Два памфлета - Эдмунд Бёрк Страница 10

Карла I. Та разновидность людей, которых наличие порядка навсегда оставило бы в тени, обрела невероятную силу вследствие ужасов тяжелых потрясений. И не удивительно, что благодаря некоторого рода приверженности злу они, в свою очередь, порождали беспорядок – отца всех их достижений. Поверхностный наблюдатель счел бы их причиной общественных проблем, в то время как на самом деле они есть лишь результат последних. На все это безумие хорошие люди смотрят со скорбью и негодованием. Их руки связаны. Они лишены какой-либо возможности объединить власть правительства и права народа. Будущее не сулит им ничего хорошего. Но выбирая из возможных зол, они надеются, что временный хаос окажется лучше вечного рабства. А тем временем закон молчит. Беспредельная коррупция ведет к жесткому ограничению свобод. Военные становятся единственной опорой режима, и тут уж как ни именуй свое правление – править все равно будет меч. Политическая власть, как и все, что призывает союзника сильнее себя, гибнет, получая помощь, на которую рассчитывала. Но архитекторы такого правления из-за своего коварства не станут полностью доверять военным. Их алчный испорченный дух гонит их за выгодой в любую грязь. Неспособные править людьми, они пытаются разделить их. Одну толпу подначивают напасть на другую, что одновременно и вселяет в людей смелость, и – что вполне логично – повышает уровень народного недовольства. Люди становятся заложниками государства из-за участия в бунте и смущения умов. Ранее правительство нарушало законы, чтобы подавлять ту самую распущенность, которую теперь оно же и покрывает от их исполнения. Все приходит к изначальному беспорядку. Есть анархия, но нет свободы, есть рабство, но нет подчинения или субординации. Таковы неизбежные последствия применения схемы управления, сделавшей правительство одновременно и ненавидимым, и слабым. Схемы, освободившей администрацию от конституционного и благотворного контроля со стороны парламента и создавшей для нее новый способ контроля, неведомый режиму – «теневой кабинет», который делает правительство слабым и презренным.

Описав так коротко, как могу, влияние этой системы правления на наши международные дела, на политику правительства по отношению к колониям и на экономику, в данном контексте остается только сказать пару слов о том великом принципе, применение которого и подтолкнуло двор к созданию этой системы. Идея была в том, чтобы не допустить попадания короля в руки одной из фракций, сделав его заключенным в собственном будуаре. Эта схема должна была, как минимум, достичь следующего исхода: защитить короля и его влияние, несмотря на тот хаос, в который в результате ее воплощения оказалось втянуто правительство. Но была ли данная цель достигнута? Я уверен, что если бы так и случилось, каждый преданный подданный короля имел бы оправдание кротко терпеть все сопровождающее ее зло.

Дабы разобраться в этом вопросе, не будет лишним вдаться в детали. Я говорю о короле, а не о короне, интересов которой мы уже коснулись. Отдельно от той славы, которой король обладает просто потому, что является олицетворением национального достоинства, его личные интересы, кажется, сводятся к следующему: обогащение, траты имеющихся богатств на роскошества, удовольствия или благодеяния, уважение и внимание к его личности и, прежде всего, отсутствие потрясений и спокойствие разума. Таковы условия процветания отдельного человека – будь то владыка или подданный, ибо их радости отличаются только масштабом.

