Эдвард Уитмонт - Алхимия исцеления: гомеопатия — безопасное лечение Страница 51

Неосознанность и игнорирование этого факта физическими целителями закрепляет традиционное разделение разума-души-тела, в соответствии с которым организм есть не что иное, как психохимическая машина, и пациент, соответственно, рассматривается как машина, а нс как человек. Оно также грубо отвергает гуманистический аспект целителя и его уязвимость, чего нельзя избежать в триаде, сформированной с участием архетипного целителя.

Один великий целитель однажды заметил, что «врач никогда не входит в комнату больного один, с ним всегда приходит сонм ангелов и демонов». Придет ли целитель в сопровождении ангелов или демонов, будет определяться тем, до какой степени целитель осознает свои собственные раны и стремление ранить. А также его способностью справляться с ними, потенцировать и преобразовывать в символическую сущность, а следовательно, и способностью управлять ими и не проецировать их на пациентов.

НАНОСЯЩИЙ РАНЫ-НАРУШИТЕЛЬ-ЦЕЛИТЕЛЬ

Особый риск несет в себе целитель, который требует слишком большой силы для себя либо из чувства истинной заботы и ответственности, либо чтобы подчеркнуть свою важность. «Сопротивление» пациента или болезнь может стать тем этапом, на который проецируются собственные конфликты целителя. После этого целитель относится к болезни и пациенту, как к «врагу», с которым надо бороться и над которым нужно доминировать. Это есть аспект возможности целителя «развязать битву» и нанести рану, по когда это происходит на самом деле, то становится элементом, нарушающим баланс. Таким образом, основные факторы, которые необходимо учесть в случае проекции переноса-контрпереноса, следующие: отношения врача к силе исцеления и его восприятие раны и боли и, как следствие, бессознательные стремления ранить и вторгаться.

Энергии, порожденные этими архетипными элементами, являются бивалентными. В зависимости оттого, как они используются, они наделяют целителя силой-маной-харизмой, но также и способностью принести вред. Они могут применяться эмпатически, но и ответственно. Вера в свое высшее знание, умения и индуктивные психические силы (которые мы можем называть суггестией, целительным излучением, мапой, харизмой, авторитетом и так далее) является основной составляющей способности целителя быть эффективным. Такое доверие целителя к себе не только позволяет клиенту проецировать квази-божественные характеристики на целителя или терапевта, но, что более важно, целитель, вполне возможно, не будет эффективным, если эти характеристики не будут приписываться процессу исцеления. Образ Смерти-кумы в сказке свидетельствует тем не менее о том, что эти силы на самом деле не принадлежат целителю, по «получены» им и находятся в распоряжении другого, трансперсонального авторитета, перед которым целитель должен держать ответ и которому он должен «вернуть золото». Если целитель попытается объявить эту власть своей, он может попасть в беду и, скорее всего, попадет в руки Смерти-кумы.

ПРОБЛЕМА ВЛАСТИ

Основное послание Смерти-кумы целителю таково: чтобы не нанести вред себе и пациенту, будущий «благодетель» должен научиться прислушиваться к сигналам от духа Земли и склонять волю своего эго перед намерениями этого управляющего духа Земли, который является высшей силой, контролирующей клетки-носители сознания, одной из которых является сам целитель. В основе функционирования целителя лежит принесение в жертву своих личных потребностей и желаний и подчинение своих сил и способностей «намерениям» трансперсонального принципа, пациента и Руководящего Я целителя, энтелехии.

Будучи связанным с исцеляющей силой, которую он должен донести до пациента, целитель не может полностью отгородиться от нес. С другой стороны, он должен остерегаться приписывать эту силу себе, подчинять ее собственным прихотям или использовать ее для своей выгоды. С силой нужно обращаться как с «доверием», с чувствительностью к ее энтелехии, ее трансперсональным «намерениям» в отношении к индивидуализирующемуся «доверию к жизни» пациента. Такая чувствительность к «сущностной» реальности пациента и к направлениям, которые реальность может определить, требует, прежде всего, чтобы целитель осознавал и контролировал стремления к расширению своей власти.

Раскрывая и используя свои способности и умения для исцеления, доктор по необходимости ощущает и использует власть.  

И если стремление к власти не осознается полностью и не интегрируется со всей ответственностью, не важно, насколько бескорыстным намерен быть человек. Он, прежде всего, стремится удовлетворить свое тщеславие, жадность и первобытное желание быть «на высоте».

