Павел Стеллиферовский - "Чего изволите?" или Похождения литературного негодяя Страница 6

Именно поэтому «Северная пчела» стала, по общему признанию, родоначальницей «торгового направления» в отечественной периодике. О ее дальней родственнице, газете «Новое время», выходившей в 1868–1917 годах и также поменявшей окраску с либеральной на консервативную, в статье «Карьера» (1912) отозвался В. И. Ленин: «„Новое время”Суворина на много десятилетий закрепило за собой это прозвище „Чего изволите?” Эта газета стала в России образцом продажных газет. Нововременство” стало выражением, однозначащим с понятиями: отступничество, ренегатство, подхалимство. Новое время” Суворина — образец бойкой торговли, на вынос и распивочно”. Здесь торгуют всем, начиная от политических убеждений и кончая порнографическими объявлениями». Такая характеристика вполне подходит и для «Северной пчелы».

Булгаринское хамелеонство не оставалось безнаказанным. Трудно найти в первой половине прошлого века порядочного литератора, который устно или письменно не высказал бы в его адрес своего резкого мнения. Особенно доставалось Булгарину от Пушкина, Баратынского, Вяземского и их единомышленников. Выступая против, как выразился Пушкин, «полицейского Фаддея», они отстаивали идеалы свободы, чести, человеческой и творческой независимости, истинного патриотизма и служения Отечеству. Одним словом, все то, что как раз и не устраивало официальные круги в то время, особенно — в тяжелый последекабристский период.

Характерный пример. В 1830 году «Литературная газета» опубликовала пушкинский памфлет «О записках Видока» — французского авантюриста и мошенника, начальника парижской сыскной полиции, намекавшего в своих мемуарах, которые были изданы в 1826–1829 годах, на дружбу с известными писателями. Правительство всполошилось и приказало изъять книгу и портреты Видока из продажи. Объяснялось все просто. Памфлет был построен на сходстве некоторых моментов биографий Видока и Булгарина (дезертирство из армии, доносительство, мошенничество и т. п.), что сразу поняли читатели.

Главное же в том, что Пушкин впервые печатно указал на политическую подоплеку литературной деятельности Булгарина и его связь с органами тайного полицейского надзора. И хотя имя названо не было, все узнали настоящего героя. Памфлет, кстати, первоначально предназначался для журнала «Московский вестник», но его редактор — М. Погодин — не решился на публикацию. В дневнике 18 марта 1830 года он записал: «Пушкин давал статью о Видоке и догадался, что мне не хочется помещать ее (о доносах, о фискальстве Булгарина), и взял».

Особенно едко и резко нападал на Булгарина Вяземский, который сам лично не раз был мишенью его политических и литературных доносов. Именно Вяземский первый дал своему оппоненту прозвище «Флюгарин иль Фиглярин», которое, как и пушкинское «Видок», стало нарицательным: «Видок-Фиглярин», «Фиглярин неотвязный», «Авдей Флюгарин», «Фиглярин-моралист». В 1845 году в стихотворении «Важное открытие» Вяземский «суммировал» собственные и своих друзей оценки:

Я знал давно, что подл Фиглярин,Что он поляк и русский сплошь,Что завтра будет он татарин,Когда б за то ему дать грош.

Я знал, что пошлый он писатель,Что усыпляет он с двух строк,Что он доносчик, и предатель,И мелкотравчатый Видок;

Что на все мерзости он падок.Что совесть в нем — истертый знак,Что он душой и рожей гадок,Но я не знал, что он дурак…

Думаю, теперь нетрудно сопоставить черты Булгарина и тех литературных негодяев, о которых идет наш рассказ. У них так много общего, родственного, что, будь Загорецкий, Молчалин или Шприх реальными людьми, мы вполне могли бы переадресовать им все нелестные характеристики Булгарина. И наоборот: сопоставляя факты из жизни Булгарина с поступками наших героев, мы обнаруживаем их совпадение и общность движущих мотивов. Проницательный Вяземский подметил и это. Зная о булгаринских восхвалениях умерших Крылова, Грибоедова и Рылеева, он счел своим долгом вступиться за их честь и назвал при этом лицо, к которому на самом деле был близок автор «нравоописательных» романов:

К усопшим льнет, как червь, Фиглярин неотвязный.В живых ни одного он друга не найдет;Зато, когда из лиц почетных кто умрет,Клеймит он прах его своею дружбой грязной.— Так что же? Тут расчет: он с прибылью двойной,Презренье от живых на мертвых вымещает,И, чтоб нажить друзей, как Чичиков другой,Он души мертвые скупает.

