Георгий Адамович - «…Поговорить с Вами долго и длинно и даже посплетничать…»: Переписка Г.В. Адамовича с Р.Н. Гринбергом (1953-1967) Страница 2

«Jamais deux sans trois»[19], но едва ли поговорка тут оправдается. Если что-либо узнаю — конечно, Вам сообщу.

А что журнал Ваш будет «без политики» в мелком, повседневном и партийном смысле слова — очень хорошо. Как хорошо и то, что «политика» в ином значении — в нем будет. С мелкой политикой невозможно жить, без большой — тоже нет жизни, и все тогда превращается в детское баловство или в сумасшедший дом.

Кто и что будет в «Опытах» вообще? Признаюсь, у меня есть некоторое опасение, что в них будет уклон к блаженной памяти «Числам» с их запоздалым модернизмом и чем-то мало-русским по духу. Я в таком уклоне ничуть Вас не заподозреваю, но при необходимости (надеюсь!) как-то отмежеваться от нео-Маминых-Сибиряков и всего ди-пийского нео-передвижничества может сам собой возникнуть эскепизм a tout prix[20]. Очень трудно найти и провести верную, нужную линию.

В Нью-Йорк я попаду едва ли. Во всяком случае, не теперь. Да и Рейзини, меня приглашавший, умолк.

Передайте, пожалуйста, сердечный поклон и привет Софье Михайловне.

Искренно Ваш Георгий Адамович

4. Г.В. Адамович — Р.Н. Гринбергу

104, Ladybarn Road Manchester 14

18/I-1953

Дорогой Роман Николаевич,

Послал Вам письмо три дня тому назад, а вчера получил Ваше от 11-1. По-моему, первый вопрос (т. е. в первом №) в журнале литературном должен быть тоже литературным.

Не подойдет ли такой вопрос:

— Считаете ли вы, что русская классическая, дореволюционная литература принесла с собой нечто новое, незнакомое западному миру? Если считаете, представляется ли вам воздействие таких писателей, как Толстой и Достоевский, благотворным или, наоборот, разрушительным?

Я не настаиваю ничуть на формулировке. Туже мысль можно высказать иначе, например, не называя имен Т<олстого> и Д<остоевско>го. Можно не говорить о «воздействии», а спросить, представляется ли «дух и содержание русской литературы чуждыми и даже опасными или, наоборот, благотворными».

Но самый вопрос — интересен и в лучшем, не мелочном смысле слова «актуален».

Буду очень признателен, если сообщите, что Вы решили.

Ваш Г. Адамович

5. Р.Н. Гринберг — Г.В. Адамовичу

31. 1. 53, –

Миами[21], где я временно.

Ваше письмо от 18 получил только вчера; вина, что так долго, — моя, я уехал на юг, и письмо переслали сюда этапным порядком, через контору.

Вопрос Ваш просто замечательный; лучшего не ищу и, хотя я еще не успел сговориться с Пастуховым, уверен, что пустим в № 1 именно его. Вы правы, может, не нужно называть Толстоевских, а, может, нужно — дайте подумать. Моя мысль ходила вокруг того же самого, не сумев как-то остановиться на нужных словах; Варш<авский> предложил почти похожее, но не совсем: он спрашивал: читали вы русских и если читали, изменилось ли у вас от этого чтения чувство справедливости (вот это последнее слово, я думаю, недопустимо в обращении), между прочим, Алданов (я его приглашал в журнал, но он ответил, что, из-за МСЦ[22] он не может, ссора не прошла) хотел спросить, как «они» относятся к сов<етской> литературе — по-моему, слишком мелко, как-нибудь в другой раз. Ваш же вопрос точно в пору и плодотворен, может зажечь страсти и получится крупный разговор — очень интересно.

Еще один только вопрос к Вам, после чего обещаю, что отстану: кого Вы бы стали спрашивать из французов? Я думал — Камю. Что Вы думаете? Стариков что-то не хочется, хотя, в смысле известности, они почище. Но кроме Камю, кого еще, ибо нужно иметь запасного? Вы их всех знаете. Заодно назовите англичан. Там я думал о таком Причэрде — критик и прозаик, средних лет, или вот Элизабет Боуэн[23] — сейчас пришло на ум, крупная дама-беллетрист. Буду ждать Ваших сообщений. Вы заметили, что, пока суть да дело, отвечаете Вы, дорогой Георгий Викторович.

Ваше первое письмо я получил в свое время — спасибо. Сказать мне на него было нечего, кроме того, что говорю сейчас, и еще, что у Вас не должно быть опасений, что наши «Оп<ыты>» будут походить на покойные «Числа». Не думаю. Мое желание, если можно так сказать, «засвидетельствовать» наше время творчески: мыслью, чувством и самим человеком творящим, разрешая старый вопрос о том, в какой мере искусство может преобразить жизнь. Мы еще поговорим!

Жму Вашу руку.

