Геннадий Старшенбаум - Аддиктология: психология и психотерапия зависимостей Страница 78

Эребофилиянаблюдается обычно у женщин с половыми расстройствами, которых привлекает неопытность юношей и, следовательно, меньшая вероятность осуждения их сексуальных действий, а также юношеская гиперсексуальность. В основе геронтофилиинередко лежит неразрешенный эдипов конфликт. Она может развиться в результате детской идеализации деда или бабушки, при этом старческое тело играет роль своеобразного фетиша. Возможно также влияние потребности в покровительстве, а также опыта сексуального общения с педофилом.

Эксгибиционизмможет развиться у подростка после внезапного появления взрослых во время мастурбации. Как и вуайеризм, он связан с фиксацией на гениталиях из‑за страха кастрации. При этом жена эксгибициониста обычно доминирует, замещая мать, к которой больной в детстве был слишком привязан из‑за невозможности идентифицироваться с чрезмерно авторитарным отцом. Демонстрация пениса женщине (обычно девочке или девушке) в качестве фаллического символа силы и изначального превосходства своего пола служит компенсацией испытанного в детстве чувства неполноценности и унижения.

Вуайеризмтрактуется как пассивная форма эксгибиционизма, которая служит предложением партнеру обнажиться; как садистское проникновение в объект, который не дает себя; как символическое выражение желания насильственно прервать первичную сцену, проникнуть в интимную тайну родителей и отомстить им. Фенихель (2004) объясняет вуайеризм как попытку избавиться от страха кастрации, возникшего у ребенка, когда он впервые увидел гениталии взрослого. Затем вуайерист повторяет эту сцену, чтобы убедиться, что ему нечего бояться. При триолизме и плюрализме достигается победа над эдиповым соперником, осуществляется месть дразнящему и отказывающему эдипову родителю, экстатическое слияние с ним.

В личности сексуальных насильниковвыделяют следующие черты: глубинная эмоциональная связь с матерью при одновременном пренебрежительном и презрительном к ней отношении, чувство страха и ощущение собственной ничтожности перед отцом. Характерны разделение или даже противопоставление секса и эмоций, сексуальный эгоцентризм, непонимание и неприятие идеи партнерства, агрессивная форма проведения сексуальных контактов как отражение гинекофобии (страха перед зрелой женщиной) и неуверенности в себе как в полноценном партнере.

Сексуальный садизмотражает потребность в доминировании для компенсации своей беспомощности в период эдиповой фазы. Лица, склонные к сексуальной агрессии, слабо устойчивы к стрессу, для них характерны низкий аффективный самоконтроль, повышенная тревожность, неадекватная обстоятельствам агрессивность. Основными мотивами сексуальных садистов, по Фенихелю (2004), являются: «Я не кастрат, я кастратор» и «Я буду мучить тебя до тех пор, пока ты не простишь и не полюбишь меня».

Полагают (Ткаченко, Якубова, 1992), что сексуальные садисты самоутверждаются в гипермаскулинной роли потому, что страдают от своих женоподобных черт, которые появляются в результате нарушения процесса половой идентификации. Их аутоагрессивные побуждения преобразуются в гетероагрессивные и садистические путем формирования влечения, противоположного существующему. Лежащий в основе расстройства «первичный мазохизм» развивается на ранних этапах формирования сексуальности в результате оральной фрустрации.

Сексуальный мазохистпреодолевает страх перед болью, демонстрируя свою невосприимчивость к ней. Еще важнее для него испытать чувство рабской покорности и беспомощности перед беспредельной властью партнера. Мазохизм нередко формируется в подростковом возрасте под влиянием грубого сексуального или физического насилия (абьюза), перед которыми подросток был беззащитен. При мазохизме пенис партнера воспринимается как замена материнской груди.