Если неизбежные устремления эго к власти являются глубинными мотивами становления, обучения, развития эффективности и успешности человеческого существа (и в том числе и целителя), они являются также и основными препятствиями для всего этого. Из этого парадоксального конфликта между стремлениями эго к доминированию и контролю и встречным требованием уважать потребности других, а также трансперсонального измерения проистекает внутреннее напряжение, присущее процессу индивидуализации человека, и, как следствие, болезнь и исцеление. То, что целитель принимается лечить у своего пациента, является, по сути, присущей человечеству в целом (а также и ему самому) предрасположенностью к болезни, то есть это страх потерять власть. Именно интенсивность его переживания этих общечеловеческих проблем, собственного участия в человеческой болезни, склоняя к нанесению ран другим в силу того, что он их не осознает, также склоняет его к тому, чтобы стать целителем.

Мотивация властью искушает целителя «выставить себя напоказ» бессознательно (или сознательно), чтобы доказать свои превосходные качества, диагностические способности и умения. Когда такое происходит, пациенту отводится роль зрителя, которым целитель манипулирует, чтобы повысить свою значимость. В дополнение к тому; что целитель в такой ситуации теряет видение пациента как личности, он может перейти границы личной компетентности в сложных или незнакомых ситуациях.

Кроме того, «целитель знает лучше» и чувствует себя «единственным», кто по-настоящему понимает исцеление, медицину и психотерапию, а также этого конкретного пациента. Чтобы быть спасителем, целитель бессознательно или далее намеренно преувеличивает патологию пациента и этим невольно провоцирует ее появление у пациента. Или интерес целителя может вызывать именно патология, а не любовь к человеческой природе, и поэтому целитель будет делать так, чтобы пациент оставался больным, а он мог удовлетворять свой интерес.

Чем больше власти присваивает себе целитель, тем меньше возможности остается у человека обратиться к тем исцеляющим силам организма, которые есть у него. Когда властью исцелять и брать на себя ответственность облекается исключительно один человек, «всемогущий доктор», пациент становится пассивным и инфантильным. Он теряет контакт с исцеляющей силой собственного организма и свою ответственность за желание и помощь в выздоровлении. Когда в глазах пациента доктор идентифицируется с божественным целителем, пациент подавляет свое инстинктивное осознание вне зависимости оттого, будет лечение эффективным или нет. Если пациент ждет, что лечение поступит извне, что его принесут на блюдечке, то он не будет в достаточной степени ориентирован на собственные потребности внести некоторые изменения и пожертвовать отдельными взглядами или привычками. Таким образом, внутренний целитель не активирован в достаточной степени.

Такие отношения, если с ними не бороться, также преувеличивают и искажают перенос на целителя пациентом конфликта «ребенок-родитель», что выражается в чувстве детской безнадежности, отказе от ответственности в надежде па то, что целитель- родитель окажет необходимою поддержку и полностью обо всем позаботится. До определенных пределов это ожидание и готовность отдать себя в руки целителя могут открыть пациенту поток харизматической исцеляющей силы, которая исходит от целителя. В конце концов, это часть жертвы-уступки сущности «Я», которая должна быть интегрирована. Однако, будучи преувеличенными и искаженными, такие ожидания могут оказать обессиливающее воздействие, так как лишают эго ответственности и могут привести к тому, что пациент будет излишне инфантильным, пассивным и даже, возможно, будет чувствовать себя жертвой агрессивного целителя-разрушителя. Такие проекции на врача скорее снижают, нежели повышают восстановительные способности.

Тенденция целителя занимать богоподобную, повелевающую позицию выражается также в абстрагированном и не личном «научном», ориентированным на лабораторию подходом «всезнайства», при котором «профессионал» работает скорее с болезнью и теорией, нежели с личностью, с человеком. У пациента при этом возникает ощущение обезличивания, чувство, что его не видят и не слышат, что им манипулируют («Исследование интервью медиков», The New York Times, ноябрь 13, 1991, с. 1, 15). Это приводит к отчуждению между пациентом и целителем, что может спровоцировать у целителя защитную реакцию и дальнейшее отдаление. Этот замкнутый круг усиливает поляризацию между ними. Эта неблагоприятная динамика является одним из основных элементов, которые способствуют падению авторитета медицинской профессии и резкому повышению количества случаев халатной небрежности врачей в отношении пациентов в последнее время.