Сергей Кургинян - Суть Времени 2013 № 11 (16 января 2013) Страница 10

Были и еще более радикальные точки зрения. Боевой военачальник Михаил Черняев прямо заявлял: «Реформы Милютина сгубили армию… Война неудачная может повести далеко…» Ростислав Фадеев, «генерал-мыслитель», как говорил о нем Ф. М. Достоевский, выпустил несколько солидных печатных трудов, доказывая пагубность реформ Милютина. Все они указывали на то, что в процессе рационального бюрократического реформирования упразднено ядро самобытной русской военной системы — солдатская профессиональная армия петровско-суворовского типа с ее длительными сроками службы, опытом и искусством.

Противники Милютина не просто критиковали, но предлагали альтернативные меры.

Прежде всего, сохранить долгосрочную солдатскую боевую армию (нынешняя идея с длительной службой профессионалов-контрактников), усилить ее добровольцами и отборными частями (силы специального назначения).

Далее, заранее готовить обученное народное ополчение для больших войн или решения вспомогательных задач (национальная гвардия).

Армия и в мирное время должна быть «военной», должна быть постоянно боеготовой, а во главе ее должен быть известный в обществе, заслуженный боевой генерал.

Военный министр призван не вести войска, а решать административные и хозяйственные вопросы, заниматься снабжением армии.

И наконец, самое важное, — надо, чтобы военная система представляла собой «живой организм» с духом и душой, а не мертвую окаменелость.

Нетрудно заметить, что в лице Милютина и его критиков противоборствовали (как, впрочем, и позднее, в XX веке) две идеи: идея армии как системы «вооруженного народа» (принцип всеобщей воинской обязанности) и идея «малой» профессиональной армии, опирающейся на резерв и подготовленное народное ополчение.

После поражения России в русско-японской войне 1904–1905 годов стало очевидно, к чему привела армию милютинская реформа. Блестящий военный историк Антон Керсновский в «Истории русской армии» писал: «Все недочеты (реформы) бледнеют перед главным и основным пороком деятельности Милютина — угашением воинского духа… Военному организму был привит невоенный дух. Это катастрофическое снижение духа, моральное оскудение бюрократизированной армии не успело сказаться в ощутительной степени в 1877–1878 годах, но приняло грозные размеры в 1904–1905-м, катастрофические — в 1914–1917 годах».

Описанный в этой статье период русской военной истории — не случайность и не эпизод. Мы убеждены, что противостояние духа и бездуховности в военной сфере вообще, и в организации российской армии, в частности, есть ключевой пункт, определяющий возможность победы государства в любой войне. В следующих статьях мы рассмотрим военные доктрины советского государства под тем же углом зрения.

Реальная Россия

Хомячок болотный обыкновенный (Hamster paludis vulgaris)

Торжество либерализма привело, помимо вожделенных «100 сортов» колбасы и сыра, к тому, что многие граждане России (и что особенно тревожно — молодые) утеряли всякие ценности и потребности, кроме потребительских

Юлия Крижанская, Андрей Сверчков

Есть ли у Вас, читатель, iPad? Нет? Ну, а уж iPhone-то есть? И его нет? Хм-м… А скажите (подглядывать и спрашивать жену и маму запрещено) — какой фирмы на вас трусы? И в каком магазине вы их купили? Как — не знаете? Что значит — не помните? Ну хорошо, последний вопрос: когда вы в последний раз были в клубе «Точка» или «Икра»? Что? Вообще не знаете, что это такое? Ну, вы даете! Знаете, что все это означает? Что вы не «хомячок». И скорее всего, вы не были прошлой зимой на Болотной и на Сахарова. А может быть, были на Поклонной. Ну что, мы угадали?

В давние времена, когда мы были пионерами, был такой «тест». Человека спрашивали, что он больше любит: курицу или утку? яблоки или груши? арбузы или дыни? И на основании ответов с точностью как минимум в 95 % определяли, кого больше любит тестируемый — Пушкина или Лермонтова! Потому что люди, предпочитавшие курицу, яблоки и арбузы, почему-то больше любили Пушкина, а ценители утки, груш и дынь одновременно больше любили Лермонтова. Почему? — мы не знаем. Но факт остается фактом.

Теперь мы уже не пионеры, а почти пенсионеры, и жизнь с тех пор значительно усложнилась: борьба перестройщиков «за колбасу» и 100 сортов сыра завершилась полным успехом — ходить в магазины и выбирать из этих 100 сортов всего стало невыносимо тяжело и отнимает безумное количество времени. И теперь на каких-то там курицах и арбузах далеко не уедешь. Однако что-то в том «тесте» было глубоко правильное, потому что и сейчас можно построить такой «тест». Правда, он должен будет содержать гораздо больше вопросов… Именно об этом мы задумались, готовясь написать статью к годовщине прошлогодних протестов на Болотной и Сахарова и митинга на Поклонной и изучая по этому случаю результаты исследований, посвященных составу участников этих событий.

