Анатоль Ливен - Анатомия американского национализма Страница 12

«За катастрофой 11 сентября последовал стихийный подъем национального чувства. Совершенно неожиданно, в мгновение ока, из жизни нашего народа, казалось, исчезло все мелкое, эгоцентричное, мстительное, упадническое, враждебное нам. Внезапно повсюду появились национальные флаги, появились и продолжали висеть. Внезапно у нас вновь появились герои – и какие: полицейские и пожарные, спасатели, военные и просто авиапассажиры, которые сорвались со своих мест, чтобы вступить в бой с воплощением зла».

Именно так все и было. На целые недели и даже месяцы после 11 сентября 2001 года политические разногласия, казалось, утратили актуальность, расовые различия были сведены к нулю. Цинизм и ирония были отвергнуты, весьма популярной стала любовь к родине… Что-то в этих событиях, как писала патриотка Пегги Нунан, «что-то в том, как люди разного цвета кожи, разных вероисповеданий и рас помогали друг другу, были все вместе, зависели друг от друга и полагались друг на друга, заставило нас осознать: в этот день мы бесповоротно решили свою судьбу. Мы скрепили печатью тот договор, который заключили уже давно, мы скрепили печатью то обещание, которое уже давным-давно дали друг другу… Мы – американцы»70.

В этом же духе кайзер Вильгельм II объявил в августе 1914 года: «Я не признаю больше никаких партий, есть одни лишь немцы». Эрнст Глезер так выразил царившие в то время в Германии настроения: «В конце концов, в жизнь вернулись идеалы. Великие добродетели человечества, верность, патриотизм, готовность умереть за идеалы… восторжествовали над духом торгашества и лавочничества… Война должна очистить человечество от всего его сора»71. Ранее в том же году Жорж Дюкрок писал: «Действовать. Нет больше сомнений относительно моей страны или моих собственных сил. Действовать. Служить… Нет места больше спорам, довольно вопросов самому себе»72.

Однако, вспоминая европейскую историю после 1914 года и действия Республиканской партии после 11 сентября 2001 года, обращаешь внимание на то, что ряд высказываний в устах политиков и министров содержали достаточно много сознательной или неосознанной лжи, прежде всего относительно того, что касалось предполагаемого прекращения межпартийных разногласий и отказа от «партийных политических пристрастий». Администрация Буша и Республиканская партия (которой принадлежат Беннетт и Нунан), на самом деле беззастенчиво ринулись набирать очки за счет чрезвычайного положения в стране, чтобы укрепить собственные позиции на внутриполитической арене и обеспечить свои проекты внутренней политической программы.

Крайне маловероятно, к примеру, чтобы республиканцы смогли бы в ноябре 2002 года восстановить контроль над Сенатом или протолкнуть законопроект о снижении налогов, откровенно отвечавший интересам состоятельного класса, не апеллируя к избирателям с националистическими лозунгами73. Аналогичные призывы обеспечили также поддержку военным действиям в Ираке со стороны тех американцев, которые на самом деле были обеспокоены данной проблемой. Джилл Лонг Томпсон, обычная жительница Саут-Бенда, штат Индиана, до начала войны в Ираке выразилась следующим образом: «Думаю, что люди весьма обеспокоены нашим возможным ударом [по Ираку], но мы во Втором округе настроены очень патриотично, и мы поддержим нашего президента и наши войска»74.

Стратеги из Республиканской партии зачастую достаточно откровенно высказываются на эту тему. Так, например, перед Посланием президента США Дж. Буша Конгрессу «О положении в стране» в январе 2004 года газета «Вашингтон пост» сообщила следующее: «Представители Белого дома заявили, что они рассчитывают использовать выступление президента, которое будет транслироваться на аудиторию, насчитывающую более 60 миллионов человек, для создания имиджа Буша как руководителя военного времени, который стоит над схваткой политиков, как главнокомандующего Вооруженными силами страны, а не кандидата в президенты… По словам советников Буша, именно в этом будет заключаться суть его выступления, которое будет выдержано в торжественном тоне и в оптимистическом ключе: «Мы – нация, находящаяся в состоянии войны. Мои смелые решения усилили безопасность Америки, но мы еще не в полной безопасности. Что касается внутренней политики, то курс моей администрации сделал нас благополучнее и богаче. Однако я удовлетворен еще не в полной мере, и Конгресс должен принять больше из тех предложений, которые выдвинуты с моей стороны»75.

