Виктор Кандыба - Загадочные сверхвозможности человека Страница 54

Но, подобно большинству людей, умерший не может осуществить этот совет на практике. Отягощенный кармой, он дает вовлечь себя в цикл манифестаций, характеризующих состояние бордо. На четвертый день после смерти, предупреждает текст, он увидит сияние и божеств. "Все Небо станет темно-синим". Покойному предстанет Бхагаван Вайрочана – цвет его белый, – и из сердца его появится Мудрость Дхарма-Дату, "голубая, сияющая, великолепная ослепительная, и поразит тебя столь лучезарным светом, что ты не в силах будешь смотреть на него". "Вместе с ним возгорится тусклый белый свет из мира дэвов; он поразит тебя прямо в лицо". Ибо душа, влекомая дурной кармой, испугается яркого света Дхарма-Дату и прельстится тусклым белым светом дэвов. Однако текст советует умершему не привязываться к свету дэвов, чтобы его не увлек вихрь шести миров – лок; а обратить все свои мысли к Вайрочане. Тогда, в конце концов, он в ореоле радужного света соединится с сердцем Вайрочаны в станет Буддой в Самбхога Кайе – Центральной Всеобильной Области.

Еще в течение шести дней умершему предоставлен выбор между Чистым Светом, олицетворяющим освобождение и идентификацию с сущностным Буддой, и огнями, символизирующими различные формы последующей жизни, – иными словами, возвращение на Землю. Вслед за белым и голубым умершему предстанут желтый, красный и зеленый огни, и в самом конце – все они вместе.

Здесь нет возможности в нужной мере прокомментировать этот чрезвычайно важный текст. Поэтому ограничимся лишь замечаниями, непосредственно связанными с темой нашего исследования. Мы видели, что в момент смерти каждый человек имеет шанс достичь освобождения; для этого необходимо отождествиться с Чистым Светом, который предстает ему после смерти. Принимая во внимание важность понятия кармы для мышления мудрецов Индии, настаивающих на том, что человек пожинает плоды своих поступков, на первый взгляд это выглядит парадоксально. Действия прожившего свою жизнь вне истины образуют кармические последствия, которые невозможно разрушить в момент смерти. Но на самом деле все происходит в соответствии с законом кармы: душа человека неподготовленного отвергнет призыв Чистого Света и позволит увлечь себя тусклым огням, олицетворяющим более низкие уровни существования. С другой стороны, те, кто при жизни практиковали йогу, смогут узнать в Чистом свете свое "Я" и тем самым достигнуть слияния с сущностью Будды.

Свет, с которым человек встречается в момент смерти, – тот же внутренний свет, который упанишады отождествляют с атманом: в земном существовании он достижим лишь для духовно подготовленных адептов, практикующих йогу или обладающих гнозисом. Вдумавшись, мы обнаружим, что переход через смерть лишь повторяет на ином уровне ситуацию земного существования: хотя Свет является всем и каждому, только посвященные могут распознать его и слиться с ним. Верно и то, что хотя в момент смерти и несколько дней после нее лама ради блага покойного читает над ним "Книгу мертвых", – это чтение является последним призывом к освобождению, – тем не менее умерший сам определяет свою дальнейшую судьбу. У него должно достать воли в сил выбрать Чистый Свет, так же как он должен со всей непреклонностью противостоять искушениям посмертия. Иными словами, смерть – лишь еще одна возможность принять и пройти инициацию, однако, как в многие другие церемонии инициация, она предполагает серию испытаний, которые неофит должен преодолеть. И встреча со Светом post mortem ("после смерти") является последним и, возможно, самым сложным из них.

Для практикующих тантру возможен иного рода опыт встречи с внутренним светом, когда адепт переживает люминофанию во время майтхуны – ритуального соединения с молодой девушкой (мудра), являющейся инкарнацией Шакти. Подчеркнем, что речь идет не о профанной любви, но о церемонии, повторяющей "игру" божественных сил, когда не происходит извержения семени. Комментируя один из важнейших тантрических текстов, "Гухьясамаджа-тантру", Чандракирти и Цзонкаба подчеркивают одну многозначительную деталь: во время майтхуны мистическое соединение (самапати) значимо лишь в той мере, в которой оно позволяет соединяющейся паре достичь погружения сознания в нирвану. В мужчине это сознание нирваны, называемое бодхичитта, "Мышление Пробужденного", проявляется в идентификации с каплей, банду, которая совершает путь внутри его тела, спускаясь из точки на макушке вниз и наполняя половые органы светом пяти огней. Чандракирти указывает: "Во время соединения следует медитировать над такими сущностями, как ваджра и панда, представляя, как они наполняют его тело светом пяти огней".

