Рудольф Баландин - Баландин - От Николы Теслы до Большого Взрыва. Научные мифы Страница 43

Специалисты, привыкшие к формальным показателям, считают подобные негативные процессы досадными издержками всеобщего развития. Странно, что никто из них даже приблизительно не подсчитал соотношение полезных и вредных воздействий человека на биосферу. Все представлялось настолько очевидным, что сомнения отбрасывались вопреки требованиям научного метода.

Казалось бы, кто-то, а уж выдающиеся ученые прекрасно знали: далеко не всегда разумно полагаться на очевидность. Однако эмоции исподволь воздействуют на рассудок. И если мыслитель уверовал в прогресс, то найдет сотни примеров, его подтверждающих, не обращая внимания на тысячу — опровергающих.

А вот мнения философов не были столь единодушны. Встречались среди них и те, кто не признавал идею прогресса. Но все-таки преобладали оптимистичные взгляды. Попытку объективно осмыслить общий ход мирового процесса и место в нем человека предпринял в конце XVIII столетия великий немецкий мыслитель Иоганн Готфрид Гердер в работе «Идеи к философии истории человечества».

Он начал с общего обзора эволюции жизни: «Множество растений произведено было на свет и погибло, прежде чем создалось первое животное образование; и здесь насекомые, птицы, водяные и ночные животные предшествовали более развитым созданиям дня и земли, и только затем выступил на Земле венец органического строения — человек, микрокосм. Он был сыном всех стихий и веществ... и чтобы зачат и воспринят он был, потребовалось множество процессов и переворотов, свершившихся на Земле».

Казалось бы, определилось главное направление биологической эволюции. Но значит ли это, что существование «венца творения» великолепно и счастливо? Гердер ответил: «Везде, где живет человек, он — господин и слуга природы, самое любимое ее дитя, а вместе с тем иной раз и жестоко казнимый раб».

Гердер не был склонен превозносить систему государственности. По его словам, «множество живущих на земле народов и знать не знают о государстве и тем не менее живут более счастливо, чем какой-нибудь распятый на кресте своих забот благодетель государства». Если всякое благоустроенное государство — машина, то «что за счастье служить простым винтиком в такой машине и ни о чем не думать?»

«Дикарь, спокойно и радостно любящий жену, детей, — пишет Гердер, — ограниченный в делах, болеющий за судьбу своего рода, словно за себя самого, — это существо в своем бытии подлиннее той культурной тени от человека, что воспламеняется любовью к тени всего рода человеческого, то есть к названию, слову. В бедной хижине дикаря найдется место для чужестранца, которого он гостеприимно встретит, как брата, встретит спокойно и добродушно, не поинтересовавшись даже, кто он такой и откуда пришел. А бескрайне разлившееся сердце праздного космополита — это хижина, куда не войти никому».

Тут есть немалая доля полемического преувеличения, но суть верна. Как подлинный гуманист, он совершенно справедливо отметил, что «на протяжении веков цель объединенной Европы состоит в том, чтобы тиранить народы Земли». Он не остановился на этом, показав глубокую безнравственность распространенных представлений о том, что беды и трудности предыдущих поколений призваны обеспечить благообильное существование ныне живущих:

«О, вы, люди Земли, что в течение целых эонов населяли Землю и уходили в небытие, вы лишь удобрили почву прахом своим для того, чтобы потомки ваши в конце земных времен осчастливлены были европейской культурой, — но чем эта гордая мысль не оскорбление величества Природы?

Если есть счастье на Земле, то оно в каждом чувствующем существе, более того, счастье в нем — от природы, и даже искусство, способствующее счастью, сначала должно стать в нем природой. Мир блаженства — в каждом человеке: в душе его — форма, ради которой он создан, в чистых очертаниях он только и может обрести свое счастье. Вот именно для этого и исчерпала природа на Земле все возможности человеческих форм; всякий человек на своем месте и в свое время должен был насладиться обманчивым счастьем, без которого трудно было бы смертному пройти путем своей жизни».

С нравственных позиций идею прогресса категорически отвергал оригинальный русский мыслитель Н.Ф. Федоров: «Прогресс состоит в сознании превосходства, во-первых, целым поколением (живущим) над своими предшественниками (умершими) и, во-вторых, младшим над старшими». Происходит разобщение поколений, а значит, и всего общества. «Прогресс есть именно та форма жизни, при которой человеческий род может вкусить наибольшую сумму страданий, стремясь достигнуть наибольшей суммы наслаждений... Прогресс как отрицание отечества и братства есть полнейший нравственный упадок...

