Алан Уотс - Книга о табу на знание о том, кто ты Страница 28

Ты не спрашиваешь себя, в чём смысл этого состояния или какая от него польза. Какая польза от Вселенной? Как на практике можно использовать миллион галактик? Но именно потому что это состояние бессмысленно и бесполезно, оно становится важным и необходимым — это звучит парадоксально, но на самом деле в этом нет противоречия. В чём, например, польза от исполнения музыки? Если ты играешь только для того, чтобы заработать деньги или превзойти мастерство других исполнителей, быть культурным человеком или развить у себя музыкальные способности, то на самом деле ты не играешь. Ведь на уме у тебя не музыка. Ты не отдаёшься ей. Если над этим задуматься, то станет ясно, что исполнение и слушание музыки — это чистая роскошь, пристрастие и потеря драгоценного времени и денег только лишь на то, чтобы воспроизводить изощрённые комбинации звуков. Тем не менее что бы мы подумали об обществе, которое запретило музыку, танцы и все другие занятия, не имеющие непосредственного отношения к проблеме выживания? Очевидно, что такое общество будет продлевать своё существование дальше и дальше. Однако жизнь в этом обществе полностью лишена смысла — при условии, конечно, что его жители не научатся получать удовольствие от «насущных дел»: фермерства, строительства, службы в армии и приготовления пищи. Однако как только это произойдёт, окажется забытой цель, которая состоит в том, чтобы продлевать своё существование. Если работу выполняют во имя самой работы, она превращается в искусство: сады начинают напоминать парки, среди обычных ящиков для обитания неожиданно можно встретить строения с оригинальными крышами и диковинными орнаментами, узоры появляются даже на оружии, плотники не жалеют времени на то, чтобы «дошлифовать» свои изделия, а повара становятся гурманами.

Китайское философское произведение «Тайна золотого цветка» утверждает, что «если цель используется для того, чтобы достичь бесцельности, смысл происходящего оказывается постигнутым». Ведь и выживание не имеет смысла в том обществе, которое не даёт возможности заниматься бессмысленной деятельностью. Такой деятельностью является работа, которая не направлена непосредственно на дальнейшее продление жизни, которая достигает своей цели в самом своём процессе, не требуя для себя никакой награды в будущем. Косвенно и непреднамеренно такая деятельность способствует выживанию, потому что придаёт ему смысл. Однако, этот смысл сразу же теряется, если его начинают эксплуатировать с этой целью. Исполнять музыку лишь для того, чтобы отдохнуть или освежиться перед работой, означает вообще не играть. И в то же время ни одна работа не будет хорошо сделана и не доставит никому удовольствия, если она не будет в свою очередь в каком-то смысле игрой.

Выйти из замкнутого круга «Ты должен выжить» означает увидеть, что жизнь — это по сути игра. Понять это трудно лишь потому, что представление об «игре» имеет две стороны, которые зачастую путают. С одной стороны делать что-то только или всего лишь играя означает быть недалёким или неискренним человеком. Но в этом значении лучше было бы использовать слово «забавляться», а не слово «играть». Если женщина скажет мне: «Я люблю тебя», правильно ли будет с моей стороны задавать ей вопрос: «Ты говоришь серьёзно или играешь со мной?» Ведь если наши отношения будут развиваться дальше, я очень надеюсь на то, что она не будет вести себя серьёзно, а будет играть со мной. Нет, лучше уж спросить её так: «Ты говоришь искренне или забавляешься со мной?» Искренность лучше, чем серьёзность, ведь кто из нас желает, чтобы его любили с видом мрачной безысходности?

Таким образом, бывают ситуации, в которых игра совсем не является тривиальной забавой — например, когда Сеговия берёт в руки гитару или сэр Лоуренс Оливер выходит на сцену в роли Гамлета. Ещё более очевидным примером может служить исполнение музыки на церковном органе. Именно этот смысл игры имел в виду Св. Григорий Нисский, когда сказал о Логосе, созидательной мудрости Бога, следующие слова:

Это Логос в высокие игры играет,

когда раскачивает весь космос туда-сюда

и придаёт ему всевозможные очертания.

А на другом конце земли ему вторит японский мастер Дзэн Хакуин:

В пении и в танце звучит голос Закона.

