Михаил Андреев - Метасюжет в театре Островского Страница 3

«Шутники» и вновь «бедная невеста», даже две, две дочери ходатая по делам, из бывших чиновников (заметим в скобках, что амплуа «бедной невесты», как правило, предполагает у Островского недостачу одного из родителей — до сих пор, за исключением «В чужом пиру похмелье», это семейство составляли мать и дочь). Впрочем, невестой считает себя одна, младшая, жених ее, чиновник из мелких (тип «слабого героя»), испытывает денежные затруднения, грозящие ему судом и потерей места, и сюжет, уже свернувший на путь драматических осложнений, удерживает на самом их краю наличие старшей дочери, натуры самоотверженной и альтруистической, к которой и обращается с брачным предложением (одновременно выдавая недостающую сумму) старик–купец. Анна Павловна соглашается, не колеблясь ни минуты, и тем самым принимает на себя роль «бедной невесты», освобождая от нее сестру. У Насти из «Не было ни гроша, да вдруг алтын» (мы позволили себе единственный раз нарушить хронологический принцип, перешагнув сразу через десяток пьес и из 1864 в 1872 год) будет такой же малонадежный поклонник, испытывающий аналогичные денежные затруднения, но не будет ни нежного отца (вместо него чудовище скупости в лице ее дяди), ни самоотверженной сестры, и поэтому «солидная личность» (заменяющая здесь купца Хрюкова) именно к ней обратится со своим предложением (к тому же отнюдь не брачным — впрочем, Хрюков также поначалу звал Анну Павловну в экономки) и именно ей придется его принимать. Спасет ее от судьбы содержанки только неожиданное самоубийство дядюшки и найденные в его лохмотьях сокровища (отметим, что параллельно этому сюжету разыгрывается во взаимоотношениях мещанского сына и купеческой дочери история «богатой невесты», представленная почти в фарсовом ключе).

«На бойком месте» — одна из немногих комедий Островского, совершенно не ложащаяся ни в одну из основных схем. Любовная коллизия не осложнена здесь никакими привычными для драматургии Островского препятствиями: даже очевидное социальное неравенство помещика и сестры содержателя постоялого двора никем, ни самими главными героями, ни их окружением как препятствие не воспринимается. Препятствия возникают вследствие оговора: очень редко встречающийся у Островского ход (будет еще только один случай его использования) и не собственно комедийный.

«Пучина» — это трагедизированный вариант «Доходного места». Здесь нет параллельной семейной пары, нет истории «бедной невесты», разыгранной в верхах (семейством Вышневских), но зато основной сюжет распространяется на два поколения, охватывая, собственно, всю жизнь главного героя. Кисельников — это тот же Жадов, но Жадов, не удержавшийся в конце концов от бесчестного поступка. Глафира — та же Полина, но без ее невинности и любви к мужу (т. е., скорее, Юленька, чем Полина), а ее отец повторяет путь Большова из «Свои люди — сочтемся!» к злостному банкротству и нищете (лишь в отличие от своего предшественника не ограблен зятем, но сам грабит его). Заканчивается «Пучина» «Шутниками»: в последнем акте друг юности Кисельникова принимает на себя роль Хрюкова, а дочь Кисельникова — роль Анны (тем самым вновь проигрывается сюжет «бедной невесты»), «На всякого мудреца довольно простоты» возвращает нас к схеме «богатой невесты». Разница с большинством предыдущих манифестаций того же сюжета возникает благодаря тому, что здесь все действующие лица принадлежат к более или менее однородной социо–культурной среде и, следовательно, между ними нет каких‑либо барьеров, кроме имущественных (соответственно, все мотивировки носят чисто меркантильный характер — сильного чувства нет даже между Машенькой и Курчаевым). Во–вторых, схема реализуется посредством сюжетного удвоения: искатель приданого ухаживает одновременно за потенциальной невестой и за женой своего родственника и покровителя (мотив «богатой любовницы» Островский в дальнейшем будет активно использовать). И наконец, в–третьих, преследование сюжетных целей осуществляется с помощью тщательно разработанной и разветвленной интриги (впервые у Островского).

«Горячее сердце» является вариацией одновременно двух пьес: «Бедность не порок» и «Не в свои сани не садись» (т. е. в основе здесь лежит схема «богатой невесты»). С первой ее объединяет характер отношений отец/дочь (деспотических) в семье героини, а также нравственный тип и социальное положение героя (приказчик у отца возлюбленной); со второй — ошибка чувства героини, которая поначалу избрала недостойный предмет (Вася Шустрый как очередное воплощение типа «слабого героя») и лишь затем, наученная горьким опытом, обратила любовь по надлежащему адресу. Дополнительно усложняет сюжет параллельная ему (и отчасти его пародирующая) любовная линия приказчик— жена хозяина, где вновь, как и в предыдущей пьесе, используется мотив «богатой любовницы».

