Александр Елисеев - Разгадка 1937 года. Преступление века или спасение страны? Страница 11

Однако победил Сталин. И присущее ему сочетание решительности и осторожности сделало Россию сверхдержавой, чьим научно-техническим и промышленным потенциалом мы пользуемся до сих пор.

Глава 2

Загадки «Тирана»

Неожиданный либерализм

Как видно, Сталин вовсе не был поклонником революционного радикализма — ни во внешней, ни во внутренней политике. Но как же все-таки быть с репрессиями? Может быть, радикальный консерватор Сталин все же был склонен к жестокости, и это обстоятельство вызвало противоречивость его внутренней политики? Сомнительно. Но попробуем порассуждать и на эту тему. Посмотрим — имел ли Иосиф Виссарионович склонность к проведению репрессивной политики. Ведь что ни говори о сталинском консерватизме и сталинской осторожности, а сам факт массовых репрессий 1937–1938 годов налицо. И его надо объяснить.

Прежде всего, давайте обратим внимание на то, что сам Сталин вовсе не был каким-то любителем репрессий. Он, конечно, прибегал к ним, но лишь тогда, когда считал их неизбежными. По возможности же старался избегать их или смягчать.

Вот несколько крайне показательных примеров. Сам Троцкий в письме к своему сыну JI. Седову (от 19 ноября 1937 года) признавался, что Сталин, в отличие от него и других красных вождей, был противником штурма мятежного Кронштадта. Он был убежден, что мятежники капитулируют сами.

Еще один пример. В 1928 году был организован процесс по так называемому «Шахтинскому делу». На нем судили специалистов-инженеров, которых обвиняли во вредительстве. В Политбюро столкнулись два подхода к судьбе обвиняемых. «Гуманист» и «либерал» Н.И. Бухарин вместе со своими «правыми» единомышленниками — А. И. Рыковым и М. П. Томским выступали за смертную казнь. А «кровавый» тиран Сталин был категорически против.

Сталин был и против казни самого Бухарина. На февральско-мартовском пленуме ЦК (1937 год) бывшего «любимца партии» вместе с Рыковым обвинили в «контрреволюционной» деятельности. Для решения их дальнейшей судьбы пленум создал специальную комиссию. Во время ее работы были выдвинуты три предложения. Нарком Н.И. Ежов предложил предать Бухарина и Рыкова суду с последующим расстрелом. Первый секретарь Куйбышевского обкома П.П. Постышев предложил предать их суду без расстрела. Предложение же Сталина сводилось к тому, чтобы ограничиться всего лишь высылкой. И это предложение задокументировано, оно содержится в протоколе заседания комиссии, датированном 27 февраля 1937 года.

Безусловно, Сталин был заинтересован в отстранении Бухарина и Рыкова от политической деятельности (исключении из ЦК и партии), но крови их он не жаждал. Однако более радикальные члены ЦК Сталина не поддержали. Характерно, что среди них оказались такие «безвинные» жертвы репрессий, как упомянутый уже Постышев, С.В. Косиор (первый секретарь ЦК Компартии Украины), И.Э. Якир (командующий Киевским военным округом). В то же время либеральное предложение поддержали «кровавые сталинские палачи» — В.М. Молотов и К.Е. Ворошилов. И все равно Сталин добился передачи дела обвиняемых на дознание в НКВД, не желая подменять правоохранительные органы.

Еще раньше, в 1936 году, на декабрьском пленуме ЦК он призвал обвинителей Бухарина и Рыкова не торопиться с выводами и внимательно исследовать дело. И любопытно, что в качестве обвинителей опять-таки выступали «безвинно пострадавшие» — Косиор, первый секретарь Западно-Сибирского крайкома Р.И. Эйхе, первый секретарь Донецкого обкома С.А. Саркисов. Также любопытно, что еще в августе-сентябре Косиор был в числе защитников Бухарина, против которого дал показания на первом московском процессе. Позже мы еще остановимся на этой метаморфозе, которая объясняется сменой политической обстановки.

Сталин отнюдь не был жесток ко всем бывшим участникам оппозиций. Он ничего не предпринял в отношении бывших активных троцкистов — A.A. Андреева иН.С. Хрущева. Последний вообще держал свое троцкистское прошлое в тайне и рассказал о нем Сталину только в 1937 году, в кулуарах московской партийной конференции. Сталин, по собственному рассказу Хрущева, не бросил ему и слова упрека. Он даже порекомендовал Никите Сергеевичу не сообщать об этом никому, чтобы не портить нервы. Но присутствовавший при разговоре Молотов все же убедил Сталина порекомендовать Хрущеву рассказать о своем бывшем троцкизме участникам конференции.

