Энн Ламотт - Птица за птицей. Заметки о писательстве и жизни в целом Страница 4

С детства мне казалось, что в писательском ремесле есть нечто высокое и таинственное; что люди, которым дан этот талант — создавать собственные миры, — равны богам или чародеям. Мне виделось что-то волшебное в людях, которые могут проникнуть в чужие мысли и чужую душу, заставляют нас забыть о собственной жизни, вылезти из своей оболочки, переносят в неведомые дали, а затем возвращают обратно. И знаете что? Я до сих пор так думаю.

Теперь я учу писать других. Это случилось как-то само собой. Однажды, лет десять назад, мне предложили подработать: провести мастер-класс по литературному творчеству. Вот с тех пор я и преподаю. «Но нельзя же научить творчеству!» — часто говорят мне. А я отвечаю: «А вы кто? Секретарь Божьей приемной комиссии?»

Если люди приходят ко мне на занятия и хотят просто научиться писать или научиться писать лучше, я могу поделиться тем, что всегда помогало мне самой, или объяснить, как выглядят и из чего состоят писательские будни. Ведь есть разные мелочи, которых не найдешь ни в одной, даже самой хорошей, книге о литературном творчестве. Например, я могу подсказать, что декабрь — не самое удачное время для сочинительства. Это месяц сплошных понедельников, а понедельник — не лучший день для нашей работы. За выходные обычно расслабляешься: свобода, возможность побыть наедине с собой, неторопливые фантазии… А затем приходит понедельник, как злой бессловесный надсмотрщик, и гонит тебя к столу. Поэтому на семинарах я всегда советую не начинать больших и серьезных работ с понедельника, особенно в декабре. Зачем заранее обрекать себя на провал?

Журналисты все время спрашивают известных авторов, почему они пишут. Поэт Джон Эшбери (если я правильно помню) ответил: «Потому что хочу». Фланнери О'Коннор[12] сказала: «Потому что могу и умею». Когда мне задают этот вопрос, я цитирую то одного, то второго. А затем добавляю, что кроме писательства я просто ни на что не гожусь. Но если не умничать, то я действительно пишу потому, что хочу и умею. Люблю приводить в пример сцену из фильма «Огненные колесницы»[13]. Один из главных героев, Эрик Лидделл, гуляет по прекрасным вересковым холмам где-то в Шотландии со своей сестрой-миссионеркой. Она уговаривает его бросить тренировки, не участвовать в Олимпиаде и вернуться в их миссию где-то в Китае. А он отвечает, что очень хочет в Китай: чувствует, как Бог зовет его туда. Но сперва он будет тренироваться изо всех сил, потому что Бог еще и научил его очень быстро бегать. Так вот, кому-то из нас Бог дал любовь к слову, умение обращаться с ним, страстную тягу к чтению, сравнимую с тягой к природе. Студенты моего писательского семинара страстно любят книги, а некоторым из них дан талант выражать себя в словах. Другие же не могут обращаться со словом так легко и свободно, но тоже любят хорошо написанные тексты и хотели бы научиться хоть чему-нибудь. И мне этого достаточно. Хочешь учиться — добро пожаловать.

Итак, я рассказываю, каково мне бывает садиться утром за стол, с парочкой идей в голове и стопкой чистых листов перед глазами, с непомерными амбициями и заниженной самооценкой.

Я говорю студентам: «Вам захочется, чтобы сразу получалось хорошо, но, скорее всего, не получится. И только если вы не сдадитесь и будете все время практиковаться, то однажды, возможно…» Может быть, они даже перестанут мечтать написать что-то конкретное и начнут просто мечтать о писательстве; им захочется работать над чем-то, как хочется играть на пианино или в теннис — ради удовольствия и азарта. Это ведь и работа, и игра. Когда берешься за книгу, за сюжет, захватывает дух от находок, возможностей, новых горизонтов. Мир воспринимается иначе.

В дело идет все, что вам довелось увидеть, услышать, узнать.

Везде — от светских раутов до очередей на почте — вы замечаете разные сценки, происшествия, обрывки разговоров и тут же мчитесь записывать их. Да, будут дни отчаянной скуки и бессильной злости, когда хочется бросить все раз и навсегда. Но будут и другие дни, когда вас словно подхватывает и несет неудержимой волной.

