Э Гордон - Судебно-медицинская экспертиза: проблемы и решения Страница 6

С этой точки зрения мы не видим каких-либо препятствий к тому, чтобы судебно-медицинскую экспертизу признать полнокровным следственным действием. Она проводится в ходе предварительного или судебного следствия, направлена на выявление, проверку, закрепление и преобразование в специфический источник доказательств, именуемый заключением экспертизы, определенной доказательственной информацией. В ней, наряду с экспертом, проводящим специальное исследование с целью дачи экспертного заключения, активное участие принимают орган дознания, следователь или суд, т. е. те субъекты уголовно-процессуальной деятельности, которые ведут уголовное судопроизводство, проводят предварительное или судебное следствие. Поэтому нельзя не согласиться с выводом о том, что судебно-медицинская экспертиза в целом входит в систему следственных действий [46].

Подчас сторонниками иной позиции высказывается мнение, что самое экспертное исследование специалистом, а не следователем и не судом носит по отношению к нему опосредованный характер, в силу чего оно никак не может выступать как следственное действие, поскольку последнему опосредованность не свойственна [47]. Такое соображение, однако не представляется в достаточной мере убедительным.

Во-первых, нельзя забывать, что любая доказательственная информация, на базе которой решается вопрос о существовании или несуществовании входящих в предмет доказывания по делу фактов и об их юридически значимых свойствах, по отношению к следователю и суду носит в конечном счете опосредованный характер. Следователь и судья непосредственно сами не являются очевидцами содеянного и других обстоятельств дела, они воссоздают их образы на основе доказательственной информации, полученной из определенных источников (документов, показаний и т. д.), и в этом плане их знания «опосредованы» при совершении подавляющего большинства следственных действий в советском уголовном процессе. Исключением в данном отношении могут, пожалуй, служить только следственные осмотры, в ходе которых сам следователь или суд могут непосредственно «воспринимать» значимые по делу свойства материальных следов содеянного (скажем «следы» автотранспортного происшествия на дороге и на самих столкнувшихся автомобилях). Что же касается допросов, очных ставок, исследования документов как источников доказательств (ст. 88 УПК РСФСР) и других подобных следственных действий, то признак «опосредованности» присущ всем им вполне закономерно. Почему степень такой опосредованности может быть различна не только при разных следственных действиях, но даже при одном и том же способе получения и проверки доказательств (например, при допросе свидетеля в одних случаях следователь получает доказательственную информацию «из первых рук», в других — «из вторых рук» и т. д.). Судебная экспертиза не является исключением, поскольку та доказательственная информация, которую следователь или суд черпают из ее заключения, может базироваться в одних случаях на фактах реальной действительности, которые воспринимались непосредственно самим экспертом, в других — основываться на информации, взятой из других источников, в-третьих, и на лично воспринятых реальных фактах, и на «опосредованной» другими источниками доказательственной информации.

Во-вторых, говорить об «опосредованном» характере одних и «неопосредованности» других следственных действий в научном плане вообще некорректно. И гносеологически, и онтологически любое действие — это внешнее выражение волеизъявления именно того лица, которое его совершает. Ни один дееспособный человек не нуждается в том, чтобы в совершаемом им действии присутствовал момент «опосредованности». Это в равной мере относится и к любому следственному действию, являющемуся всегда неопосредованным волеизъявлением того, кто его в соответствии с законом предпринимает.

Но если даже на какое-то время отойти от отмеченного выше общенаучного постулата и идти по пути условного конструирования свойства «опосредованности» того или иного следственного действия в том значении, в каком, очевидно, понимает его С. А. Шейфер, то нетрудно заметить, что такое свойство в той или иной мере можно усмотреть во многих следственных действиях. «Опосредованность» в подобном значении налицо, к примеру, полностью при выполнении следственных действий в другом месте по отдельному поручению (ст. 31, 132 УПК РСФСР), а частично при следственном осмотре или эксперименте, производимом с участием специалиста (ст. 179, 180, 183 УПК РСФСР).