Весьма любопытно свидетельство сталинского наркома земледелия И.А. Бенедиктова:

«…по вопросам, касавшимся судеб обвиненных во вредительстве людей, Сталин в тогдашнем Политбюро слыл либералом. Как правило, он становился на сторону обвиняемых и добивался их оправдания, хотя, конечно, были и исключения… Да и сам я несколько раз был свидетелем стычек Сталина с Кагановичем и Андреевым, считавшимися в этом вопросе «ястребами». Смысл сталинских реплик сводился к тому, что даже с врагами народа надо бороться на почве законности, не сходя с нее…»

Сталин так и не тронул самого главного своего оппонента в области внешней политики М.М. Литвинова — даже после того, как тот перестал быть наркомом иностранных дел. Он также сохранил жизнь и свободу Г.И. Петровскому, который участвовал во многих антисталинских интригах и отзывался о Сталине с нескрываемой неприязнью. Характерно, что именно Петровский был одним из инициаторов попытки смещения Сталина на XVIII съезде, когда ряд делегатов предложили поставить во главе ВКП(б) С.М. Кирова. Тем не менее Петровский репрессиям не подвергся и даже пережил самого Сталина на несколько лет.

О многом говорит история с A.A. Сольцем, который некогда был одним из руководителей Центральной контрольной комиссии ВКП(б). Осенью 1937 года Сольц, будучи уже помощником прокурора СССР по судебно-бытовому сектору, выступил на партактиве Свердловского района Москвы с острой критикой в адрес Прокурора СССР А.Я. Вышинского и репрессивной политики. Сольц потребовал создания особой комиссии для расследования деятельности Вышинского. Собрание было шокировано этим выпадом, раздались даже призывы расправиться с «волком в овечьей шкуре». Но ничего страшного не произошло. Сольца не репрессировали, а только освободили от занимаемой должности — несколько месяцев спустя, в феврале 1938 года, в связи с возрастом и болезнью. Неугомонный старик с этим не смирился и настойчиво требовал встречи со Сталиным, как будто у того не было более важных дел. Пришлось полечить его два месяца в психиатрической клинике. В годы войны Сольц был заботливо эвакуирован в Ташкент, где и умер своей смертью за несколько дней до Победы.

После войны Сталин отказался репрессировать маршала Г.К. Жукова, к которому испытывал огромную неприязнь и который часто и резко спорил с вождем. И это несмотря на то, что госбезопасность «сигнализировала» Сталину об «измене» маршала. Есть объяснение, согласно которому Сталин побоялся тронуть «народного любимца». Но это полная чушь. Во-первых, авторитет Сталина перевесил бы авторитет десятка Жуковых. Во-вторых, авторитет Жукова был не таким уж и огромным — в отличие от Рокоссовского или Конева. Солдаты его недолюбливали — из-за пренебрежения к человеческим жизням во время войны. И, в-третьих, Сталин вполне бы мог организовать Жукову нечто вроде автомобильной катастрофы. И все-таки он его не тронул, ограничившись перемещением с поста замминистра на пост командующего Одесским военным округом.

Показательно, что в выступлениях Сталина никогда не было того пафоса осуждения врагов, который присущ многим ораторам 30-х годов. Более того, иногда он выражал сожаление о том, что такие-то и такие-то оказались в лагере противника. Это заметил Ю. Мухин в интересной, хотя и очень спорной работе «Убийство Сталина и Берия». Он цитирует любопытный отрывок из сталинского выступления на заседании Военного совета от 2 июня 1937 года. В нем вождь обещает простить всех тех, кто оступился. Не удержусь от частичного воспроизведения этого отрывка: «Я думаю, что среди наших людей, как по линии командной, так и по линии политической, есть еще такие товарищи, которые случайно задеты. Рассказали ему что-нибудь, хотели вовлечь, пугали. Шантажом брали. Хорошо внедрить такую практику, чтобы, если такие люди придут и сами расскажут обо всем, — простить их… Кой-кто есть из выжидающих, вот рассказать этим выжидающим, что дело проваливается. Таким людям нужно помочь с тем, чтобы их прощать… Простить надо, даем слово простить, честное слово даем».

Сталину претило воспевание репрессий, карательных методов, которое стало нормой для многих представителей политической и творческой элиты. По свидетельству адмирала И.С. Исакова, во время посещения Беломорско-Балтийского канала Сталин не хотел выступать, всячески отнекивался. Все-таки один раз он выступил, испортив настроение многим «энтузиастам». Сталин резко раскритиковал (за излишний пафос) предыдущие выступления, в которых воспевалась стройка и сопутствующая ей «перековка» заключенных.