А затем я говорю ученикам, что публикация не всегда приносит финансовую стабильность, душевное равновесие и даже просто удовлетворенность. Истерия, проблемы с кожей, нервный тик, беспросветные денежные затруднения — нажить это гораздо больше шансов, чем обрести душевный покой. И все же я считаю, что писать надо. Просто стараюсь дать людям понять, что сочинительство, и даже писательское мастерство, и даже регулярные тиражи сами по себе не открывают тех дверей, в которые нам всем так хочется войти. Вы думаете, сразу станет хорошо, вас признают, перед вами откроются все пути и возникнет чувство, что вы наконец куда-то добрались? Ничего подобного. У меня очень много друзей-писателей; но никто из них не расхаживает с гордой и довольной улыбкой. Наоборот, у большинства на лицах вечно замученное, загнанное, потрясенное выражение — как у собаки, которой в морду брызнули пахучим дезодорантом.

Моим студентам не нравится все это слушать. Не нравится и то, что я перестала быть голодным художником только после выхода четвертой книги. Неприятно слышать, что мало кому из них удастся опубликовать свои книги и почти никто не сможет всерьез этим зарабатывать. Но их представления о том, что значит быть издаваемым автором, очень далеки от реальности. Поэтому я рассказываю им историю про моего сына Сэма. Ему четыре года, и он ходит в младшую группу при церковной школе. Недавно им там объясняли, что такое День благодарения. У сына есть старший друг, тоже Сэм. Ему уже двенадцать, и он активно интересуется политикой. И вот он при встрече стал выпытывать у моего Сэма, что им говорили про этот праздник. Сын пересказал ему трогательную малышковую версию: про пилигримов, индейцев, вкусную еду и большую дружбу. Выслушав ее, Сэм-старший повернулся ко мне и ехидно прокомментировал: «Похоже, про зараженные оспой одеяла он еще не слыхал».

Ну, может, их учителя просто не добрались до истребления индейцев и в той части истории, которую они успели пройти, белые люди вели себя прилично. Это я к чему: мои ученики мечтают издаваться, но пока не знают о тех «зараженных одеялах», что ждут их после публикации. Потому я их и просвещаю.

Но еще я говорю, что за работой мы, писатели, иногда чувствуем себя более живыми и счастливыми, чем в другое время. Если текст по-настоящему удается, вас охватывает чувство свершения. Как будто нужные, верные слова уже есть внутри вас, а вы только помогаете им выйти на свет. Это почти как доить корову: и молоко прекрасно на вкус, и животное радо, что его подоили. Хотелось бы, чтобы мои слушатели тоже познали счастье творчества.

Ради этого я делюсь тем, что обдумываю и обсуждаю, что помогало и помогает мне в работе. Есть вдохновляющие меня высказывания писателей и поэтов; я раздаю карточки с цитатами на каждом занятии. Есть разные хитрости и тонкости, о которых мне напоминают друзья, когда я звоню им в расстройстве и унынии, еле наскребая мелочь на такси. В этой книге я собрала все, что я поняла и выучила; все, что я передаю каждой новой группе студентов. Есть несколько прекрасных пособий для начинающих писателей, но мне хотелось создать что-то более личное, близкое к непринужденной атмосфере семинаров. Пожалуй, здесь собрано все, что я знаю о писательском ремесле на сегодняшний день.

Часть I

Мы пишем

С чего начать?

Первое, что я говорю каждой новой группе в начале занятий: хорошо писать — значит рассказывать правду. Мы, люди, особый биологический вид: в нас заложена потребность разобраться и понять, кто мы есть. Блоха обыкновенная, например, ее не испытывает (вероятно, поэтому блохи ничего и не пишут).

Но мы-то испытываем. Нам очень многое хочется высказать и прояснить для себя. У каждого моего ученика всегда есть истории, которые так и рвутся наружу. Поэтому студенты берутся за письменные работы с радостью и энтузиазмом: наконец-то их кто-то услышит, они смогут посвятить себя делу, о котором мечтали с детства! Но когда проведешь за письменным столом несколько дней, оказывается, что рассказать свою правду, да еще и сделать ее интересной, примерно так же «легко и приятно», как выкупать кошку. Многие разочаровываются. Их вера в себя и в ценность их историй разбивается вдребезги. Обычно такие студенты в первый день похожи на жизнерадостных утят: готовы идти за мной хоть на край света. На втором занятии видно, что прыть резко поубавилась.

— Я даже не знаю, с чего начать! — обязательно стонет кто-то из группы.

Начинайте с детства, отвечаю я. Зажмите нос и ныряйте. Запишите все свои воспоминания по возможности точно. Фланнери О’Коннор говорила: любой, кто пережил детство, набрал достаточно материала на всю оставшуюся жизнь. Если ваше детство было тяжелым и беспросветным — что ж, и мрачная вещь сойдет, была бы хорошо сделана. Насчет «хорошо», правда, пока лучше забыть. Главное — начать.