Чезаре Ломброзо - Политическая преступность Страница 41

Нельзя поэтому удивляться, что вся Европа с радостью ухватилась за преследование евреев, дозволявшее не только безнаказанно творить зло и наживаться легким способом, но и возводившее все деяние в религиозный долг. А затем ненависть стала наследственной и тем более деятельной, что превратилась в бессознательный инстинкт. К этому надо еще прибавить раздельную жизнь; разницу в языке, обычаях, пище; торговую конкуренцию, возбуждавшую низкие страсти и заставлявшую стремиться к унижению евреев; наконец – психическую эпидемию, породившую множество невероятных легенд.

7) Аналогичные агенты. Из множества агентов, влияющих на эволюцию, весьма многие могут оказаться аналогичными друг другу, и если они преобладают над остальными, им противоположными, то и эффект может выйти одинаковым.

Так, у кочующих семитов, так же как у киргизов и номадов Верхнего Нила, – значит, у трех совершенно различных рас – мы встречаем один и тот же патриархальный строй, основанный на возвышенных, почти пуританских религиозных идеях, чего не находим у ассирийцев и химьяритов, принадлежащих тоже к семитической расе. Следовательно, здесь мы видим между различными расами, живущими в разных климатах, полную аналогию, не встречающуюся у народов одной и той же расы, живущих в одном и том же климате. Ренан объясняет это «кочевой жизнью народов, которая являлась главным фактором отбора в религиозных аристократиях. Безграничная вера номадов два раза покоряла мир. Их образ жизни, невозможность переносить с собой монументальные здания и статуи – а я прибавлю еще однообразие пустынь и степей, препятствующее развитию воображения, – отклонили их от постройки храмов и таких статуй, а отсутствие последних устранило возможность идолопоклонства, упростило культ и заставило вообще полюбить простоту».

«Кочевник есть прирожденный протестант, – продолжает Ренан. – Дождь, являющийся для индоевропейца результатом объятий между землей и небом, для семита служит проявлением воли Божией, которой он объясняет себе и гром, и молнию, и победы, и поражения».

8) Вторичные факторы цивилизации. Нельзя оставить без рассмотрения и вторичные факторы, которые, размножаясь и усложняясь с каждым столетием, затушевывают влияние факторов первичных. Так, мы выше видели, что за последние годы экономические причины стали действовать сильнее, тогда как в прежние времена их влияние было незаметно. Когда человек ходит почти голый и довольствуется самым скромным удовлетворением своих насущных нужд, то заботы об этих нуждах, разумеется, его тяготить не могут; но когда цивилизация прибавит к первобытным нуждам еще множество новых, гораздо труднее удовлетворимых, то дело должно значительно измениться. Давно ли мы прибавили к своему пищевому режиму кроме вина еще кофе – из Аравии и чай – из Китая, опиум – из Индии, а табак и какао – из Америки и листья кока – из Перу?

Эти вновь вошедшие в употребление агенты обусловили, в свою очередь, алкоголизм, никотиновую зависимость и прочее, произведшие глубокие изменение в нашей жизни и послужившие новыми причинами бунтов. Цивилизация изменяет народности, и эти изменения служат новыми агентами эволюции.

Бретань, например, также как пиренейские департаменты, только в текущем веке стала промышленной. Население здесь возросло и стало плотнее. В этом лежит причина, изменившая консервативное настроение в революционное.

Усиленная интеллектуальная жизнь, обусловливаемая цивилизацией, сама по себе ведет к неврастении и делает население беспокойным, непостоянным, революционным – иногда вопреки влиянию климата и расы.

Голландия, например, есть страна холодная, ровная, значит, антиреволюционная по натуре, но борьба с морем и чужестранным гнетом обострила ее наклонность к эволюции.

9) Мелкие факторы. Бывают, наконец, факторы такие мелкие, что совершенно ускользают от нашего внимания. Так, Спенсер замечает, что горячие источники породили керамиковое производство среди американских племен. С другой стороны, обилие вьючных животных, лошадей, облегчая перевозку, содействует торговле и эволюции; обилие минеральных или растительных материалов обусловливает развитие различных ремесел и т. д. Напротив того, непроходимый густой лес, переполненный дикими зверями, может задержать эволюцию. Таким образом, лагуны, отделяющие Венецию от материка, так же как и ее каналы, разделяющие город на части, затрудняя массовые восстания, были причиной политической стойкости ее режима.