Предположим, нам интересно: стал ли наш король богаче своих предшественников с момента установления схемы фаворитизма? Лично мне кажется, что представляемая двором – вплоть до этого года – картина королевской нужды воистину позорна. И это ужасное положение было исправлено такими методами, которые отвратили и пошатнули уверенность народа в парламенте. Если бы государственные средства потратили ради усиления блеска и величия короля, это было бы понятно и даже в какой-то мере простительно. Не было бы ничего более позорного для нашей страны, чем посредством жесткого механицисткого правления лишить корону ее блеска. И правда, мало найдется людей, готовых к столь жалкому шагу. Но народ в своей массе – надо признаться – действительно чувствует себя подавленным, когда сравнивает нужды двора с его тратами. Он не видит причины такого положения в какой-то одной части механизма королевского величия. Во всем этом он видит лишь скупость, приводящую к расточительству. Ничего не потрачено и ничего не сохранено. Удивление народа растет по мере получения новой информации, что помимо средств на государственном счету Его Величества в размере 800 000 фунтов в год он также получает пенсию примерно в 90 000 фунтов в год в Ирландии, плюс доходы герцогства Ланкастерского (которые, как мы знаем, серьезно выросли), доходы герцогства Корнуэльского, американские квинт-ренты, по четыре с половиной процента налогов с Подветренных островов – а только это больше чем по 40 000 фунтов в год. Итого не менее миллиона в год.

И это по информации наших компетентных государственных органов. У нас нет прямого права изучить доходы немецких владений Его Величества и Оснабрюгской епархии. Тут и спорить нечего. Однако то, что находится вне компетенции парламента, все же остается в сфере интересов каждого отдельного человека. Если бы сейчас среди нас находился иностранный правитель, мы бы не преминули поразмышлять о его богатствах. А как можно, заботясь о вопросах богатства нашего суверена, обойти вниманием то жалкое состояние, в котором он ныне пребывает. То, что его доходы существенны, есть всеобщее и абсолютно верное мнение. Так же, как и то, что он не накапливает и не тратит их. А в итоге вывод один: все эти богатства уходят на поддержку фракции двора, которая одновременно давит страну и обворовывает государя. Я еще раз напоминаю читателю, что меня мало интересуют его зарубежные доходы – я не думаю, будто мы вправе исследовать траты с этих доходов. Я лишь хотел показать, сколь мало фаворитизм дал самому монарху. Эта система, не прибавив ему величия, даже несмотря на то, что он обладает источниками серьезных доходов как дома, так и зарубежом, привела его к бедности, которой можно было бы избежать.

А привела ли эта система к лучшему обращению с его высокой и священной особой, защитила ли она короля от проблем, связанных с необходимостью назначать людей, которые лично ему неприятны? Этой темы по многим причинам мне не хотелось бы касаться вовсе. Но утверждение о том, что таких проблем больше нет, является одним из краеугольных камней фракции двора. Однако, если бы мне позволили исправить один недостаток, за который данную систему можно особенно сильно винить, то, судя по итогам его существования, разумно было бы выбрать тот, который унижает достоинство суверена и подвергает последнего бесконечной череде конфликтов и унижений. Но и без того видно, как именно королевские креатуры выполнили данные ими чудесные обещания. Не перечисляя всех деталей их правления, каждая из которых более или менее подтверждает мою точку зрения, давайте остановимся на том, что говорил двор пару лет назад относительно большинства персон, находящихся сейчас в марионеточной администрации. Позвольте спросить: мог ли какой личный ненавистник суверена изобрести лучший инструмент унижения и деградации его достоинства, чем теперешние положение дел? Да за всю историю не было такого, чтобы согласие с волей народа было отторгнуто от правителя вопреки всем его желаниям и стремлениям – вопреки всему, чего желает и к чему стремится народ.

Принято считать, что уже не раз поступали советы пожертвовать королевским величием ради снисхождения по отношению к некоторым личностям, а не к народу. Ибо худший и самый зависимый инструмент данной системы управления понимает, что бывает время, когда его существование зависит от его верности ей, и пользуется этим. Воистину таков закон природы: тот, кто необходим для достижения наших целей, так или иначе, рано или поздно, становится нашим господином. Однако, дабы избежать чрезмерного зла при правлении, все это находится в согласии с общественным мнением. Ибо, кажется, максимой уже стало то, что король заинтересован в усложнении жизни для своих подданных. Что все, кто люб народу, не любы королю. Что как только те, кто противны двору, становятся противны народу, на них тут же обрушиваются всевозможные