«Бешеные деньги» — это вновь «бедная невеста», но на сей раз в декорациях московских аристократических салонов. Вновь пара мать—дочь (отец где‑то в провинции и на сцене не появляется), вновь выбор под давлением матери и экономических обстоятельств, означающий для невесты некоторую потерю статуса (утонченная аристократка и «грубый» промышленник), и вновь послесвадебное продолжение, развернутое на бблыдую половину пьесы. В ходе его Лидия рвет с мужем и уходит к «важному барину» (хотя, как вскоре выясняется, давно и впрах разорившемуся), а затем, вынуждаемая всё теми же «экономическими» причинами, возвращается к мужу и смиряется перед ним. В трех последних актах узнается модель «Грех да беда на кого не живет»: иная среда, иные характеры, но тот же порядок взаимоотношений действующих лиц и даже в финалах, трагическом в «Грех да беда», внешне благополучном в «Бешеных деньгах», есть некоторое сходство (Краснов перед убийством жены грозил сослать ее на кухню, в черные работницы; Васильков в целях исправления определяет Лидии место экономки).

«Лес» и очередной вариант «бедной невесты» при особенной близости к версии «Воспитанницы»: Гурмыжская, «очень богатая помещица», повторяет свою предшественницу по амплуа Уланбекову и в отношениях с Аксюшей (которой соответствует Надя из «Воспитанницы»), и в отношениях, даже более откровенных, с Булавиным, «молодым человеком, недоучившимся в гимназии» (которому в «Воспитаннице» соответствует Гриша). Любовная линия Аксюша — Петр, купеческий сын, наиболее близка к соответствующей линии из «Тяжелых дней». Отец Петра, правда, не в такой степени деспот и самодур, но бесприданница его также не устраивает, и приданое он в конце концов получает — от актера Несчастливцева, его долю в наследстве. Тит Титыч в «Тяжелых днях» вместо приданого удовольствовался избавлением от крупных расходов, грозивших ему за «оскорбление действием». В качестве избавителя и одновременно в качестве устроителя (медиатора) счастья влюбленной пары в «Тяжелых днях» выступал ходатай по делам, которому принадлежала в пьесе довольно заметная роль. Любопытно, что и в «Лесе» главная роль принадлежит персонажу, существенно не причастному к любовной коллизии, но в финале принимающему на себя функции медиатора.

«Не всё коту масленица» и всё та же «бедная невеста». Опять привычная семейная пара: мать–вдова и дочка, которую, как в «Шутниках», пытается купить в жены богатый старик–купец. У Агнии уже есть возлюбленный — приказчик Ахова, и стоит отметить, что два этих персонажа пришли сюда из параллельного сюжета, из пьес о «богатой невесте» («Свои люди — сочтемся!», «Бедность не порок», «Горячее сердце»), где они, однако, никогда не выступают как соперники (хозяин в пьесах этой группы — всегда отец невесты). Однако совмещения мотивов пока не происходит: развязка строится по сценарию «Шутников» и «Не было ни гроша, да вдруг алтын» — неожиданно добытые деньги (здесь благодаря хитроумию приказчика) устраняют препятствия и переводят финал в разряд благополучных.

В «Поздней любви» семейство обедневшего адвоката Маргаритова, «из чиновников», близко напоминает семейство Оброшенова, «отставного чиновника», ныне ходатая по делам. Здесь нет, правда, в отличие от «Шутников», второй дочери, но типаж Людмилы, «немолодой девушки», совершенно совпадает с тем, который нам известен по старшей дочери Оброшенова. Развитие действия следует, однако, не за «Шутниками», а за пьесой, дающей другую модификацию той же основной схемы — «Старый друг лучше новых двух». В «Поздней любви» нет, следовательно, в отличие от пьес данной группы, наиболее близких к архетипу (т. е. к «Бедной невесте»), угрозы неравного брака, и Людмила во всем равна своему избраннику, но мысли его, как в «Старом друге», заняты другой, что вводит в «Позднюю любовь» мотивы сюжета «богатой невесты». За возлюбленного приходится бороться, опять же как в «Старом друге», но борьбу Людмила ведет исключительно с помощью своей беззаветной преданности и самоотверженности — совпадение сюжетов разительное, но в «Поздней любви» он переведен в возвышенно благородный регистр.