З. Фрейд считал мазохизм вторичным явлением, рассматривая его как поворот первичного садизма (инстинкта смерти) против собственного Я под влиянием чувства вины, вызываемого суровым Суперэго. Символы самокастрации используются для того, чтобы избежать настоящей кастрации. Фрейд связывал развитие мазохизма также с женским стереотипом пассивного и рецептивного, отзывающегося поведения. Он пишет:

«Эрогенный мазохизм участвует во всех фазах развития либидо, заимствуя у них свои меняющиеся психические облачения. Страх быть съеденным тотемным животным (отцом) происходит от примитивной оральной организации; желание быть битым отцом – от следующей за ней садистско‑анальной фазы; как некий осадок фаллической ступени организации в содержание мазохистских фантазий вступает кастрация, хотя позднее она и отклоняется. Из окончательной же генитальной организации выводятся, естественно, ситуации, в которых мазохист выступает объектом коитуса и субъектом деторождения, характеризующих женственность. Легко можно понять также и роль ягодиц в мазохизме, независимо от ее явного обоснования в реальности. Ягодицы являются эрогенно предпочитаемой частью тела в садистско‑анальной фазе, подобно тому как грудь – в оральной, а пенис – в генитальной фазе».

(Фрейд, 2002, с. 357)

Фрейд подчеркивает, что мазохисты обычно ищут повреждений и боли всех видов, за исключением повреждений и боли, затрагивающих гениталии. Рассматривая моральный мазохизм, Фрейд отмечает, что он …

«создает искушение совершать “греховные” поступки, которые должны затем искупаться упреками садистской совести (как это часто бывает у столь многих русских типов характера) или наказанием, исходящим от великой родительской силы судьбы».

(Там же, с. 363).

О. Фенихель (2004) интерпретирует мазохизм зависимых личностей как защитную регрессию к орально‑рецептивному уровню реагирования с целью восстановления союза с родительской фигурой. Подчеркивание собственной беспомощности и ничтожности подразумевает призыв к милосердию, обращенный к агрессору или защитнику. Мазохистское поведение имеет и обвиняющий, садистический оттенок: «Посмотри, каким несчастным ты меня сделал!» Автор относит к проявлениям мазохизма также и аскетизм, рассматривая умерщвление плоти как искаженное выражение заблокированной сексуальности. Фенихель считает этот тип мазохизма анальным, поскольку он характеризуется сдержанностью и способностью к напряжению.

Матери сексуальных аддиктов могут использовать своих детей в качестве переходных объектов. При этом мать в общении с ребенком использует особые слова для обозначения зон и функций тела, учит его по‑своему называть различные аффективные состояния, определяет, какие мысли позволительны, а какие неприемлемы. Г. Аммон (1995) выявил, что у перверсно реагирующих пациентов взаимоотношения в диаде «мать – дитя» складывались следующим образом: матери, не понимая активных потребностей своих детей, могли осуществлять лишь клишированное, поверхностно ориентированное на социальную реальность поведение. Это воспринималось ребенком как отвержение и травма покинутости. В дальнейшем данное чувство отсекается от образа Я ребенка с помощью психологической защиты отрицания. Возникает «дыра в Я», динамика которой определяется регрессивным стремлением к восстановлению утраченных взаимоотношений с матерью.

Аммон разделяет патологическое сексуальное поведение на деструктивное и дефицитное. Деструктивная сексуальность характеризуется отщеплением личности от таких аспектов взаимоотношений, как идентификация с объектом, контакт и партнерство. Она лишает сексуальную встречу аффективного компонента и может служить средством для достижения несексуальной цели. Ее варианты: садомазохизм, эксгибиционизм, фетишизм, проституция и т. п. Дефицитная сексуальность выражается в форме импотенции, фригидности или отказа от секса. Она связана с интимофобией, нарциссизмом и дефицитной агрессией. Последняя проявляется в отсутствии потребностей и интересов, пассивном уединении от людей и вещей с чувством внутренней пустоты и скуки, вины, уступчивости, неспособности к установлению контактов.

Пример(из дневника клиентки).

Я вышла замуж за человека на 10 лет старше меня, хотя была влюблена в другого. С ним я чувствовала себя костром, вокруг которого пляшет сумасшедший абориген, то разжигая его до небес, то, испугавшись, заливая его водой. Потом в нем вспыхивает ненависть к костру, который погас, он топчет его, плачет, жалуется на холод, одиночество и страх, пока один уцелевший уголек потихоньку не начинает разгораться. И тогда все повторяется вновь. Но, возможно, когда‑нибудь уголек не разгорится и костер навсегда остынет, либо спалит сумасшедшего аборигена…