Альберто Мангель - Гомер: «Илиада» и «Одиссея» Страница 4

Песнь X. Улисс продолжает свой рассказ. Он и его товарищи достигли берегов плавучего острова, где жил бог Эол, одаривший их сумкой, в которую были заключены все ветра, кроме западного. Пока Улисс спал, другие открыли сумку, и ветра, вырвавшись, принесли корабли обратно к острову Эола. На этот раз бог отказался помогать им. Достигнув земель великанов-лестригонов, греки потеряли одиннадцать кораблей. Улисс и те из его товарищей, кто был на единственном уцелевшем корабле, прибыли на остров Эя, где волшебницей Цирцеей некоторые моряки были превращены в свиней, а Улисс стал её возлюбленным. По прошествии года Улисс попросил обольстительницу позволить ему отправиться в путь, однако она наказала ему сначала спуститься в Аид и спросить совета у прорицателя Тиресия.

Песнь XI. Улисс рассказывает о своём путешествии в подземное царство. Когда он и его товарищи созвали мёртвых, Тиресий предрёк ему, что по достижении берегов родной Итаки странствия Улисса не окончатся. Кроме Тиресия Улисс говорит с духами своей покойной матери, Агамемнона, Ахиллеса и Геракла.

Песнь XII. Улисс завершает свой рассказ. Пройдя между чудовищами Сциллой и Харибдой, а также проплыв мимо сладкоголосых сирен, пением манивших моряков на погибель, Улисс и его спутники достигли берегов острова, где пасся священный скот Аполлона. Несмотря на запрет причинять вред скоту, голод вынудил их убить нескольких овец. Когда об этом стало известно Аполлону, он пришёл с жалобой к Зевсу. В качестве наказания отец богов уничтожил корабль и умертвил товарищей Улисса, оставив в живых лишь его самого. Улисс провёл девять дней в море на обломках корабля, пока наконец его не прибило к острову Калипсо. Что случилось далее, слушателям уже известно.

Песнь XIII. Алкиной осыпает Улисса щедрыми дарами и отправляет в путь. Заснув на борту корабля феакийцев, Улисс просыпается на берегах родной Итаки. Ему является Афина, одетая юношей; Улисс пытается скрыть от богини, кто он такой, однако она всё знает и обещает помочь ему избавиться от тех, кто сватается к Пенелопе. Затем Афина переодевает Улисса в старого бродягу.

Песнь XIV. Улисс рассказывает выдуманные истории о себе, развлекая свинопаса Евмея, приютившего его в своей хижине.

Песнь XV. Евмей рассказывает Улиссу о своей жизни. Тем временем Телемах покидает Спарту и возвращается домой, взяв в спутники прорицателя Теоклимена. Телемаху удаётся счастливо избежать западни, уготованной ему ухажёрами его матери.

Песнь XVI. Телемах посещает хижину свинопаса, где встречает отца. Улисс объясняет сыну, что чтобы справиться с женихами Пенелопы, им обоим следует соблюдать осторожность. Те же, вернувшись с неудачного преследования Телемаха, строят новые планы.

Песнь XVII. Телемах возвращается во дворец и разговаривает с матерью. В это время козопас Мелант, верный женихам Пенелопы, при виде Евмея и его гостя начинает оскорблять Улисса, одетого бедняком. У дворца пёс Улисса Аргус узнаёт хозяина, и сердце его разрывается от радости. Улисс просит у сватающихся к Пенелопе подать ему какой-нибудь еды, однако вместо этого один из них кидает в царя табуретом.

Песнь XVIII. Бродяга Ирус вызывает Улисса на кулачный бой, в котором проигрывает. Появляется Пенелопа, принимающая подношения от женихов. Девушка из прислуги начинает высмеивать Улисса, однако тот грозит ей, что расскажет о её поведении царевичу. Один из основных претендентов на руку Пенелопы, Евримах, оскорбляет Улисса и, разъярившись, когда Улисс отвечает ему в подобном же тоне, кидает в него скамейкой, однако попадает в виночерпия.

Песнь XIX. Наставляемые Афиной, Улисс и Телемах выносят из зала оружие. Снося продолжающиеся оскорбления прислуги, Улисс рассказывает Пенелопе о том, что якобы когда-то развлекал её мужа и что тот уже на пути домой. Старая няня Эвриклея во время омовения ног Улисса узнаёт царя по шраму, однако Улисс умоляет её не раскрывать тайны. Тем временем Пенелопа говорит, что на следующий день испытает женихов, велев им стрелять из лука её мужа.

Песнь XX. Улисс не может заснуть, с нетерпением ожидая состязания. Появляется верный ему пастух Филойтий. Один из женихов, Ктессип, запускает в Улисса бычьим окороком, что вызывает бурный смех среди остальных ухажёров Пенелопы. Пророк Теоклимен, однако, не разделяет веселья сватающихся, предрекая им скорую смерть.

Песнь XXI. Пенелопа выносит лук Улисса и объявляет, что хочет испробовать женихов в стрельбе: они должны пробить стрелой из лука несколько топоров. Каждый из женихов, кроме Антиноя, который просит отсрочить испытание, делает напрасную попытку. Пенелопа покидает зал. Тогда Улисс, раскрыв, кто он на самом деле такой, Евмею и Филойтию, хватает лук и пробивает стрелой топоры.

