Ольга Власова - Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика Страница 51

Ситуация в Европе, правда, была более благоприятной. В мае 1984 г. под руководством профессора социальной психиатрии Люка Сиомпи проект «Сотерия» был возрожден и продолжен в швейцарском Берне. В здании с 12 комнатами в центре Берна разместились восемь пациентов и две медицинских сестры. Так же, как и оригинальный проект, этот отталкивался от положения о недооценивании факторов среды в формировании и течении шизофрении и в процессе ее лечения. При этом была акцентирована важность эмоционального компонента: признавалось, что эмоционально напряженные отношения могут провоцировать коренные перестройки, могущие привести к психозу. Этот проект не задавался целью освободить терапию от медикаментозной составляющей, он пытался построить лечение, комбинируя известные психо-, социо-, биологические подходы к терапии психозов и направляя все силы на снижение эмоциональной напряженности[337].

На основании опыта Мошера и своих собственных наблюдений команда «Сотерия-Берн» сформулировала восемь терапевтических принципов успешной практической работы, на которых они основывали практику своего сообщества.

1. Расслабляющая, стимулирующе-оберегающая, уютная обстановка, маленькая община из восьми пациентов, образующих вместе с персоналом дружелюбную и открытую семью.

2. Постоянное, персонифицированное со-бытие (being with) с пациентом.

3. Личностная и концептуальная непрерывность – постоянное обсуждение персоналом проблем пациентов, непрерывное пребывание с пациентами.

4. Тесное взаимодействие и сотрудничество с членами семьи пациента и значимыми для него людьми.

5. Полное информирование пациентов, семьи и штата с целью снятия напряженности на всех этапах терапии.

6. Совместная работа над реалистическими целями и ожиданиями.

7. Низкие дозы антипсихотических препаратов, используемых для снятия напряжения у пациентов.

8. Организация посткоммунарного наблюдения и профилактическая терапия в течение как минимум двух лет[338].

Проведенные исследования пациентов (в течение двух лет после выписки) показали, что процент выздоравливающих больных при таких подходах и методах выше, чем в обычных психиатрических больницах, и это при значительно сниженных дозах антипсихотических препаратов и более низкой стоимости лечения[339].

Бернская «Сотерия» индуцировала и другие подобные проекты. В 1997 г. в Берне была учреждена Ассоциация «Сотерия» под председательством профессора медицинского факультета Ганноверского университета Вейлэнда Махлейдта. Проекты «Сотерия» открываются по всему миру. Совсем недавно, в 2006 г., подобный проект запущен на Аляске.

В перспективе антипсихиатрической практики группа проектов «Сотерия» оказалась, несмотря на сетования Мошера, одной из самых востребованных и динамично развивающихся. Без сомнения, в будущем появится не одно сообщество подобного типа. Секрет успеха здесь в удачном сочетании «альтернативности» содержания и институционализации направленности проекта. Индивидуальная и групповая социально-феноменологическая работа здесь по возможности включены в предписываемые психиатрической помощью рамки. И несомненный плюс – отслеживание результатов: «Сотерия» – один из немногих антипсихиатрических проектов, который изначально имел исследовательские цели и был направлен на получение показателей эффективности работы. Этот проект более других его близнецов похож на до-антипсихиатрическую практику терапевтических сообществ. Возможно, именно за таким сочетанием будущее, и именно оно будет способствовать дальнейшей гуманизации психиатрической практики.

4. Эдвард Подволл и «Уиндхос»

Эдвард Подволл (1936–2003) является не коллегой и соратником, а скорее продолжателем идей Лэйнга. Его проект «Уиндхос» часто называют одним из самых успешных среди проектов-последователей Кингсли-холла, а его теория метанойи, обогащенная авторскими наработками, представляет красочные примеры душевных исцелений. В теории Под-волла критическая составляющая сокращается до минимума, а на первый план выходит практика обретения себя.

Психическое заболевание для Подволла – не необратимый процесс психической деградации, но циклический кризис, который, хотя и не может быть запущен вспять, но может быть успешно пройден. В своей книге «Вновь обретая здоровье: помогающий подход в понимании и лечении психозов» он приводит примеры восстановления душевного здоровья после погружения в психотические эпизоды: пример аристократа Джона Персеваля, поэта и художника Анри Мишо и других людей, которые, пройдя через безумие, силой собственной воли и интеллекта смогли побороть болезнь.