Считается, что бинду, капля, тождественная сознанию, погруженному в нирвану, формируется в верхней части черепа, то есть в центре, который чаще всего связывается с переживанием внутреннего света. Тем самым эта "капля" есть "чистый свет" сознания в состоянии нирваны. Однако в тантризме бодхичитта одновременно отождествляется с квинтэссенцией semen vitile ("мужского семени"). Чтобы объяснить этот парадокс, необходимо подробнее остановиться на некоторых чертах индийской философии. Напомним хотя бы следующий факт: нирвана есть переживание абсолютного света, однако когда нирвана достигается с помощью майтхуны, возможно проникновение в сокровенные глубины органической жизни и обретение там, в самой сущности semen vitile, божественного света, изначального сияния, из которого был создан мир. Что касается майтхуны, это отождествление мистического света и в сущности semen vitile вовсе не абсурдно, ибо космические стихии, как и Татхагаты, и в конечном счете Urgrund, – основа всего сущего, так же как модальности пробужденного сознания, – все это возникло из Изначального Света.

Эта метафизика и сотериология света согласуются со всей индийской традицией в целом, чьи корни уходят в глубь времен. Однако при этом профессор Дж. Туччи показал, что "Гухьясамаджа-тантра" и в еще большей степени комментарии Чандракирти и Цзонкаба обнаруживают столь явные параллели с манихейством, что исследователь поневоле начинает задумываться об иранском влиянии. Сразу же вспоминаются пять световых стихий, игравших столь важную роль в манихейской космологии и сотериологии, так же как и тот факт, что божественная составляющая человека, бодхичитта, отождествляется с semen.

С известной степенью вероятности можно утверждать, что иранское влияние дает о себе знать и в ряде тибетских мифов, рассказывающих о происхождении мироздания и человека. В одном из них предлагается следующая версия космогонии: вначале была Пустота, из нее возник Голубой Свет, который превратился в Мировое яйцо, и из него родилась Вселенная. Другой миф утверждает, что из Белого Света возникло яйцо, а из яйца появился Первочеловек. И наконец, еще один миф настаивает на том, что из пустоты возникло Первосущество, излучавшее вокруг себя свет.

Тем самым мы видим: все три мифа говорят о том, что и Космос, и Первочеловек рождены из Света, являющегося их сущностной субстанцией. Еще один пласт традиционных представлений объясняет, как произошел переход от человека-Света к человеку, каким мы знаем его сегодня. Изначально люди были лишены пола и не ведали, что такое плотское желание; они носили в себе свет, окружавший их сиянием. В те времена не существовало ни Луны, ни Солнца. Когда в людях пробудились половые инстинкты, появились и половые органы, – но внутренний свет иссяк, а на небе возникли Луна и солнце. Один тибетский монах объяснял это отцу Матиасу Херманнсу следующим образом: в начале времен, когда люди размножались, свет мужчины проникал в утробу женщины, освещал и оплодотворял ее. Для удовлетворения сексуального влечения достаточно было созерцания возлюбленного. Но люди деградировали – и стали касаться друг друга руками, покуда не открыли физическую близость.

В соответствии с этими верованиями Свет и Сексуальность – два антагонистических начала; когда доминирует одно из них, невозможно проявление другого, и наоборот. Возможно, здесь кроется объяснение тантрических ритуалов, о которых мы говорили выше: если проявление сексуальности приводит к исчезновению света, свет должен быть скрыт в самой сердцевине полового влечения, он не может быть ни чем иным, как семенем. И покуда мужчина занимается любовью, ослепленный инстинктом, уподобляясь прочим животным, этот свет пребывает скрытым. Но если адепту удалось пробудить свет в глубине своей сущности, то он обретает просветление, гнозис и проходит через переживание неземной красоты – если любовное соединение становится ритуалом или божественной "игрой", когда задержка семяизвержения "отменяет" биологическую цель полового акта. В таком случае маит-хуна является отчаянной попыткой вернуться к ситуации изначального человека, когда люди были светозарными существами и свет играл главную роль в воспроизведении человеческого рода.