И, в-третьих, выделение следственных действий из системы всех процессуальных действий осуществляется ведь не по признаку их «опосредованности» или «неопосредованности» и даже не в зависимости от того, кем, когда они производятся. Например, если следователь составляет обвинительное заключение по делу (ст. 205 УПК РСФСР), то речь идет не о следственном, а об ином процессуальном действии. И, наоборот, следственным являются определенные действия органа дознания или суда первой инстанции. Здесь важно другое — назначение и характер производимого действия. Если последнее выражается в обнаружении, закреплении, проверке и оценке доказательств по уголовному делу, направлено на осуществление таким путем доказывания, то оно признается следственным, если даже его предпринимает не следователь, а орган дознания, прокурор или суд. В сложных же следственных действиях вполне возможно полноценное участие других субъектов уголовно-процессуальной деятельности, что не меняет их процессуально-правовой природы.

Все изложенное выше дает, на наш взгляд, достаточное основание для того, чтобы судебно-медицинскую экспертизу признать таким процессуальным действием, которое закономерно входит в общую систему следственных действий в советском уголовном процессе.

1.2

Отграничение судебно-медицинской экспертизы от освидетельствования, осмотра и других смежных процессуальных действий

Дальнейшая конкретизация рассмотренных выше признаков судебно-медицинской экспертизы предполагает отграничение ее от процессуальных институтов, имеющих с ней какие-то общие черты. Здесь возникает, по существу, три группы проблем. Надо отграничить судебно-медицинскую экспертизу: во-первых, от иных форм использования специальных медицинских познаний в советском уголовном процессе; во-вторых, от такого весьма близкого к ней следственного действия, как освидетельствование живых лиц, и, в-третьих, от некоторых видов судебной экспертизы (например, биологической, криминалистической и т. д.), которые по объекту, методам и некоторым другим параметрам имеют общие моменты с судебно-медицинской экспертизой.

Решение первой группы вопросов, думается, не представляет собой сложности. Когда речь идет об использовании по уголовному делу консультационной или справочно-консультационной помощи со стороны лиц, обладающих специальными медицинскими познаниями, то налицо совершенно иная форма привлечения специальных познаний в уголовном судопроизводстве и смешение ее с судебно-медицинской экспертизой вряд ли возможно. Эта форма применения специальных знаний в уголовном процессе в советской юридической литературе освещена достаточно подробно [48]. Применительно к судебно-медицинской экспертизе эта проблема какой-либо специфики не имеет и поэтому нет необходимости в ее рассмотрении.

Несколько сложно отграничить судебно-медицинскую экспертизу от участия специалиста в некоторых следственных действиях, если в качестве такого специалиста выступает лицо, обладающее медицинскими познаниями. Такая картина нередко встречается при осмотре места происшествия, при обысках, выемках, при следственном эксперименте, при опознании трупов и живых лиц. Все эти следственные действия проводятся следователем (лицом, производящим дознание), а специалист выступает в них лишь в роли лица, призванного оказать ему помощь своими специальными познаниями. Условия привлечения органом предварительного расследования специалиста, процессуальное положение последнего при производстве следственных действий регламентированы ст. 1331 УПК РСФСР. Все те научные, организационные и методические положения, которые разработаны советской юридической наукой по применению этой статьи УПК РСФСР [49], в полной мере распространяются на специалиста-медика.

Когда речь идет даже о наружном осмотре трупа на месте его обнаружения, то это следственное действие в соответствии со ст. 180 УПК РСФСР производится следователем (органом дознания) в присутствии понятых и с участием врача-специалиста в области судебной медицины, а при невозможности его участия — иного врача. Нетрудно видеть, что специалист с медицинскими знаниями при таком осмотре трупа не превращается в эксперта, его процессуальное положение ограничено теми правами и обязанностями, которыми наделен любой специалист в соответствии со ст. 1331 УПК РСФСР. Другое дело, что этот специалист впоследствии может быть назначен экспертом. Однако это происходит лишь постольку, поскольку органом предварительного расследования назначается судебно-медицинская экспертиза и ее производство поручается именно этому специалисту. Если же в качестве эксперта назначается любое другое лицо, обладающее медицинскими познаниями, то специалист-медик, участвовавший в наружном осмотре трупа, в эксперта по делу не превращается.