Игорь Гриньков - Хроники судебного медика — 2 Страница 4

И он начал понемногу «колоться», что переводится с милицейско-блатного жаргона на русский язык, как — «давать показания». То, что он стал рассказывать Сергею Бургустинову, привело этого сотрудника уголовного розыска, привыкшего по роду службы ко всяким мерзостям, в состояние легкого замешательства. Но на это потребовалось несколько дней.

Уже 16 апреля прокуратура г. Элисты возбудила уголовное дело, расследование которого было поручено старшему следователю Антону Санджиевичу Ольдееву…

Антон в те годы был худощавым красавцем с черной густой шевелюрой, тонкими щегольскими усиками над верхней губой и хитрым прищуром калмыцких глаз. Это на представленном фото он без своих неизменных усов; решил, видимо, на время сменить имидж. Кстати, сухопарости фигуры с годами он не утратил, поэтому со спины его и сейчас можно принять за молодого мужчину, но предательские седина, пробившаяся в смоляных волосах, сутулость плеч, усталость и озабоченность во взоре безошибочно выдают пожившего и много повидавшего на своем веку человека.

Прежде чем поступить в Саратовский юридический институт, очень престижное учебное заведение не только в РСФСР, но и в Советском Союзе, Антон, как и большинство его сверстников, отслужил 2 года в Советской армии (инженерные войска на Украине). Так что, если он и не понюхал пороху в буквальном смысле этого слова, то уж вкус солдатской пайки ощутил очень даже натурально. Потом еще 2 года работы в народном хозяйстве, где будущий прокурорский работник занимался животноводством, а попросту чабановал. А реальная и тяжелая работа на земле, знаете ли, очень хорошо формирует правильные взгляды человека на жизнь и ее проблемы.

Затем последовало поступление в Саратовский юридический институт, который славился своим профессорско-преподавательским составом и добрыми традициями подготовки кадров юристов разных специальностей. Таким образом, перед поступлением на юрфак у Антона Ольдеева уже имелся кое-какой жизненный опыт, приобретенный во время армейской службы и на гражданке. Наличие такого опыта просто необходимо будущим юристам, особенно прокурорам и судьям. Он помогает избегать огульного обвинительного экстремизма при расследовании уголовных дел, учит принимать во внимание все многообразные нюансы межличностных отношений, угадывать скрытые мотивы человеческих поступков. Ведь в руках практических работников юстиции человеческие судьбы, которые сломать проще простого, а найти взвешенное решение, соответствующее статьям УК, но также учитывающее многообразные жизненные коллизии, которые не в состоянии вместить в себя никакие законы и нормативные акты, чрезвычайно сложно.

У нормального следователя и судьи дух закона всегда выше его формальной буквы. Он должен видеть человека не в абстрактной, но в конкретной ситуации, а не просто подследственного, к которому при желании можно привязать любую статью. Очень хотелось бы, чтобы бездушный тезис: «Был бы человек, а статья найдется», — окончательно ушел в прошлое, но, увы, настоящее положение дел в стране не дает повода даже для осторожного оптимизма.

В советское время существовало золотое правило — принимать на юридические факультеты ребят, обязательно отслуживших в армии, и девушек — при наличии двухгодичного трудового стажа. Это было очень дельное правило. Сейчас, когда требования к абитуриентам-юристам резко снизились, и в юристы идут зеленые мальчишки и девчонки прямо со школьной скамьи (сами ребята, разумеется, не при чем, система сложилась такая), то по окончании вузов открывшиеся перед некоторыми из них (нестойкими в моральном отношении) возможности, связанные с определенной властью над человеком, служат плохую службу. У части этих выпускников от такой возможности начинает кружиться голова, что не сулит их потенциальным подозреваемым (подследственным, обвиняемым) ничего хорошего. Я уже не говорю о расплодившихся, словно грибы после дождя, многочисленных филиалах юридических «университетов» и «академий», со слабой материальной базой и средними по уровню подготовки преподавателями. Эти «филиалы» ежегодно пекут, как блины, юристов — недоучек, получающих после окончания в карман официальный диплом, но имеющих в голове полный вакуум.