Песнь XXII. Сразив стрелой Антиноя, Улисс раскрывает себя женихам, которых затем убивает с помощью Телемаха, Евмея и Филойтия. Верный ухажёрам Мелантий приносит для них доспехи, однако его застигают. Когда у Улисса заканчиваются стрелы, он, облачившись в доспехи, продолжает бой на копьях. Завершают эту кровавую сцену мучительная смерть Мелантия и повешение двенадцати девушек из прислуги.

Песнь XXIII. Узнав о возвращении Улисса от Эвриклеи, Пенелопа отказывается поверить в это. С целью испытать Улисса, она велит Эвриклее передвинуть их супружеское ложе из спальни, прекрасно зная, что кровать слишком тяжела, чтобы её можно было сдвинуть с места. Услышав о таком приказе царицы, Улисс гневается, что убеждает её окончательно в том, что перед ней — её муж. Супруги ложатся в постель и делятся друг с другом произошедшими с ними событиями.

Песнь XXIV. Гермес сопровождает души умерщвлённых женихов в Аид, где тех встречают призраки Агамемнона, Аякса, Патрокла и Ахиллеса. Улисс же навещает своего отца Лаэрта, который удалился от светской жизни, и через некоторое время раскрывает отцу своё истинное лицо. Родня сватавшихся к Пенелопе мужчин замышляет отмщение, однако Афина, всё ещё в обличье Ментора, наделяет Лаэрта достаточной силой для убийства одного из родственников, после чего Итака наконец благословлена Афиной на долгую эпоху мира и согласия.

Проблема жизнеописания Гомера

Гомер, или какой-то другой грек, именуемый Гомером…

Гомер или, по крайней мере, та личность, которую мы называем Гомером, — фигура, о которой нам мало что известно. Его биографы (или те люди, что выдумали его) предполагают, что он родился вскоре после падения Трои, традиционно датируемого 1184 годом до н. э.[11] Эратосфен из Кирены, работавший в Александрийской библиотеке, довольно точно вычисливший радиус Земли, указал, что Гомер, скорее всего, был современником Гектора и Ахиллеса. Конечно, у древних греков вопроса о реальности существования Гомера не возникало. Для них он просто был величайшим поэтом, человеком из плоти и крови, жившим когда-то в далёком прошлом и сочинившим литературные произведения, которые легли в основу греческой культуры. Речь идёт не только об «Илиаде» и «Одиссее», но также о других его песнях и эпосах: повествование о походе Амфиарея против Фив, так называемая «Малая Илиада», «Фокея», «Керкопы», «Война мышей и лягушек». Большинство из них на данный момент утеряны; авторство многих подвергается сомнению. Ещё в V веке до н. э. знаменитый историк Геродот ставил под сомнение авторство некоторых из вышеприведённых работ, однако он не оспаривал существования Гомера[12]. За несколько десятилетий до Геродота Эсхил, пьесы которого (по крайней мере, известные нам) сюжетно не связаны ни с «Илиадой», ни с «Одиссеей», признавал своё творчество лишь «остатками снеди после великого гомеровского пира»[13],утверждая таким образом, что кроме двух наиболее нам известных были и другие труды Гомера, вдохновившие его. Как бы то ни было, даже если какие-то его произведения и затерялись в веках — слава Гомера бессмертна. Уже во II веке Архелай из Приен на высеченном им мраморном рельефе изобразил Гомера в венце времени и пространства (т. е. по сути всей Ойкумены, освоенной греками территории), восхваляемого музами истории (Клио), трагедии (Мельпомена), комедии (Талия) и эпической поэзии (Каллиопа). У ног аэда — его детища, «Илиада» и «Одиссея». Изображение в верхней части рельефа Зевса в окружении отдающих ему дань почтения богов проводит параллель между отцом богов и Гомером, «отцом человечества»[14], ещё более возвеличивая поэта.

Под «отцом человечества» греки зачастую подразумевали отца человеческой, а точнее их, греческой, истории. Событиям обеих монументальных поэм Гомера предшествует десятилетие: действие «Илиады» разворачивается через десять лет после начала осады Трои, а действие «Одиссеи» — через десять лет после её разрушения. Можно предположить, что для древних греков временной промежуток длиной в десять лет имел некое магическое или символическое значение, так как являлся своего рода границей между эпохой богов и эпохой людей. Само летоисчисление велось у греков с года, когда, по их подсчётам, пала Троя. Безусловно, были известны и, что немаловажно, зафиксированы более ранние даты. Так, на мраморной табличке с острова Парос, которая в настоящее время хранится в музее Эшмолин в Оксфорде, высечена дата, по современному летоисчислению являющаяся 1582 годом до н. э. — именно этот год мы можем считать точкой отсчёта греческой истории. Тем не менее, именно разрушение легендарного города рассматривалось греками как начало эпохи более или менее достоверных событий. Шумерские эпические песни о Гильгамеше и мифы древних египтян — это исток, предыстория, но поэмы Гомера — начало всех наших историй, созданных силой слова.