Юрий Мухин - Чужие и свои. Русская власть от Екатерины II до Сталина

Юрий Мухин

Чужие и свои. Русская власть от Екатерины II до Сталина

Недостатки начальников

А. Суворов

Сразу скажу, что есть начальники, а есть мразь на месте начальников, да еще и тупая. Ради разнообразия я буду говорить не о таких начальниках — не о мрази. В этой работе я буду писать о нормальных начальниках.

В мои годы уже не осталось книг, весь текст которых был бы для меня незнакомым. Поэтому я не прочел, а только просмотрел работу В. С. Лопатина «Суворов и Потемкин», отметив, во-первых, малоизвестный мне взгляд на персонажей той эпохи, скажем, на того же А. В. Суворова, во-вторых, универсальность требований к начальникам во все времена. Вот и решил на фактах этой сугубо исторической работы и сам написать работу на достаточно необычную и в то же время банальную тему — на тему недостатков начальников. Ведь эта тема актуальна и сегодня, не так ли?

Надо сказать, что в книге Лопатина очень много документов той поры, поскольку Лопатин написал эту книгу, чтобы смыть с Потемкина грязь клеветы завистников той эпохи, а этих завистников у Потемкина — этого выдающегося государственного деятеля России — было хоть пруд пруди. Своей цели Лопатин, безусловно, достиг, а я воспользуюсь «нарытыми» им фактами для своей цели.

Итак, в книге Лопатина схематически и без больших подробностей, но достаточно четко описана «управленческая вертикаль», состоящая из высшего и очень своеобразного руководителя — императрицы Екатерины II. Далее — из ее подчиненного, выдающегося государственного деятеля России Г. Потемкина, и затем — уже его подчиненного, выдающегося Воина (так точнее будет) России А. Суворова, который, в свою очередь, был начальником своих подчиненных. Екатерина, Потемкин, Суворов — по-настоящему выдающиеся и очень необычные люди России, это так. Но ведь ни на одного из них не получится написать икону без изрядных затруднений, поскольку и эти люди были не без недостатков.

Начну с младшего в этой троице — с Суворова.

Поскольку с Александра Васильевича написано очень много лубочных сусальных картинок, то начну с его главного и, возможно, единственного недостатка — необычайно большого, даже болезненного и, я бы сказал, рафинированного славолюбия. Рафинированного потому, что Суворов был Воин с большой буквы, то есть не жил там, где отдают всякие почести, — в столицах и высшем свете, — а жил там, где идет или готовится война. И поэтому потребность в своей славе потребностями в почестях не пачкал. Ему нужна была только слава! В чистом, рафинированном виде. Ему надо было, чтобы о нем все говорили, чтобы им все восхищались как великим полководцем.

Ведь Суворов очень медленно рос в должностях и по-настоящему начал претендовать на славу уже в очень преклонные годы, может, поэтому он жаждал чистой славы — славы как таковой.

А проблема со славой Суворова была в том, что императрица достаточно быстро исчерпала все прославляющие воина награды. (В те годы еще прекрасно понимали, что такое ордена, поэтому по десять одних и тех же цацек на грудь не вешали). Тем не менее, казалось бы, ну какие у Екатерины могли быть проблемы? Ведь универсальной и официальной при царях наградой были деньги и имения — давай ему деньги и имения! Но Суворову (кстати, достаточно рачительному хозяину) деньги и имения были безразличны, ему было неважно, богат он или нет, ему, повторюсь, важно было, чтобы все считали его самым выдающимся в мире полководцем. А как это можно подтвердить или доказать деньгами? Никак!

Такой вот примечательный момент.

«Суворов разработал план укрепления границ, исходя из полученных при отъезде указаний, и немедленно приступил к его осуществлению. Однако присланные им сметы, требовавшие значительных ассигнований, не были утверждены. Отношения с Портой изменились в лучшую сторону, и с форсированным строительством крепостей можно было подождать». Что значит «приступил к осуществлению»? Это значит, Суворов, посланный строить укрепления, от своего имени заключил договоры с подрядчиками на строительство крепостей. И как быть теперь с этими договорами, на которые Петербургом не отпущены деньги, а подрядчики уже понесли затраты? «Суворов действовал решительно. Он послал Хвостову доверенность на продажу своих деревень, чтобы выплатить неустойку подрядчикам». Нет, думаю, Суворов был не прост и знал, что Екатерина его любит, но все же — каков! Ведь могла и не прореагировать. Но, правда, как и ожидалось, императрица прореагировала и распорядилась «отпустить двести пятьдесят тысяч из банка Графу Суворову Рымникскому».

Поэтому проблема, как наградить Суворова, довольно быстро стала острой, поскольку желание славы у Суворова было маниакальным. Вот встревоженная императрица посылает на подавление Пугачевского восстания и Суворова, еще не очень славного генерала, но подающего надежды и только что произведенного в генерал-поручики. Там уже с войсками Пугачева тяжело, но реально воевали генерал-аншеф А. Бибиков, генерал-поручики П. Голицын и П. Мансуров, генерал-майоры В. Кар, Ф. Фрейман, К. Валленштерн, А. Корф, И. Деколонг и особенно отличившийся подполковник Михельсон. Наконец, императрица добавила к ним и генерал-аншефа П. Панина.

Суворов так спешил, что выехал без вещей, о чем сообщил Потемкину, а тот — Екатерине. Та, разумеется, послала Суворову 6 тысяч рублей на «приодеться». Однако Суворов все равно не успел — к его приезду на театр военных действий уже наступила агония Пугачева. И Суворов рвется в погоню за Пугачевым, забрав у Михельсона кавалерию и этим опережая самого подполковника, но Пугачева уже предали близкие ему казаки, связали самозванца и повезли сдавать императрице. И как раз наткнулись на Суворова. Так Суворов «пленил» Пугачева. Естественно, что Суворова, в отличие от остальных участников подавления бунта, не наградили, возможно считая, что 6 тысяч рублей на костюмчик будет достаточно. И Суворов, бедный, несколько лет в письмах сетовал, что остался без награды за то, что Пугачева пленил.

Вообще-то, это славолюбие выглядит у Суворова болезненной манией, поскольку, скажем, от неудовлетворенности наградой за Измаил Суворов начал интриговать против Потемкина, перебежав в лагере врагов Потемкина фаворита Екатерины Платона Зубова. А ведь Суворов всегда хвастался своей честностью, а тут фактически предал Потемкина, своего давнишнего покровителя, который, по сути, и сделал из Суворова того, кем тот стал.

Как это объяснить? Я объясняю эту манию потребностью Суворова как Воина в предметном, овеществленном выражении полезности своей службы.

Ведь будь Суворов корыстным бандитом, он бы находил удовлетворение от сражений в материальных плодах войны — в грабеже или денежных наградах. Но его это не интересовало. Будь он садистом, то находил бы удовлетворение от сражений в убийствах, но он не был садистом, мало этого, именно Суворову принадлежит вывод о том, что трусы жестокосердны. К примеру, разгромив восстание поляков (накануне еще и предавших Россию в войне с Турцией), он отпустил по домам восставших, хотя и войска жаждали мести за то, что взбунтовавшиеся поляки в Варшаве вырезали несколько тысяч безоружных русских, да и Екатерина считала полезным их наказать.

Нет, Суворов был идеальным Воином и ничего, кроме славы, не желал! Но уж ее желал — так желал! Ко всем и к каждому пустяку ревновал.

Вообще-то, принято считать Суворова выдающимся полководцем, и это так, но я бы считал его прежде всего самым выдающимся Воином в истории России, поскольку именно это свойство и сделало его самым выдающимся полководцем. Суворов жил сражениями, он жаждал их! Он не мог переносить мирную жизнь. Нет, он понимал, что войны ведутся для мира, но и в перерыве между войнами он искал себе военное дело — или крепости строить, или войска обучать, или экспедиции для нового военного похода готовить. Не балы и празднества, не подброшенные в воздух чепчики, а вот это было его!

Но главное — сражаться! Суворову по-своему повезло — век был очень неспокойный, насыщенный войнами, но ему и тех войн было мало. Он редко попадал в мирную жизнь (редко получал отпуска), но и в этих редких паузах Суворов маялся, не перенося такой жизни, и в письмах ныл, выпрашивая себе участие в каком-нибудь военном предприятии. Вот Суворову уже 54 года (по тем временам возраст уже очень не малый), в качестве отпуска или службы полегче его назначили командиром 6-й Владимирской дивизии, дислоцированной в тылу. А возле частей этой дивизии была, кстати, и его родовая усадьба, по которой у него после десятилетий отсутствия было множество дел. Казалось бы, служи и радуйся!

Но Суворов даже тут мается и забрасывает Потемкина письмами: «Я был в Санкт-Петербурге пасть к Высочайшим стопам и был принят милосердно. Ныне еду в мои деревни, прикосновенные расположению шестой дивизии. Приятность сей праздности недолго меня утешить может. Высокая милость Вашей Светлости исторгнет меня из оной поданием случая по Высочайшей службе, где я могу окончить с честью мой живот». Он сам понимает, что уже немолод, и, как видите, у него ясно выраженная мечта — умереть не в родовой деревне, а на поле боя.