4 февраля 2012 г., как мы помним, было 2 больших события: шествие и митинг на Болотной «За честные выборы» и Антиоранжевый митинг на Поклонной. Как потом выяснилось, социологи проявили большой интерес к этим событиям — они проводили опросы на самих митингах и после них, исследовали профили пользователей социальных сетей, участвовавших в них. Правда, интерес был несколько односторонним: участникам митинга на Поклонной было посвящено всего одно исследование, в то время как протестующих на Болотной изучали аж с пяти сторон. Объясняется это, скорее всего, просто: социологи — тоже люди и ничто человеческое им не чуждо. В том числе, и классовые (ну, или хотя бы групповые) интересы и пристрастия. Вероятно, участники митинга на Поклонной для социологов были классово чуждыми, а протестующие на Болоте — напротив, классово близкими. Кроме того, мало кто ждал, что на Поклонную придет столько людей — все мы помним, что к 4 февраля оранжевые уже считали себя чуть ли не победителями, и для большинства из них Поклонная оказалась громом среди ясного неба. Ну и, наконец, социологи ведь хотели изучать «протестующих», а таковыми в тот момент было принято считать только оранжевых. Те же, кто протестовал против самих оранжевых, разве могли — с точки зрения креативного класса брутто (вместе с социологами) — считаться «протестующими»?

Тогда же проводилось и другое — не социологическое — исследование, показавшееся, на первый взгляд, довольно странным. Но именно оно, как оказалось, и пролило основной свет на «психологическую механику» участников Болота. Это исследование проводил сайт «Мода на баррикадах» (http://fashionprotest.ru) — у протестующих на Болоте брали видеоинтервью, посвященные тому, как и во что они были одеты. Помните эти ролики? — они тогда произвели на многих глубокое впечатление. «Расскажите, что на вас надето?», — спрашивали они, подходя к очередному «протестанту». И тот — абсолютно спокойно и совершенно без всяких усилий и напряга — отвечал: дескать, брюки марки Dolce & Gabbana, куплены в бутике таком-то на Елисейских полях Париже — ну, вы же знаете, там, за углом, если встать спиной к Триумфальной арке, то направо наискосок. А трусы (вы-то вот, читатель, не смогли ответить на такой простой вопрос!) — Calvin Klein, куплены в Куршевеле, в бутике при отеле — ну, помните, который в глубине за лобби-баром. А перчатки — Giorgio Аrmani… Ну, и так далее. Кто-то, быть может, не видел эти ролики, для них — фотографии с того же сайта «Мода на баррикадах» с аутентичными подписями.

Изучение богатой информации, предоставленной сайтом «Мода на баррикадах», привело к мысли, что участников Болотного движения правильнее было бы называть не интернет-хомячками и уж, тем более, не креативным классом, а профессиональными потребителями. Потребление во всех формах и видах, потребление всего и вся — вот все, что они делают в жизни. Естественно, что и протест зимой 2011–2012 гг. они тоже «потребили».

Пусть никто не подумает, что мы не понимаем политической подоплеки этого оранжевого протеста, и целей, которые перед ним стояли. И, конечно, мы хорошо знаем, что руководители всего этого протеста не только «потребляли» (хотя ведь и потребляли тоже), но и «работали» — выполняли заказ своих хозяев, решали собственные совершенно определенные задачи. А кто-то работал вполне конкретно — им платили за участие в митинге. Но не эти категории участников Болотного движения нас сейчас интересуют. Нас интересуют те, кто пришел на Болотную и Сахарова самостоятельно, не за деньги, по доброй воле, те, кого руководители и вдохновители протеста надеялись использовать как серую массу, пластилин в своих руках, а если понадобится и возникнут проблемы с правоохранителями — как «мясо».

Так вот, мы утверждаем, что большинство самостоятельных участников протестных митингов — это профессиональные потребители, которые приходили (и еще приходят) потреблять такой дефицитный продукт, как общественное действие — вместе с сопутствующими и тоже дефицитными «товарами». Например, ощущение общности интересов и единства с другими людьми, которого они лишены совершенно, что косвенно подтвердили все исследования. Так, например, анализируя профили участников митинга на Болотной в социальной сети «ВКонтакте» (19 664 профилей), исследователи установили, что их практически ничто не объединяет: «Каждый участник состоит в множестве групп, но общих групп у участников митинга практически нет (кроме посвященных митингу на Болотной и Сахарова). Объединяют их группы, посвященные Доктору Хаусу, «Эху Москвы», «Южному парку», «Теории большого взрыва» и демотиваторам. Они любят демотиваторы. Группы о реальных пацанах соревнуются по внутренней популярности с группами про ненависть к быдло-гопам и любви к КВН». И — вывод: «Общих декларируемых интересов нет. Музыка, кино, путешествия и фотография не в счет — всего по нескольку процентов участников».