Андрей Кокошкин - Политико-военные и военно-стратегические проблемы национальной безопасности России и международной безопасности Страница 10

Все это весьма пагубно сказывалось на вопросах оптимального построения системы стратегического руководства обороной, на том, как выделялись, распределялись и использовались ресурсы на нужды обороны.

Во второй половине 1960-х и в 1970-е годы не было привнесено практически ничего нового в развитие советской военной мысли, в частности в решение вопроса о сущности взаимоотношений между политикой и стратегией.

Ничего нового в этом смысле не добавила и объемная книга министра обороны СССР Маршала Советского Союза А.А. Гречко «Вооруженные Силы Советского государства». В ней лишь подчеркивалось, что «руководство Коммунистической партии Вооруженными Силами выступает как главный принцип советского военного строительства»[94].

В последующие годы в советской военной науке был предпринят ряд небезынтересных попыток добавить кое-какие полутона в освещение вечной темы – о взаимоотношениях между политикой и войной, политикой и военной стратегией[95].

Недостаток формулы, которую предложил упомянутый выше Кингстон-Макклори, состоит в следующем: в ней не отмечено, что война с применением ядерного оружия не может быть рациональным средством продолжения политики. Ядерная война – вполне реальный результат неверной, «дурной», пользуясь словами А.А. Свечина, политики. Она может оказаться продуктом политики активного, но слабо продуманного использования ядерного оружия в качестве средства шантажа, средства нажима, сопровождающегося непониманием характера эскалации политического конфликта и возможного его перерастания в конфликт военный с различной интенсивностью и глубиной использования сил и средств вооруженной борьбы.

Положение о том, что ядерная война не может быть рациональным средством продолжения политики, применимо прежде всего к советско-американским отношениям периода «холодной войны», особенно начиная с того момента, когда циальной советской военной традиции после трагических событий конца 1930-х годов, выкосивших подавляющую часть советских военных мыслителей в ходе массовых репрессий командного состава РККА и РККФ. По его суждению, в содержании военно-технической стороны военных доктрин социалистических и капиталистических стран имеются некоторые сходные черты, обусловленные общими тенденциями развития военного дела и вытекающие из достигнутого уровня научно-технического прогресса и использования опыта прошлых войн.

М.А. Гареев в основательном труде, посвященном военно-теоретическому наследию М.В. Фрунзе, подчеркивал, что последний решающую роль отводил политике. При этом социально-политическая сторона военной доктрины, по Фрунзе, базировалась на марксистско-ленинском учении о войне и армии, других общественных науках; ее военнотехническая сторона основывалась на положениях военной науки и военной проблематики других наук. Неверными, по мнению М.А. Гареева, являются утверждения некоторых советских военных авторов о том, что военная доктрина формируется только с помощью военной науки. «Совершенно очевидно, что политическая сторона военной доктрины не может основываться лишь на достижениях военной науки», – отмечал М.А. Гареев, тем самым еще раз подчеркивая примат политики над военной стратегией и военным делом в целом (Гареев М.А. М.В. Фрунзе – военный теоретик. М.: Воениздат, 1985. С. 394).

Советский Союз обрел убедительный потенциал нанесения «неприемлемого ущерба» Соединенным Штатам в результате ответных действий.

В подтверждение такой оценки уместно привести высказывание Н.В. Огаркова, сделанное им отнюдь не из конъюнктурных соображений накануне вот-вот готового появиться «нового мышления», а в результате глубоких многолетних размышлений:

Появление в 1945 г. и быстрое совершенствование в последующем ядерного оружия, обладающего невероятной силой поражения, по-новому поставили вопрос о целесообразности войны как средства достижения политической цели (выделено мною. – А.К.). Только окончательно утратив разум, можно пытаться найти такие аргументы и определить такую цель, которые оправдывали бы развязывание мировой ядерной войны и ставили бы тем самым человеческую цивилизацию перед угрозой полного уничтожения. Отсюда следует непреложный вывод о том, что преступно рассматривать термоядерную войну как рациональное и чуть ли не законное средство продолжения политики[96].

Обращает на себя внимание, что Н.В. Огарков считал возможным развязывание «термоядерной войны» в качестве продолжения политики со стороны иррационально действующих сил. Развивая эту мысль, следует признать, что термоядерная война вполне может оказаться продолжением и порождением жесткой силовой политики, в арсенале средств которой имеется ядерный шантаж. История ядерного века, к сожалению, знает несколько примеров использования ядерного шантажа в качестве инструмента политики как Соединенными Штатами, так и Советским Союзом. И как правило, это усиливало конфронтацию, чреватую термоядерной войной.

Во второй половине 1980-х годов обсуждение вопроса о соотношении политики и войны получило новый импульс в связи с признанием того, что в ядерной войне победителей быть не может. Это признание вслед за политическим руководством сделало и высшее военное командование СССР[97].

Анализ военно-политического поведения сверхдержав в 1970-е и 1980-е годы, когда установился советско-американский военно-стратегический паритет, показывает, что в этих условиях государственное руководство США значительно реже и в более завуалированной форме прибегало к попыткам ядерного шантажа. Даже администрация Рейгана, несмотря на свой изначально воинственный облик, за все восемь лет пребывания у власти ни разу не прибегла к прямому ядерному шантажу. Не пришлось это делать и Советскому Союзу, который в прошлом несколько раз обращался к угрозе применения данного серьезного и обоюдоострого оружия.

Говоря о соотношении политики и войны в условиях ядерного противостояния, нельзя не упомянуть о такой проблеме, как возникновение войны «по ошибке», в результате сочетания непреднамеренных действий обеих сторон, вступающих в состояние своего рода «стратегического резонанса».

Можно выделить четыре основных источника опасности непреднамеренного, случайного возникновения ядерной войны: технические ошибки в системах раннего предупреждения и управления ядерным оружием; неудачные принципы организации движения информации в системе принятия решений; человеческие ошибки в оценке военно-стратегической ситуации в результате неверной интерпретации поступающих данных; механические ошибки или нервные срывы человека в результате неадекватного состояния – усталости, болезни и т. п. Разумеется, наиболее опасно совмещение ошибок нескольких видов.

Несмотря на все достижения последних лет в ядерных государствах применительно к задаче предотвращения непреднамеренной, случайной ядерной войны, эта тема по-прежнему остается актуальной. Государственное руководство и высшее военное командование каждой ядерной державы должно постоянно держать под контролем соответствующие технические и особенно человеко-машинные системы, проверять надежность, адекватность действующих процедур, персонала, структур управления и соответствующей техники. Ядерная война «по ошибке» не может по определению быть рациональным продолжением государственной политики.

Но она вполне может оказаться логическим продолжением ошибочной политики в ряде сравнительно частных проблем – в подборе кадров, имеющих отношение к принятию решений о применении ядерного оружия и к его эксплуатации, в технической политике, касающейся соответствующих средств управления и контроля, и т. п.

Для предотвращения несанкционированного, случайного применения ядерного оружия необходимы регулярные тренировки с участием высшего государственного руководства (Верховного главнокомандующего и его «дублера» – того второго человека в государственной иерархии, который в случае невозможности выполнения Верховным своих обязанностей будет отвечать за приведение в действие «ядерной кнопки»).

Рациональным продолжением политики с использованием военных средств вполне может оказаться ограниченная ядерная война ядерного государства против неядерного (о чем подробнее будет сказано в главе, посвященной войнам тотальным и войнам ограниченным). В этом случае ядерному государству не угрожает ответный ядерный удар возмездия по «мягким целям», по крупным населенным пунктам[98].

Размышления о соотношении политики и военной стратегии в условиях непрекращающегося процесса технологического развития средств вооруженной борьбы, усиления их воздействия на человека и окружающую среду, в условиях динамично изменяющейся системы международных отношений, в том числе под воздействием процесса глобализации, остаются важным инструментом познания и формулирования оптимальной системы стратегического управления. Дискуссии по этим жизненно важным для судьбы нашего общества и государства вопросам должны идти сегодня и в России. Нам следует при этом исходить из наличия практически во всех государствах политических институтов, являющихся носителями идей и концепций силового разрешения международных проблем.