Эдвард Лукас - С Путиным или без? Что ждет Россию через десять лет Страница 11

Наилучшим образом этот подход характеризует трактовка Сталина и сталинизма. Иностранцы — особенно те, кто пострадал от железной советской руки в эпоху Сталина — вполне обоснованно могут ожидать, что современная Россия, по собственному определению дружественная и цивилизованная страна, оставит далеко позади варварство прошлого. Только представьте, какой скандал поднялся бы в Голландии, Польше или Израиле, если бы в германской учебной программе Гитлер и Третий рейх были бы представлены иначе, чем позорное пятно германской истории. И тем не менее «Новейшая история России, 1945–2006: Руководство для учителя», новое пособие для учителей, одобренное Путиным, пытается втиснуть величайшего в Европе прошлого века убийцу в уже хорошо знакомую из советских времен роль: великого лидера, которого обстоятельства вынудили принимать жесткие решения. Это заслуживает детального изучения.

Для начала в этой книге доказывается, что самыми главными жертвами сталинской тирании стали не патриоты, крестьяне, интеллигенция, верующие и те, кто был связан с прошлым режимом, а руководство коммунистической партии: большинство «членов ЦК ВКП(б), избранных на XVII съезде партии, было арестовано и расстреляно <…> приоритетной жертвой репрессий в 1930—1950-е гг. стал именно правящий слой». И на это имелись достаточные основания: «Целью была мобилизация управленческого аппарата для обеспечения его эффективности <…> в процессе индустриализации <…> Эта задача достигалась в том числе посредством политических репрессий, которые использовались для мобилизации не только рядовых граждан, но и управленческой элиты». Чистки создали, как говорится, «новый класс управленцев, способных осуществлять задачи модернизации в условиях нехватки ресурсов, преданных верховной власти и безукоризненных с точки зрения исполнительной дисциплины». Другими словами, доказывается, что Сталин был ничуть не хуже германского канцлера Отто Бисмарка, который объединил страну посредством Blut und Eisen — «крови и железа». В пособии поверхностно освещаются злоупотребления властью, характерные для сталинской эпохи, но только в сравнении с деяниями других российских правителей. «Из русской истории известно, сколь разлагающим личность может стать длительное нахождение у власти. Об этом свидетельствуют, в частности, биографии таких выдающихся правителей, как Петр I и Екатерина II. <…> Сталин следовал логике Петра I: требуй от исполнителя невозможного, чтобы получить максимум возможного». Итак, худшее, что можно сказать об эпохе Сталина, — она была «противоречивой». Он был одним из самым успешных лидеров СССР: «В период его руководства была расширена территория страны, достигшая границ бывшей Российской империи (а где-то превзошедшая их); одержана победа в величайшей из войн — Великой Отечественной войне; осуществлена индустриализация экономики и культурная революция, в результате которой не только резко возросла доля лиц с высшим образованием, но и была создана лучшая в мире система образования: СССР вошел в число передовых государств в области развития науки; была практически побеждена безработица».

Успех Сталина, достигнутый при помощи грубейшей индустриализации и военной победы, неоспорим. Но эта книга лишь вскользь касается колоссальной человеческой цены за этот успех: принудительного рабского труда миллионов рабочих, уничтожения целых общественных классов, голода, как специально спланированного, так и допущенного по халатности руководством страны. Она также игнорирует тот факт, что вина за начало Второй мировой войны во многом лежит на Сталине. Если бы он тайно не сотрудничал с Гитлером в 1930-е, фашистская Германия не была бы готова к нападению. И если бы не паранойя Сталина, которая привела его к уничтожению лучших военачальников Красной Армии и заставила пренебречь предупреждениями о планах фашистского нападения, военные действия Гитлера на востоке были бы на порядок менее успешными. Если со времен начала крушения Советского Союза в конце 80-х такой подход считался бы заведомо ложным и даже губительным, то теперь он преподносится как голый исторический факт, который нужно скормить российским школьникам. Сталин допускал ошибки — а кто их не допускает?