Прогресс делает отцов и предков подсудными, а сынам и историкам дает суд и власть над ними: историки — это судьи над умершими, т.е. над теми, которые уже понесли высшую меру наказания, смертную казнь, а сыны — судьи над еще не умершими».

В полемике с известным социологом Н.И. Кареевым Федоров критиковал его взгляды на цели общественного прогресса, которые сводятся к формированию развитой и развивающейся личности при наибольшей мере свободы, доступной человеку. Ведь это — апофеоз разъединения, «наименьшая степень братства». Досталось и социодарвинистам: «Если борьба за существование, т.е. борьба между людьми за вещь, признана условием прогресса, то вещь как цель должна быть предпочтена людям как средству; каждый и ценит других людей лишь как союзников в деле приобретения вещи».

Н.Ф. Федоров критерием прогресса человеческого общества считал проявление чувства совестливости, благодарности, братства, взаимопомощи, отбрасывая как ложные и вредные принципы материального благосостояния, приобретения вещей, богатства, власти над другими людьми, а также накопления знаний. Статью о Всемирной выставке в Париже он назвал так: «Выставка 1889 года, или наглядное изображение культуры, цивилизации и эксплуатации. Юбилей столетнего господства среднего класса, буржуазии или городского сословия... Что XIX век завещает XX?».

Он признал «прогресс промышленно-торговый, постоянно усиливающий внутреннюю борьбу, и прогресс полицейско-судебных учреждений...» Таким образом, цивилизация представляет собой «не братство, а гражданство; не отечество, а безродное государство»; в наивысшей степени технический прогресс выражен в создании орудий войны. «Выставка и должна быть изображением трех прогрессов: милитарного, юридического и экономиче-ско-индустриального». Он сделал вывод: «Всемирная выставка, эта гигантская суета сует, поглощающая все силы души, не дает ни места, ни времени даже мысли о Боге, не говоря уже о деле, об исполнении заповеди управления слепыми силами, которое только и освободит нас от ига этой силы и всяческой суеты...

Развивая во всей силе соблазнительную привлекательность внешности, наружной стороны вещей, выставка возбуждает аппетиты стяжания, хищения, кражи, наживы и всякого рода нечистые пожелания, она вселяет зависть, вражду в людях друг к другу, возбуждает сословие на сословие... сынов на отцов, восстанавливает народ на народ, царство на царство, вооружая их истребительнейшими орудиями».

Что ж, разве не таким оказался завет XIX века XX? Не прав ли был наш мыслитель, предвидевший создание алчного общества потребления с его взаимной враждой и двумя страшнейшими мировыми войнами, не говоря уже о локальных, не прекращающихся по сей день?

В конце XIX века публицист и психиатр Макс Нордау (Симон Зюдфельд) издал книгу с недвусмысленным названием «Вырождение». Свой прогноз на XX век он начал так: «Мы окончили продолжительное и печальное обозрение больницы, какую ныне представляет если не все цивилизованное человечество, то, по крайней мере, высшие слои населения больших городов. Мы изучили разнообразные формы, принимаемые вырождением и истериею в искусстве, поэзии и философии».

Он дал диагноз духовной болезни верхних слоев общества: «Слабость воли, невнимательность, преобладание эмоции, неполное сознание, отсутствие сострадания и участия к миру и человечеству, наконец, искажение понятий о долге и нравственности» (он еще писал об извращении инстинктов, стремлении к наиболее сильным впечатлениям, склонности к скабрезным представлениям и пошлости). Некоторые явления он предвидел, например, гомосексуальные браки; распространение самых убогих суеверий с появлением колдунов, гадальщиц, астрологов, заклинателей; массовую наркоманию, распад литературных и художественных форм.

Несмотря на все это, он предположил, что подобные напасти будут преодолены, «болезни века» удастся вылечить. Сейчас, из XXI века, подобные надежды представляются наивными. Вырождение цивилизации распространилось от верхних слоев общества к нижним. Духовная эпидемия захватывает все новые страны и народы. С наибольшей силой она проявилась при крушении СССР.