Ариадна Эфрон - История жизни, история души. Том 2 Страница 18

Ещё поразительны цветы — везде и всюду — каждое свободное пространство города превращено в сад, сквер, парк, а не то и просто в клумбу, куртину, устроенную с прелестным изяществом... На рынках цветов не меньше, чем продуктов. Улицы, мощённые круглым розовым булыжником, пешеходные дорожки — кирпичные, черепичные крыши. Городок — портовый, но жизнь из него всё же ушла с войной, и это очень чувствуется.

Погода всё время стоит пасмурная, на удивление всей «европейской территории Союза», где, судя по радио, стоит жаркая и солнечная погода. Купалась всего раза два, а Ада ещё не рискнула окунуться в балтийские волны. Время бежит быстро, скоро уже будем заказывать обратный билет! Целуем вас очень крепко, главное — будьте здоровы!

Ваши А<ля> и А<да> Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич

15 июля 1960

Дорогие Лиленька и Зинуша, получили ваше большое письмо, обрадовались. Погода у нас, тьфу, тьфу, наладилась, т. е. дня четыре подряд стоит солнечная, временами даже жаркая. Много часов подряд проводим на пляже, бездумно загораем, купаемся. Купаться я начала уже давно, когда t° воды была ещё градусов 15, т. е. производила довольно сильное впечатление на спину и живот. Теперь она — вода — достигла 18°, и купаются все на свете — и стар и мал. Пляж огромный и в длину и в ширину, белый, песчаный и по всему побережью можно купаться без всякого риска, т. к. дно опускается настолько постепенно, что идёшь-идёшь чуть ли не полкилометра, и всё тебе море по колено. Я понимаю деда1, предпочитавшего Северное море южному - здесь всё - тончайшая живопись творца, ни следа олеографии; а там — чересчур ярко - красота бьёт в глаза, бьёт через край и лишает тебя возможности открывать её в неярком, в суровом.

Море напоминает мне Атлантику, только более ручное окружение. Либава, к счастью, совсем не курорт, и нет на ней налёта дешевки и развлекательности; это - трудовой маленький городок, окружённый водой как полуостров - с одной стороны - огромное озеро, с другой - море, и от озера до моря идёт большой судоходный канал. В нём покачиваются и корабли, и кораблики, торговые и рыбачьи суда и судёнышки. По обеим сторонам канала - старинные кирпичные склады, мне кажется, ещё петровских времён. Кстати, сохранился и деревянный домик под высокой черепичной кровлей, где два раза за одно десятилетие жил Петр I. Немало в городе точно таких же домиков, ровесников этому, а не то и постарше.

Есть изумительная Растреллиева церковь католическая, строгая, необычайного благородства линий и пропорций, чуть прикрашенная едва уловимым барокко. Кажется, писала вам, что церквей много -православных, католических, протестантских, была даже синагога, к<отор>ую взорвали немцы. Дивные кладбища.

Во всём чувствуется благодатная отдалённость от центра — и в ином темпе и укладе жизни, и в большом количестве служащих, т. е. действующих, церквей, и даже в том, что местный, лиепайский, театр подготовил к двадцатилетию Советской Латвии пьесу под манящим названием «Сезонная ведьмочка» (?!)2627. Своими глазами видела объявление в газете «Коммунист»!

Но время бежит, и завтра уже будем заказывать обратные билеты. Побывали мы и в Литве — в Паланге, красивом курортном местечке, и в чудесной Клайпеде, старинном портовом городе. Всё время грустим, что вас нет с нами, и стараемся всё увидеть и за вас. Крепко, крепко вас целуем и Нютю, если приехала!

Ваши А. и А.

19 июля 1960

Дорогие Лиленька и Зина, с ужасом каждый день узнаю по радио о том, какая жара стоит, представляю себе, как это для вас мучительно. Включаете ли хоть вентилятор, он ведь немного помогает? Здесь и в солнечные дни прохладно, и вообще частые дожди, так что всё время свежо, вот для вас был бы идеальный климат, только добраться до него далеко. Вчера утром случайно оказалась возле церкви, она была открыта, зашла, и, подумайте, какое чудо - был Сергий Радонежский, папин святой. И я смогла хоть раз в жизни помолиться в полупустой, тихой церкви обо всех живущих и ушедших, поставить свечечки за всех. А после обедни батюшка по моей просьбе отслужил молебен во здравие, а потом панихиду обо всех наших, кого я только помню, и о Борисе Леонидовиче, и было тихо и хорошо очень. Вот я только забыла имя Зининой мамы, т. ч. только за отца Митрофана1 помолилась.

Священник здесь не старый, в моих годах, Зинин земляк, белорус, и служит хорошо, но всё слышатся белорусские нотки в произношении.

Бедный он очень, приход бедный, а церковь хорошая, не тронутая войной.