В том же смысле Веданта рассматривает весь мир, как лилу и майю Абсолюта. Первое из этих слов имеет смысл «игра», а второе более неоднозначно и может быть определено как иллюзия (от латинского слова ludere, которое означает «играть»), магия, творческая сила, искусство и измерение. Ведь чувство меры очень развито у людей искусства, о которых говорят также, что они подходят к жизни с творческой меркой. С этой точки зрения Вселенная вообще и процесс игры в частности в какой-то мере «бессмысленны». Это значит, что они не указывают — подобно словам и символам — на что-то вне себя и не обозначают ничего, кроме себя. Так, соната Моцарта, не несёт в себе никакого морального или информационного послания и не подражает шуму ветра, ударам грома или пению птиц. Когда я произношу звук «вода», ты сразу же понимаешь, что я имею в виду. Но скажи мне, что означает вся эта ситуация: я издаю звук, а ты понимаешь меня? В чём смысл пеликана, подсолнуха, морского ежа, замшелого камня или галактики? Или символов а+b = b+а? Все они являются танцующими очертаниями и структурами света и звука, воды и пламени, ритма и вибраций, электричества и пространства-времени. Они ведут себя как-то так:

Труммуляр, труммуляр трилп,Хамлипсибл, липсибл лилп;Цим трикен митрамми,Ламгамптьюлес хамми,Стормгигл амбамдьюлар билп.

А вот слова сэра. Артура Эддингтона о природе электронов:

Мы видим атомы, опоясанные вращающимися электронами, которые носятся туда-сюда, сталкиваются друг с другом и отскакивают. Свободные электроны, оторванные от атомных оболочек, улетают вдаль со скоростями в сотни раз большими, чем те, что они имели в электронных оболочках. На своём пути они сталкиваются с другими атомами, иногда едва задевая их, а порой пролетая в точности между ними… Этот спектакль так увлекателен, что, глядя на него, мы забываем о том времени, когда хотели узнать, что такое электрон. Ответа на этот вопрос не последовало… Нечто неизвестное делает что-то, мы не знаем что, — это всё, что смогла нам дать наша теория. Но такие выводы не очень-то проясняют суть дела. Где-то я прочёл нечто вроде:

Склизкие товелиВращались и хрюкали в нибеле.

Электроны ведут себя приблизительно так же. Для их природы и всего того, что с ними происходит, характерна такая же неопределённость.[21]

Весь смысл в том, что «этот спектакль так увлекателен». Ведь мир — это очарование (по-английски fascination, которое происходит от латинского fascinum), обворожительность (по-английски enchantment, что означает «заворожённость напевом») и замешательство (по-английски amazement, что означает «состояние того, кто сбился с пути»). Мир является арабеской столь великолепных ритмов, всё в нём разыгрывается по такому интригующему сценарию, что мы запутываемся в его сетях, привязываемся ко всему и полностью забываем о том, что жизнь — это всего лишь игра. Мы очаровываемся представлением на сцене этого мира до такой степени, что, одобряя и освистывая актёров, мы начинаем их любить и ненавидеть. Мы отождествляемся со своей ролью настолько, что переживаем восторг и ужас, экстатический оргазм и конвульсивную агонию. Но всё это всегда составлено из наличия-и-отсутствия, или чёрного-и-белого. Всё это пульсирует и вибрирует, образуя причудливую мозаику. Всё это выдержано с точностью до малейших долей секунды и расцвечено. Всё это может возбуждать или усыплять нас, но всегда и во всех измерениях своего бытия мы чувствуем одну и ту же вечную игру энергии; Эта игра полностью лишена смысла и в то же время невообразимо прекрасна!

Внимательно вслушайся в мелодию, которая исполняется одним лишь голосом. Она может заставить тебя рыдать от горя, прыгать от радости, танцевать до упаду или прийти в ярость. Ты не можешь понять, где кончается музыка и начинаются эмоции, потому что переживания тоже в чём-то похожи на музыку. Голос певца играет на твоих нервах подобно тому, как дыхание музыканта играет на флейте. Это характерно для любых переживаний, хотя многие из них обладают намного большим числом измерений, чем звук. Существуют зрительные, осязательные, вкусовые и обонятельные вибрации, а также вибрации интеллектуального пространства, которые выражаются словами и символами — всё это порождается и воспринимается человеком одновременно, накладываясь и перекрываясь. Но по своей сути — и тем самым мы с помощью отрицания скажем нечто очень положительное — всё это не более осмысленно, чем таинственное высказывание старика Спитхеда, который отворил окошко и промолвил: