Сергей Цыркун - Секретная предыстория 1937 года. Сталин против красных олигархов Страница 10

Однажды приятельница Соломона-Исецкого, коммунистка, решила отработать один воскресный день наравне с рядовыми трудящимися. «Поздно ночью моя приятельница еле-еле добралась домой в самом жалком состоянии, с вывороченной от наклонений и подниманий тяжелой лопаты поясницей, с распухшими и окровавленными ногами и ладонями рук и, что было самое ужасное в то время, с совершенно истерзанными ботинками… Но зато она принесла фунт плохо испеченного, с соломой и песком хлеба…» Далее автор описывает грубость и издевательства конвоиров по отношению к этим формально свободным людям, отданным на их полный произвол, и завершает свое описание следующими словами: «кончая с этим вопросом, лишь напомню читателю, что при исполнении этой трудовой повинности творились «тихие» ужасы человеконенавистничества и издевательства. Мне рассказывали о тех поистине ужасных условиях, в которых работали люди, командированные ранней весной в примосковские леса для рубки и заготовки дров, где они проводили под открытым небом в снегах и грязи, плохо одетые и измученные всеми лишениями своей бесправной жизни, и скудно питаемые, целые недели… А советские газеты устами своих купленных сотрудников, описывая эти лесные работы, захлебываясь от продажного восторга, рисовали весенние идиллии в лесу, настоящие эльдорадо… «Настроение у работающих бодрое, все полны энергии, все охвачены сознанием, что творят великое дело — дело строительства социалистического строя!..» — надрываясь, кричали эти поистине «разбойники пера»…».[70]

Примечательно, что коммунистические комиссары в то же время на глазах у всех бесстыдно вели открыто разгульный образ жизни, устраивая пьяные оргии (подобно тому, как в древнем Карфагене закон запрещал рабам пить вино, в Советском государстве — при беспробудном пьянстве коммунистов — для трудящихся в то же время действовал «сухой закон» и Декретом ВЦИК от 13 мая 1918 г. за производство алкогольной продукции полагалось тюремное заключение сроком до 10 лет с конфискацией имущества, а употребление алкоголя каралось вплоть до смертной казни),[71] получая бесплатно деликатесы, занимая роскошные квартиры и т. д. Ленин и Троцкий на словах осуждали такой стиль поведения. Однажды во время какого-то крупного военно-партийного совещания в Кремле к Троцкому подошли военные курсанты и сказали ему: «Товарищ Троцкий! Вчера, когда мы шли с поста, мы увидели в окнах квартиры товарища X. почти всех участников совещания за столом, уставленным такими продуктами, что их теперь и не увидишь: семга, икра, колбаса, сыр, вино… Что ж это, товарищ Троцкий, получается: страна живет впроголодь, а комиссары гуляют?» В итоге Ленин по инициативе Троцкого на следующем заседании упрекнул загулявших коммунистов: «Что же вы занавески-то не опустили?».[72] Известен, правда, один случай, когда некий комиссар попал под трибунал за пьянство, правда, вина его была в том, что он выпивал с беспартийным. В итоге Вологодский ревтрибунал вынес приговор комиссару: «послать на фронт сроком на один год… принимая во внимание революционные заслуги и пролетарское происхождение… наказание для него считать условным, с оставлением на прежней должности». Его беспартийный собутыльник тем же приговором отправлен бессрочно в дисциплинарную роту, состоявшую из остатков расстрелянного по приказу Троцкого полка петроградских рабочих, «которые каким-то обманом были посажены в вагоны и привезены на фронт. Здесь они попробовали проявить свою волю, протестовать против обмана и за это поплатились».[73]

Троцкий, хотя имел как член Политбюро квартиру в Кремле, занял со своей семьей, охраной и прислугою роскошный княжеский дворцовый комплекс в Архангельском, названный «русским Версалем», где на 150 гектарах земли живописно раскинулись оранжереи, террасы, беседки, клумбы, аллеи, фонтаны, украшенные двумястами мраморными скульптурами итальянской работы. Этот дворец, воспетый А. С. Пушкиным в стихотворении «К вельможе» как земное волшебство, стал резиденцией всесильного и страшного председателя Реввоенсовета. Здесь, прохлаждаясь в тени аллей, он вдумчиво углублял свои доктрины всеобщей милитаризации труда, перенесения в мирную повседневную жизнь военной дисциплины в его понимании. Она включала в себя, например, заградительные отряды, которые должны были вести огонь по своим отступающим частям; применительно к трудармии они, соответственно, должны были выполнять карательные функции.

Трудовая повинность в том виде, в каком она существовала в эпоху «военного коммунизма», совершенно не удовлетворяла Ленина и Троцкого. Их решительно не устраивало, что трудармейцы сохраняют свои семьи, какое-то личное имущество, ночуют, как правило, у себя дома. В этом им виделись проявления мелкобуржуазной стихии. Согласно восьмому пункту преобразований, намеченных Манифестом Коммунистической партии, «обязательность труда для всех» понималась как «учреждение промышленных армий, в особенности для земледелия». Десятый пункт требовал изымать всех детей из семьи, отдавая их, словно сирот или малолетних преступников, в общественное воспитание, соединенное «с материальным производством и т. д.». Манифест предусматривал также, что семья «естественно отпадает» и должна исчезнуть «с исчезновением капитала». В этом направлении Лениным и Троцким предпринят ряд практических шагов. В частности, сформировано девять трудармий, в которых трудармейцы были оторваны от семьи, не имели постоянного жилья и перебрасывались в зависимости от распоряжений и директив центра с места на место. Таковы были трудармии: Первая, Вторая, Запасная, Петроградская, Железнодорожная особая. Украинская, Кавказская, Донецкая и Сибирская. По мысли Троцкого, это был эскиз тех грядущих промышленных армий, «в особенности для земледелия», в которые будет заключено человечество после победы Мировой революции.

Рядовой житель Советского государства, по Троцкому, — это трудармеец, т. е. трудовой солдат коммунизма, постоянно находящийся под угрозою расстрела или перемещения в концлагерь. На склоне лет в книге «Моя жизнь» он обосновал это так: «Нельзя строить армию без репрессий. Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. До тех пор, пока гордые своей техникой, злые бесхвостые обезьяны, именуемые людьми, будут строить армии и воевать, командование будет ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади».[74] Холя свое тело и злую партийную душу в загородном дворце, Троцкий примеривался к роли диктатора. Статья 41 принятого в 1922 г. Политического устава Красной Армии и флота гласила: «Тов. Троцкий — вождь и организатор Красной Армии. Стоя во главе Красной Армии, тов. Троцкий ведет ее к победе над всеми врагами Советской республики».

Уже и Гатчина, в прошлом царская резиденция, была переименована в Троцк. Множество фабрик, заводов, улиц носили его имя. К тому же его день рождения совпадал с годовщиною Октябрьской революции, так что всякий раз отмечание этого праздника сопровождалось немыслимым восхвалением «вождя мировой революции». 20 ноября 1919 г. по случаю награждения Троцкого орденом Красного Знамени ВЦИК принял постановление, в котором говорилось: «Товарищ Лев Давидович Троцкий, взяв на себя по поручению ВЦИК задачу организации Красной Армии, проявил в порученной ему работе неутомимость, несокрушимую энергию. Блестящие результаты увенчали его громадный труд». Троцкий, по словам этого постановления, единолично спас Петроград от занятия Юденичем, при этом «личным мужеством вдохновлял красноармейцев». Примериваясь к роли вождя Мировой революции, Троцкий принимал военные парады на Красной площади, стоя на броневике. Как некогда безумный римский император Калигула собирался назначить своего любимого коня Инцитациса консулом, так и Троцкий наградил свой личный поезд орденом Красного Знамени.[75] Этот поезд, бронированный, охраняемый фанатично преданными Троцкому стрелками «кожаной сотни», со специальными металлическими знаками на левом рукаве, выгравированными на Монетном дворе, имевший в своем составе ресторан, библиотеку, баню, внутреннюю телефонную связь, телеграф, типографию, электростанцию и даже гараж с несколькими автомобилями, вооруженными пулеметами, выпускавший две газеты — «В пути» и «На страже» — был страшен, ибо Троцкий, используя его в разъездах, прямо с поезда приводил в исполнение выносимые им же смертные приговоры.[76] Надвигавшаяся диктатура Троцкого внушала ужас «злым бесхвостым обезьянам», которыми он собирался безраздельно править, вплоть до высших партийных вождей.

Сам Троцкий дистанцировался от прочей партийной элиты, рассматривая все остальное человечество как своего рода арестантов, которых он должен охранять и воспитывать строжайшими методами. Если с Лениным он еще хоть сколько-нибудь считался, то прочая человеческая масса являла для него ничуть не больший интерес, чем заключенные для стражника. Своего рода образцом для себя, у которого он и фамилию позаимствовал, «демон революции» считал некоего старшего надзирателя Одесской тюрьмы, произведшего на него сильное впечатление в юные годы.[77]