Посылаю вам картинки здешние, м. б. пригодятся кого-нб. с чем-нб. поздравить!

Целуем крепко

А. и А.

Купила здесь «Житие прот<опопа> Аввакума» - изумительно! Привезу почитать вам.

1 Отец Зинаиды Митрофановны Ширкевич, Митрофан Иванович, долгие годы был священником в деревне Кубок Невельского уезда Витебской губ. (ныне Псковской обл.). Он принадлежал к типу священнослужителей, названных И.В. Цветаевым «священниками-земледельцами».

Э.Г. Казакевичу

23 <июля> I9601

Милый Эммануил Генрихович, я, хамка, только сейчас собралась написать Вам, спросить о здоровье Галины Осиповны. А собиралась каждый день, и каждый день был свободен. Но на душе была такая муть и тоска, что вместо письма получился бы сплошной скулёж, а

кому нужны такие вести с рубежей нашей Родины? Ибо мы с А<дой> А<лександровной> осваиваем балтийские рубежи, гуляем по Латвии автобусным и пешим ходом и всему удивляемся, а паче всего тому, что способность удивляться не перегорела в нас.

Тут всё ещё напоминает о прошлой войне, хотя на местах, где были дома, разбиты красивые скверы, и в семьях, куда не вернулись мужчины, подросли сыновья... Здесь все всё помнят, чем главным образом и отличаются от русских. На нашей землице что ни посей — всё вырастет, а на здешней почве туго-туго пробиваются «ростки нового».

Наша штаб-квартира — в Либаве2, занятный тихий городок, похож на немецкий, одних церквей не сосчитать, в воскресенье я сигаю из костела в православный собор, оттуда — к баптистам, оттуда — к староверам, оттуда — обратно к католикам, только вот синагогу взорвали фрицы. Кладбища — изумительные — православное, католическое, просто немецкое и немецкое-баронское, а главное — еврейское совершенно поразительное.

Одним словом, как видите, развлекаюсь, как умею. Идёшь-идёшь по улочке — и вот тебе дом, в котором Петр I останавливался, и всё вокруг - так, как тогда, та же мостовая и тумбы-коновязи, и остальные дома - те же.

И море. «Приедается всё, лишь тебе не дано примелькаться»...3

А сколько же здесь морячков и, соответственно, притончиков и недобитых бардачков! Правда, в некоторых из них вполне мирно и достойно проживают ответственные сов. работники, «сушатся пеленки, жарится пирог»...4 но зато в других всё, как в лучших портовых городах мира — ставни закрыты, а двери гостеприимно распахнуты, а на пороге стоит этакая особа со свалявшимся перманентом и в стоптанных шикарных туфлях времен Ульманиса5 и орлиным оком озирает окрестности. Кстати, вернее некстати, «порядочные» женщины здесь не курят, и я ежечасно рискую, что меня — меня! какой-нб. недальновидный пограничник примет за б...югу, pardon!

Уже скоро едем обратно, мечтаем завернуть в Таллин, если выйдет с деньгами и вообще. Очень, очень Вас прошу, напишите мне словечко на Тарусу - как дела дома и в Красноярске, как Галино здоровье? В Москве буду только проездом, постараюсь позвонить вам, но вряд ли кого-нб. застану — вы все, верно, на даче. Поцелуйте за нас обеих Галю и девочек. Желаем вам всем всего самого доброго и радостного!

Ваша АЭ

1 Первоначально письмо было датировано 23 июня, однако из содержания ясно, что оно относится к 23 июля.

2 До 1917 г. официальное название г Лиепая (Латвия).

3 Цитата из поэмы Б. Пастернака «Девятьсот пятый год» (1925-1926, гл. «Море»).

4 Цитата из стихотворения В. Инбер «Сороконожка».

5Карл Ульманис (1877-1942) - латышский государственный и политический деятель. В 1936-1940 гг. был премьер-министром правительства, а также Президентом Латвии.

В.Ф. Булгакову 1

21 октября 1960

Простите меня, дорогой Валентин Фёдорович, за молчание — я несколько дней была в Москве, и Ваши весточки приходили сюда2 без меня... Бесконечно благодарна Вам за воспоминания3, во-первых, и за желание перепечатать их для меня, во-вторых. Умоляю Вас, не торопитесь и не торопите машинистку, ведь самое главное то, что это — написано, а с получением могу ждать сколько угодно.

Ваша, очень для меня дорогая, книга4 сейчас кочует по друзьям и знакомым. Я, хоть и очень жадный (только в отношении книг, и то немногих!) - человек, всё же пустила её по рукам, и не жалею, т. к. каждый из прочитавших становится не только Вашим другом, но и посетителем той Ясной Поляны. Ваша книга — настоящее чудо настоящей любви, той скромной, самозабвенной и неприметной любви, на которой мир стоит.