Как известно, ни Чичикову, ни Булгарину это капиталу не принесло. Гоголь прилюдно рассказал о похождениях своего героя и, как обещал читателям, «припряг подлеца». Фигура Булгарина также не осталась загадкой. Завершим знакомство с нею весьма красноречивой оценкой.

В свое время в Москве братья Гранат выпускали многотомный «Энциклопедический словарь», пользовавшийся славой добротного и объективного издания. До революции появилось шесть выпусков, каждый в 8–9 томах. Новое, полностью переработанное издание в 58 томах начало выходить в 1910 году и завершилось в 1948-м. Некоторые тома были набраны и сматрицированы до Октября, а изданы уже при советской власти с небольшими вкладышами-добавлениями. В таком виде вышел и 7-й том, где среди прочих помещена статья о Булгарине. Она не подверглась изменениям или уточнениям.

Эта небольшая по объему статья распадается на две примерно равные части. В первой — сведения биографического порядка. А вот вторая часть явно выбивается из строгих рамок энциклопедической статьи. В ней столько чувства и личного отношения к предмету, что она скорее могла бы войти в публицистическое издание. Судите сами:

«Значение Булгарина в истории русской литературы чисто отрицательное: с одной стороны, он подделывался под низменные вкусы невзыскательной мелкой публики, униженно расшаркиваясь перед начальством, лестью окупая презрительное покровительство, с другой — в непрерывной полемике изобличал своих оппонентов из либерального лагеря в неблагонамеренности и вредном направлении. От него идет пресмыкательство в литературе и система журнальных доносов. Имя Булгарина, заклейменное уже современниками, сделалось позорной нарицательной кличкой литературных деятелей этого типа».

Хорошо сказано, каждое слово бьет точно в цель. И если мы согласились, что между Булгариным и нашими литературными негодяями много общего, то признаем, что сейчас перед нами их семейный портрет. Наверное, уже пора рассмотреть его повнимательнее…

Вот знакомый нам Загорецкий. Он появляется в доме Фамусова незаметно, как сказано в ремарке, «между прочим». Оно и понятно: лицо незначительное, но необходимое, «мастер услужить».

Загорецкий

На завтрашний спектакль имеете билет?

София

Нет.

Загорецкий

Позвольте вам вручить, напрасно бы кто взялся Другой вам услужить…

София

Благодарю вас за билет,

А за старанье вдвое.

Как известно, следующий шаг Антона Антоновича был неудачным: Горичу и Чацкому такой собеседник оказался не по душе.

Платон Михайлович

Прочь!

Поди ты к женщинам, лги им, и их морочь;

Я правду об тебе порасскажу такую,

Что хуже всякой лжи. Вот, брат,

(Чацкому)

рекомендую!

Как эдаких людей учтивее зовут?

Нежнее? — человек он светский,

Отъявленный мошенник, плут:

Антон Антоныч Загорецкий.

При нем остерегись: переносить горазд,

И в карты не садись: продаст.

Загорецкий

Оригинал! брюзглив, а без малейшей злобы.

Чацкий

И оскорбляться Вам смешно бы,

Окроме честности есть множество оград:

Ругают здесь, а там благодарят.

А вот старухе Хлёстовой этот «лгунишка» пришелся как раз ко двору:

Я от него было и двери на запор;Да мастер услужить: мне и сестре ПрасковьеДвоих аранченков на ярмонке достал;Купил, он говорит, чай в карты сплутовал;А мне подарочек, дай Бог ему здоровье!

Иная публика — иные речи. Чего стоит замечание Загорецкого в ответ на реплики Фамусова и Скалозуба о вреде книг! Здесь перед нами уже неистовый гонитель просвещения: «А если б, между нами. Был ценсором назначен я, На басни бы налег; ох! басни смерть моя! Насмешки вечные над львами! над орлами! Кто что ни говори: Хотя животные, а все-таки цари».

Другой тон, хотя столь же угодливый и настроенный на нужную ноту, в разговоре с Репетиловым. Наш герой преобразился в пламенного искателя истины: «Извольте продолжать, Вам искренне признаюсь. Такой же я, как Вы, ужасный либерал! И от того, что прям и смело объясняюсь, Куда как много потерял!..»