Преданный Вам

Ваш

6. Г.В. Адамович — Р.Н. Гринбергу

104, Ladybarn Road Manchester 14

14/II-1953

Дорогой Роман Николаевич,

Простите, что отвечаю с опозданием. Я обещал Вам прислать «Комментарии» точно к 15-му. Вчера я послал их в Париж, для переписки, вернутся они дня через 3, у Вас будут к 20[24]. Надеюсь, что опоздание — в пределах допустимого. Я написал в конце — «продолжение следует». Этого не надо бы делать без согласия редактора, и я, конечно, предоставляю эту приписку на Ваше усмотрение. Но по характеру статьи — это нужно бы. Да и действительно продолжение осталось у меня в голове. Большая просьба прислать корректуру. Я знаю по опыту, что без авторской правки опечатки неизбежны. А от опечаток я страдаю почти физически и очень бы хотел их избежать. Верну корректуру в тот же день, задержки не будет.

Очевидно, старея сам, я все больше и больше хотел бы заступиться за стариков. И лучшие в мире стихи, и вообще лучшие книги написаны людьми не молодыми (кроме 2–3 исключений: Rimbaud, Лермонтов).

К вопросу о том, кого приглашать для ответов на анкету. Камю — бесспорно. Я его очень люблю, и у него есть «вес», несмотря на сравнительную молодость.

Но молодых — je ne vais plus personne[25]. Но почему пренебрегать стариками? Maurois[26], Duhamel[27] или Mauriac[28] — все это люди, которые могли бы кое-что сказать. Еще Andre <нрзб>[29], который недавно написал что-то злобное о «русской душе», но тем это и интереснее: чего он в этой душе боится? Вы, вероятно, не захотите обращаться к Сартру. Но есть Simone de Beauvoir, его жена или вроде[30], женщина умная и, в сущности, выражающая его мысли. А его мысли всегда интересны, каков бы ни был их уклон. Но если одно французское имя, я с Вами согласен — Камю. Об англичанах писать не хочу, я мало их знаю и не берусь судить. Может быть, спросить Тойнби[31], историка? Он очень сейчас знаменит, много писал о России, но слова его здесь расцениваются как чуть-чуть хлестаковские. До заграницы (по крайней мере, до Франции) это, кажется, еще не дошло. Если Вы не боитесь стариков, то Bertrand Russel[32], который много писал о Толстом (иногда со злобой, как и вообще о России).

Крепко жму руку. Ваш Г. Адамович

7. Г.В. Адамович — Р.Н. Гринбергу

104, Ladybarn Road Manchester 14

21/II-53

Дорогой Роман Николаевич.

Посылаю статью[33]. Задержка произошла из-за переписчицы, больной — как и все в Париже — гриппом.

У меня есть к Вам просьба и предложение. Вы, верно, встречались в Париже с Кантором[34]. А если нет, спросите о нем Варшавского, который хорошо его знает. Это умный, очень «литературный» человек, с недостатками (как все), но и с большими достоинствами. Он как-то всегда держится в стороне, и вообще мало пишет. Не пригласили ли бы Вы его в «Опыты»?[35] Я лично был бы Вам за это очень благодарен, да и журналу Вашему его сотрудничество было бы полезно. Ни в коем случае он ничем Вас не обременит, да, может быть, и не сразу раскачается что-либо написать.

Его адрес: 14 rue Nungesser et Coli, Paris 16е. Зовут его Михаил Львович. Если напишете, лучше не упоминайте, что делаете это по моему напоминанию о нем.

Крепко жму руку.

Искренно Ваш Г. Адамович

P. S. Если можно, оставьте в конце — «продолжение следует».

И, тоже если можно, пришлите корректуру. Повторяю — верну немедленно!

8. Р.Н. Гринберг — Г.В. Адамовичу

9.3.53.

Дорогой Георгий Викторович,

Наконец отнес типографщикам № 1, у этих форменный завал работ: здесь печатаются книги Чеховским издат<ельством> в таких количествах, что можно б удивить всю Россию: в десятках тысяч экземпляров, даже непонятно, кого растрачивают[36]; словом, нашим «Оп<ытам>», чтоб выйти в свет, потребуется не меньше двух месяцев, и это, если не задерживать их с корректурами; вот к этому я и клоню: кроме того, что послать в Европу корректуру — значит проволочка недели на 2, но наш издатель боится авторских поправок, изменений, кои стоят немалых денег. Не сердитесь на меня, простите великодушно, но мне трудно спорить с Издателем — мне кажется, он прав. А № выходит ничего, и видом, и содержанием. Впрочем, не мне судить. Знаю я, что сделан он (не повторяйте) вот этим пальцем, которым стучу. Кантору написал, вспомнив слезливо Звенья[37], и получил милый ответ. Он, говорят, специалист по Гете, но старик нам не нужен; о чем мне его просить? Скажите. Помню еще, что он писал о выставках, не слишком ли это мелко, опять-таки? Так о чем? Он сообщил адрес Шлетцера[38] и дочери Шестова[39], откуда надеюсь вытащить кое-что путное.