Антон учился в то благословенное время, когда тотальная коррупция еще не проникла в стены наших высших учебных заведений, и оценки на экзаменах ставились в зависимости от конкретных знаний студента, а не от количества купюр, вложенных в зачетку. Но даже если бы дела тогда обстояли именно таким образом, то бывшему животноводу платить было нечем; материальное положение семьи сельского парня было более чем скромным, и не располагало к излишествам. Антон на протяжении всех лет учебы постоянно подрабатывал то тут, то там, чтобы свести концы с концами. Зато полученные знания были надежны; природа не обделила Ольдеева ни усидчивостью, ни практической сметкой, ни цепким умом.

По окончании Саратовского юридического института в 1983 году Антон Ольдеев 5 лет отработал следователем в прокуратуре Городовиковского района; хорошая практическая школа, доложу я вам. В 1988 году он был переведен в аппарат прокуратуры КАССР, а в 1990 году, на момент описываемых событий, назначен старшим следователем прокуратуры города Элисты. Для справки: в настоящее время Антон Санджиевич работает в должности прокурора-криминалиста прокуратуры РК.

В те годы выделиться в профессиональной среде следователей прокуратуры было достаточно сложно, потому, что в городе и практически в каждом районе республики работали настоящие профессионалы своего дела. В городе можно было отметить Станислава Самохина и Ивана Литвиненко, в следственном отделе прокуратуры «царствовали» Вячеслав Ильжиринов, Анатолий Мантыев и Сергей Нудной, в Целинном районе Василий Ильжиринов (младший брат Вячеслава) и Бадма Садваев, в Ики-Буруле — Владимир Докуров, в Яшкуле — Сергей Бамбышев, в Комсомольском — Валентин Карсаев. Это были дотошные ребята, умеющие отделять главное от второстепенного, всегда имевшие тесные деловые контакты с судебными медиками. Я помню, как в каждом криминальном случае Василий Ильжиринов приезжал на перекладных из Троицкого и присутствовал на вскрытии трупа в обязательном порядке. Страдая от природы сильной близорукостью, он буквально елозил лицом по трупу, фиксируя каждую мелочь и повреждение. И не потому, что не доверял эксперту. Ему было важно составить свое личное мнение, чтобы потом проанализировать увиденное со специалистом, наметить дальнейший план исследований, исходя из принципа целесообразности и полезности для дела. Иван Литвиненко, например, наносил на схемы тела человека повреждения и обсуждал с экспертами возможные механизмы их образования. Даже прокурор города Юрий Станиславович Бирюков, несмотря на занимаемую высокую должность, не гнушался самолично приезжать к экспертам (у меня он бывал неоднократно), чтобы решить ту или иную следственную проблему, связанную с экспертным исследованием.

На смену им пришли более молодые, способные следователи, такие как Давид Бальденкинов, Сергей Говоров, Батр Горяев, Олег Дорджиев, Шурган Кикеев, Анатолий Муниев, Басан Сергеев, Олег Чернявский, Валерий Чуб, всех и не перечислишь. Сейчас многие из них работают прокурорами, судьями, и такой рост закономерен. На этом элитном фоне Антон Ольдеев не затерялся, а занял свое достойное место.

В настоящее время также не перевелись смышленые парни с хорошими потенциальными возможностями, но появились и большие любители кабинетной работы и телефонов, не желающие оторвать свой холеный, откормленный, барский зад от кресла для живого общения с экспертом. Полагаю, что хороших (путевых) следователей из них не получится…

Уже на первом допросе Городничего в качестве подозреваемого, после проведенного хронометража, который установил явные расхождения по времени с показаниями свидетелей, следователь Ольдеев услышал первую версию событий. Антон рассказывал мне, что Городничий был очень напряжен; взгляд исподлобья, враждебный, недоверчивый (взгляд зека, по выражению Ольдеева).

На вопрос следователя, где он находился в промежутке между 15-ю и 18-ю часами, А. Городничий рассказал, с кем пьянствовал в этот отрезок времени, а затем сообщил:

«…Где-то в 20-ом часу я возвращался на тракторе к брату Володе. На Кировском мосту, на переходном мостике, я увидел Олю. Она увидела мой трактор и бросилась навстречу ко мне. Я посадил ее к себе в трактор и поехал дальше. Оля сидела в кабине и держалась за ручку (левой дверцы — примеч. автора). Когда я стал поворачивать вниз (и влево, с улицы Островского на Кировский мост), то на повороте дверь распахнулась и Оля выпала из кабины на асфальт. Я сразу остановил трактор, но не смог сразу нажать на тормоза, и трактор наехал на нее задним левым колесом.