Особенно примечательным здесь является случай Джона Томаса Персеваля (1803–1876), который открыл в XX в. Грегори Бейтсон[340]. Он любопытен в силу сразу двух причин: во-первых, поскольку полутора столетиями ранее проиллюстрировал теорию метанойи; во-вторых, поскольку продемонстрировал это в те времена, когда даже сама научная психиатрия еще только начинала формироваться. Случай этот имел место в самом начале XIX в., когда господствовала теория дегенерации, психическое заболевание рассматривалось как стремительно развивающееся слабоумие, а психиатрическая больница напоминала тюрьму, вый ти из которой было невозможно, поскольку само безумие считалось неизлечимым. В эту эпоху великого заточения и жил Персеваль.

Грегори Бейтсон, разбирая этот случай, указывает на целебные свойства шизофрении, на то, что сочетание «патогенного» и «целебного» часто ведет к выздоровлению на пути к новому, более полноценному функционированию. В предисловии к этой истории он пишет: «Такова одна из самых интересных характеристик странного состояния, называемого “шизофрения”: что эта болезнь – если это болезнь – иногда имеет целебные свойства. <…> Таким образом, при помощи таинственного бессознательного процесса Персевалю удалось выполнить оркестровку своего внутреннего опыта и привести в исполнение свой проход через психоз»[341]. На взгляд Бейтсона, точно так же, как некоторые органические заболевания являются своеобразными попытками тела откорректировать некую глубинную патологию, а сновидения – попытками отреагировать на накопившееся за день напряжение, шизофрения иногда – это стратегия личностного изменения. Обращение к историям, подобным истории Персеваля, по Бейтсону, открывает принципиально новые горизонты во взгляде на шизофрению: «Создается впечатление, что единожды рухнув в психоз, пациент должен пройти определенный путь. Он словно бы отплыл в странствие, которое завершается только с его возвращением в нормальный мир, в который он возвращается с прозрениями, которых никогда не бывает у тех, кто никогда не отправлялся в такое странствие. Кажется, что, начавшись, шизофренический эпизод идет столь же определенным путем, как и ритуал инициации, т. е. путем смерти и возрождения. В этот эпизод новичок мог быть низвергнут семейной ситуацией или случайными обстоятельствами, однако его ход направляется главным образом внутренним (эндогенным) процессом»[342].

Джон Персеваль был английским дворянином, одним из 12 детей премьер-министра Великобритании Спенсера Персеваля, род которого восходил к ирландским королям. Он был красив, получил прекрасное воспитание и образование, обладал великолепными манерами, был ответствен и дисциплинирован. Дисциплинированность эта и сыграла с ним злую шутку. Требовательность к себе и другим, всегда бывшая одной из центральных черт его характера, постепенно входила в противоречие с эгоистичностью окружающей его культуры, с распространенными стремлениями к власти и богатству. Перемены начали наблюдаться где-то в 1830 г.

Тогда Персеваль все больше и больше обращался к религии: молился, читал Библию, но все это только укрепляло его ощущение моральной деградации мира, приводя к устойчивой депрессии. Оставив девятилетнюю военную службу, он двинулся в Оксфорд в колледж Магдалины, дабы посвятить себя религиозным штудиям. Там он с головой погрузился в учебу, почувствовав прилив сил и наконец обретя возможность преодолеть собственные противоречия. Вскоре он прослышал о христианах-евангелистах, говоривших на «языках», и направился к ним, дабы разделить их веру.

Однако жизнь в общине привела не только к укреплению его веры, но и к нарастанию сомнения в том, должен ли он отдаться вере, свидетельства которой наблюдал. Однажды в таверне он разговорился с незнакомым юношей, и они провели весь вечер в беседах на религиозные темы. Юноша сетовал на ощущение брошенности, отчужденности от Христа, и его переживания тронули Персеваля: «Меня терзала мучительная внутренняя борьба: казалось, я движусь непонятно куда: в конце концов, я опомнился и вопреки всему отдался во власть Бога…»[343]. Теперь Персеваль ощущал внутри себя «силу Духа», и понял, что может открыть свое тело и свою душу для более глубоких изменений. Он отдался во власть духа.