Далекарлийцы, заметив, что во время речи Густава Вазы, приглашающей их восстать против Дании, все время дул северный ветер, сочли это знаком воли Божией и залогом успеха, а потому сразу решились следовать за Вазой и тут же сформировали отряд в четыреста человек{50}.

10) Противоречия. Нам очень мешает необходимость рассматривать вместе бунты и революции, так как между ними больше антагонизма, чем аналогии. Факторы, благоприятные первым, неблагоприятны для последних. Мы видим, например, что кельты, будучи очень склонны к бунтам, являются малоспособными к эволюции; что жаркое время года благоприятствует бунтам, тогда как революции совершаются больше в странах умеренных. И мы увидим впоследствии, что женщины, часто такие сварливые, никогда не бывают эволютивными.

Еще страннее встречать такие противоречия в одном и том же народе. Такова, например, революционная гениальность состарившихся народов. Эта гениальность зависит у них от причин невропатических и проявляется хотя часто, но спорадически, тогда как основным фоном для нее постоянно служит старческий ультраконсерватизм, как у семитов и венецианцев. Здесь опять противоречие не исключает одновременного существования.

11) Случайности. В число факторов, влияющих на эволюцию и революции, входят причины индивидуальные, которые мы рассмотрим в следующей книге, и различные случайности. Аристотель говорит, что олигархии погибали в тех случаях, когда один из их членов становился слишком могущественным; погибнув, они вновь стремились образоваться путем революции. В Сиракузах, продолжает он, конституция была изменена вследствие любовной ссоры, побудившей двух молодых людей из высшего общества и их сторонников к восстанию. Говоря об убийстве тиранов, он находит, что чаще всего эти убийства вызывались личными оскорблениями: Аминта был убит тем лицом, которому похвастался причинить насилие; Периандр погиб по той же причине; Филиппа убил Павсаний по личному поводу; Гиппарх был убит Гармодием и Аристогитоном за оскорбление сестры первого и т. д.{51}

В Митиленах – споры о наследстве, а в Дельфах – неисполнение обязательства жениться привели к продолжительным, многолетним волнениям. Точно также во Флоренции – хотя это не вполне доказано – оскорбление, нанесенное семьей Буондельмонти семье Амедеи, повело к кровавой борьбе гвельфов и гибеллинов.

Бэкон говорит, что иногда какое-нибудь неосторожное слово владетельного лица служило причиной восстания: Гальба погубил себя фразою: «Legi a se militem non emi»[18] так как после этого солдаты перестали надеяться получить деньги за свои голоса; слова Проба «Si vixero, non opus erit amplius Romano imperio militibus»[19] подняли против него легионеров.

И в наше время бунты вызываются иногда столь же ничтожными причинами: и в апреле 1821 года в Мадриде вспыхнул бунт потому, что король не хотел или не мог присутствовать на религиозной церемонии; в июле 1867 года Бухарест восстал против табачной монополии; в сентябре 1867 года Манчестер восстал из-за ареста двух фениев; в сентябре 1876 года восстал Амстердам из-за уничтожения годичной ярмарки.

Понятно, что все эти случайности служили только предлогом, толчком к бунту, к которому народ уже был предрасположен.

В Риме жестокое обращение Папирия с ребенком, оставленным ему под залог долга, вызвало революцию, кончившуюся отменой невольничества за долги{52}. Жестокое обращение Демофила и его жены с рабами вызвало бунт этих последних в Сицилии. Грубость одного солдата и распутство одного властителя были причинами Сицилийской Вечерни и изгнания Тарквиниев. Но, вспоминая, во скольких жестокостях и грубостях виновны бывают сильные, кто же может сомневаться в том, что эти частные случаи были только толчками, переполнившими меру терпение слабых?

Гнет должен быть доведен до крайних пределов, для того чтобы вызвать реакцию, как это доказывает злоупотребление властью со стороны духовенства, военного сословия, а теперь вот – адвокатов, так долго выносимое без всякого протеста.

12) Войны. Войны также служат причиной восстаний.

Так, в Фивах демократическое правительство было свергнуто после потери сражения; в Афинах богатые классы потеряли влияние после того, как вследствие потерь в войне со Спартой должны были служить в пехоте; в Аргосе после потери сражения против Клеомена пришлось дать гражданские права рабам; в Сиракузах после победы народа над афинянами демократия заменила республику; в Афинах случилось то же самое после победы при Саламине, так как состав флота был демократический.