второй операции по восстановлению кишечника, Серхан решил продолжить исследование. Он воссоздал у подопытных мышей ту разновидность воспаления, что разрушила его кишечник. В организме животных, как и в его собственном, острое воспаление, первая линия защиты от повреждений, разворачивалось с участием скоплений различных клеток, включая нейтрофилы и макрофаги. Эти клетки усиленно выделяли цитокины и хемокины – мощные медиаторы воспаления, подпитывающие пламя. Кровеносные сосуды расширялись, кровоток усиливался, жидкость и белки просачивались в ткани. Как только стимул ослабевал – будь то микроб или травма, – воспалительные клетки покидали проблемный участок, и воспаление проходило, или разрешалось.

В отличие от большинства других ученых своего времени, Серхана прежде всего интересовала именно это заключительная фаза: угасание огня на фоне мертвых клеток и других разрушений на поле боя. Этот процесс разрешения подробно описывали в литературе со времен появления микроскопов, однако традиционно считалось, что он носит пассивный характер: то есть активность иммунных клеток и выделяемых ими веществ со временем естественным образом снижается, в результате чего их действие ослабевает. На подопытных мышах Серхан внимательнее присмотрелся к событиям этой фазы. Он отмечал моменты, когда воспалительные клетки начинали отступать, и моменты, когда они полностью исчезали, подробно описывая, как быстро угасала воспалительная реакция. Исследователь задался вопросом, нет ли здесь чего-то большего, каких-то скрытых сигналов, определяющих судьбу этих клеток.