«Что касается каких-то проблемных страниц в нашей истории — да, они были», — сказал Путин в середине 2007 г. Но «у нас их было меньше, чем у некоторых других. У нас они были не такими ужасными, как у некоторых других». Он решительно оспаривает любые попытки поставить в один ряд двух самых страшных убийц XX века. «Я не могу согласиться с приравниванием Гитлера к Сталину. Да, Сталин, безусловно, был тираном, многие называют его преступником. Но он ведь не был нацистом!» — сказал президент РФ в 2005 г. в совместном интервью с тогдашним германским лидером Герхардом Шредером, который, что характерно, не стал оспаривать это утверждение. Путин идет дальше, сравнивая советские преступления против человечности с западными. Он сравнил Великий террор 1937 г. с американскими атомными бомбардировками Хиросимы и Нагасаки. Странное сравнение. Сильным аргументом не в его пользу может служить то, что эти бомбардировки завершили войну и спасли бесчисленные жизни, в том числе и жизни многих невинных не японцев, которые заслуживали смерти наименее всех. Можно также оспорить это заявление тем, что Франклин Рузвельт и Гарри Трумэн ошибались, жестоко или безрассудно, желая скорейшего поражения Японии и не пытаясь рассмотреть другие способы окончания войны, и не хотели принимать во внимание более широкую опасность, которую несет применение ядерного оружия. Но в отличие от Сталина, их деятельность не была непосредственной причиной смертей миллионов невиновных посредством казней, депортаций, голода и коллективизации.

Вообще Путин со своими «что вы скажете на?…» копирует, сознательно или нет, излюбленный прием советских пропагандистов. Спрашивали их про Афганистан — они вспоминали Вьетнам. Их критиковали за тяжелое положение советских евреев — они тут же с елейной искренностью выражали возмущение дискриминацией темнокожих американцев. Любое пятно на советской репутации прикрывалось аналогичным, реальным или вымышленным, бесчестьем Запада. Венгрия? Суэцкий канал! Военное положение в Польше? Поддерживаемая американцами диктатура в Южной Америке! Но даже эти сопоставления абсурдны. Когда американское правительство допустило грубейшую ошибку во Вьетнаме, сотни и тысячи вышли с протестом в самом центре Вашингтона. Властям это не понравилось, но они не пытались арестовать несогласных. Лишь в нескольких случаях полиция или Национальная гвардия позорно перегнули палку. После убийства четырех студентов университета штата Кент в 1970 г. по стране прокатились миллионные студенческие акции протеста, закрылись сотни учебных заведений, и для Америки это стало поистине национальным скандалом, о котором помнят по сей день. Но когда восемь самых бесстрашных советских диссидентов вышли на Красную площадь с демонстрацией в знак протеста против ввода войск в Чехословакию в 1968 г., они были сразу же арестованы. Практически все были приговорены к тюремному заключению или принудительному лечению в психиатрической лечебнице. Их имена в стране практически забыты. Лишь один человек публично протестовал против войны в Афганистане — Андрей Сахаров.

Россия едва ли помнит даже собственные потери, что уж говорить о страданиях, принесенных ею другим. Ничего подобного монументальному американскому Мемориалу ветеранов Вьетнама нет в Москве в память о десятках тысячах советских военнослужащих, погибших в Афганистане. В России действует один-единственный музей, посвященный ужасам ГУЛАГа, музей замечательный, но находится он в Перми, в 1500 км от Москвы. Те несколько музеев в Москве, которые стараются освещать историю преступлений советской власти, не имеют государственной поддержки. И это не просто примечательное молчание.

Даже попытка поднять вопрос об исторических страданиях, скажем, поляков и прибалтийцев, незамедлительно влечет за собой нервную и яростную реакцию. Даже вынужденные признания, сделанные во времена Горбачева и Ельцина, теперь аннулированы. Правительственная «Российская газета» пыталась реабилитировать советскую ложь о том, что польские офицеры в Катыни были убиты фашистами. Для поляков, которые помнят массовое убийство как один из самых шокирующих и болезненных эпизодов своей истории, это сродни официально санкционированному отрицанию Холокоста.

Иностранцам в этих исторических аргументах зачастую сложно разобраться. В большинстве своем западноевропейцы склонны разделять мнение Генри Форда о том, что история — это «более или менее чушь»: если оплакивать несовершенства своей страны требуется по этикету, то заводить волынку о давних обидах своей истории — это табу, своего рода первобытная мстительность, обычно свойственная крайне правым политикам. Поэтому когда народы Восточной Европы говорят, что российская ревизионистская версия истории настолько ужасна, что угрожает даже их праву на существование, ответом служит обычно вежливая озадаченность или прямое раздражение.