Исцеление духовных болезней - Жан-Клод Ларше Страница 58

ранит[1436] и разрушает[1437] другую ценную добродетель, свойственную душе[1438], разновидность любви к ближнему, которая уподобляет человека Богу, — кротость. Вот почему святитель Григорий Великий пишет, что «грех гнева, уничтожая кротость в нашей душе, повреждает этим наше уподобление Богу»[1439]. Иными словами, это означает, что Святой Дух больше не пребывает в человеке[1440] и бесовский дух, призванный поведением самого человека, занимает пустующее место[1441]. Лишенная Святого Духа, дарующего порядок и единство, душа оказывается в состоянии беспорядка и разделения: «Душа лишается Святого Духа в тот самый момент, когда ее видят впавшей в явное безумие и рассеивающейся от самых недр ее мыслей до самых поверхностных ее проявлений», — пишет святитель Григорий Великий[1442]. Он же ранее отмечает, что «когда гнев поражает кротость души, он приводит ее в смущение, так сказать, раздирает и уничтожает ее, разделяя в самой себе»[1443].

После того как Святой Дух, просвещавший душу, покинет душу, она очень скоро погружается во тьму[1444]. Прежде всего помрачаются именно очи сердца[1445]: с этого времени человек отпадает от истинного знания[1446]. «Бог лишает сияния Своего знания тот разум, который омрачен расстройством гнева», — отмечает святитель Григорий Великий[1447]. Разум становится неспособным к созерцанию[1448]. «От какой бы причины ни возбудился гнев, он ослепляет очи сердечные и, причиняя гибельную язву остроте зрения, не дает созерцать солнце правды», — пишет преподобный Иоанн Кассиан[1449]. Евагрий говорит следующее: «Когда человек с плохим зрением смотрит на солнце, тогда у него слезятся глаза и он видит в воздухе миражи. Так и ум (νοῦς), смущаемый гневом, не способен всматриваться духовным созерцанием, но видит словно облако на тех предметах, которые старается рассмотреть»[1450]. В особенности человек становится неспособным чувствовать в себе присутствие Христа[1451].

Из всего вышесказанного само собой разумеется, что гнев является препятствием для молитвы[1452], которая, по словам Евагрия, есть именно «побег [от древа] кротости и отсутствия гнева»[1453]. «Расстраивая молитвенное состояние»[1454], страсть гнева разрушает связанное с ним душевное здоровье и препятствует человеку вести ту жизнь, для которой он создан.

В то время как гнев развивает и укрепляет греховную раздражительность[1455], ослабляется раздражительность добродетельная, дарованная человеку для борьбы со злом. Сила души теряет знание о духовной борьбе[1456], пребывает парализованной[1457]. Душа становится бессильной[1458], и любая попытка восстановления оказывается для нее весьма тяжелой[1459].

Все эти последствия являются для человека поистине катастрофическими: в конечном счете, гнев влечет за собой его духовную смерть[1460]. Кроме того, эта страсть прогоняет от него все добродетели[1461] и разрушает прежде всего любовь к ближнему[1462]. Прекратив разрушать, в соответствии со своим естественным предназначением, бесовские помыслы, гнев «таким же образом разрушает присущие нам благие помышления»[1463]. Соответственно, гнев порождает множество страстей. Среди основных назовем печаль[1464], уныние[1465], малодушие[1466] и гордость[1467].

ГЛАВА 9 СТРАХ

СТРАХ

Святые отцы относят к разряду страстей страх (φόβος) и все состояния, которые близки к нему и являются его разновидностью или степенью, такие, как боязнь, испуг, ужас, а также беспокойство, тревога и скорбь[1468].

В целом страх возникает из-за опасения утраты или из-за страдания[1469], из-за мысли (или чувства) о том, что можно потерять в ближайшем или далеком будущем объект желания или привязанности[1470].

Впрочем, страх означает как страсть, так и добродетель. «Если страх есть страстное состояние души, то далеко не каждый страх является страстью», — отмечает Климент Александрийский[1471]. Следовательно, надо различать два вида страха.

1. ПЕРВЫЙ ВИД СТРАХА

Его Бог вложил в человека при сотворении, он свойствен его природе и выражается в двух формах.

а) Первая форма страха

Первая форма страха — это сила, привязывающая человека к его бытию[1472] и заставляющая бояться потерять собственные душу и тело. При помощи такого страха в его простейших проявлениях человек привязывается к жизни и бытию, опасаясь всего, что может им повредить или разрушить их, испытывает отвращение по отношению к небытию. Вот как объясняет подобное стремление преподобный Максим Исповедник, подчеркивая, что это свойственно природе человека, который обладает «силой тяготения к сущему, а не к не-сущему… и той силе по природе свойственно стремиться к тому, что способно сохранить бытие, и отвращаться от того, что способно его разрушить»[1473]. Эта сила является частью логосов, которые Бог «вложил [в природу человека] через сотворение»[1474]. «Страх, согласный с природой, есть сила притяжения к сущему при отвращении [к тому, что стремится это разрушить]»[1475]. Такая боязнь, по словам преподобного Иоанна Дамаскина, «есть отвращение ко всякому разрушению»[1476]. Она, как могли бы сказать, соответствует инстинкту самосохранения[1477], врожденному инстинкту жизни для продолжения нашего бытия и сохранения нашего существования в вечности. Она проявляется, в частности, как страх смерти, являющийся естественным, ибо Творец дал нам жизнь, чтобы мы берегли ее[1478] и чтобы повреждение и смерть были для нее противоестественными явлениями.

б) Вторая форма страха

Вторая форма представляет собой «страхБожий» от самого простого его проявления — страха перед наказанием Божиим[1479] — до самой высшей степени — страха быть отделенным от Бога[1480]. Эта форма страха оказывается естественным образом связанной с первой: если человек, привязанный к жизни и бытию и боящийся их потерять, знает их истинную природу, он действительно страшится быть отделенным от Бога — начала и конца, источника и смысла всего сущего. Человек, сознающий свою глубинную сущность, боится потерять не столько биологическую жизнь, сколько жизнь в Боге. Таким образом, у человека духовного страх смерти затмевается страхом Божиим, страхом всего того, что может разлучить его с Богом, то есть греха и диавола, несущих смерть душе[1481], ибо только этой смерти и стоит бояться, так как она окончательно лишает жизни, в то время как биологическая смерть только на время отделяет душу от тела и разрушает только земную и поврежденную форму существования.

Первый тип страха, о двух формах которого мы только что рассказали, является добродетелью[1482], присущей Адаму до грехопадения. Адам был призван стать бессмертным по благодати, однако он мог умереть вследствие своего свободного выбора, если бы противоречил им воле Божией