Когда такие пропагандисты из числа республиканцев, как Беннетт, писали об эпохе «беспартийности» после 11 сентября 2001 года, с учетом вышеизложенного это весьма напоминало то, как во время Первой мировой войны немецкие патриотически настроенные писатели, такие как Томас Манн, характеризовали себя как «аполитичных», «находящихся вне политики» и призвали своих соотечественников к тому же самому76. Они не только выступили в поддержку войны и националистических политических лозунгов, но зачастую стремились также защитить вполне конкретный класс и его политический курс. Прибегнуть к национализму, чтобы создать для какой-либо партии массовый электорат из числа землевладельцев, имущих классов и интеллигенции, – накануне 1914 года это было обычной стратегией оказавшихся в опасности элит в европейских странах.

В основе такой политической эксплуатации национализма необязательно лежит сознательное лицемерие или циничное и хладнокровное манипулирование общественным мнением, хотя эти факторы, конечно же, присутствуют. Дело скорее заключается в том, что, как и их предшественники в Европе, правые националисты в Соединенных Штатах и те силы, которые преобладают в администрации Буша, непоколебимо и искренне отождествляют себя со своей страной, причем настолько, что наличие представителей любых других групп в органах власти уже воспринимается не как поражение, а как попытка узурпации, как что-то глубоко и принципиально незаконное и «антиамериканское». Они настолько тесно отождествляют самих себя и свои интересы с «Америкой» и ее интересами, насколько кайзер и прусские дворяне отождествляли себя с «Германией», а царь и российские дворяне – с «Россией» и ее интересами.

Отождествление элитами себя со своими странами самым тесным образом связано с использованием национализма в интересах империализма. Элиты рассматривали эти интересы также как высшее национальное благо, которое не может быть осознано невежественными массами и которое должно быть навязано им при необходимости путем обмана. Хорошо известно, что Редьярд Киплинг и другие сторонники империализма презирали простой народ других стран с их жалким образом жизни и простыми желаниями, с их равнодушием к имперским взглядам и нежеланием умирать за эти взгляды.

Точно так же в глубине души и администрация Буша относится к американскому народу. Как отмечали многочисленные комментаторы, от историка Эндрю Басевича до писателя-юмориста Билла Маэра, с первых же дней после 11 сентября 2001 года администрация Буша продуманно отказалась от риторических призывов к американскому народу к каким-либо жертвам и взамен призвала его вернуться к нормальной структуре расходов для поддержки экономики: «Основной обязанностью обычного гражданина на период чрезвычайного положения является оставаться тем, кем он был в мирное время: движущей силой потребления». Право на жертвы сохранялось лишь за вооруженными силами77.

К началу 2004 года стало ясно, что Соединенным Штатам для ведения в Ираке длительной войны противопартизанского типа недоставало как воли нации, так и ее средств (даже при учете очень низких, по историческим меркам, потерь). США могли также встретиться с серьезными проблемами в случае необходимости одновременного ведения более одного крупного вооруженного конфликта, хотя национальная военная доктрина предусматривала такую необходимость (по крайней мере, участие в таких конфликтах не только кораблей ВМС и авиации ВВС, но и крупных наземных группировок, если только сама страна вновь не подвергалась непосредственной агрессии). Более того, оккупация Ирака в очередной раз продемонстрировала отсутствие у простых американцев желания защищать имперские интересы, жертвуя ради этого благосостоянием и жизнями78.

Упомянутое отсутствие желания участвовать в войнах для защиты имперских интересов в случае с Ираком проявилось, несмотря на то что очень многие американцы продолжали верить, что Саддам Хусейн был непосредственно причастен к терактам 11 сентября 2001 года и что поэтому (как само собой разумеющееся) война с Ираком была законным актом обычной самообороны. Факт причастности Саддама Хусейна был весьма бездоказателен, но получил мощную поддержку со стороны ведущих чиновников администрации Буша и средств массовой информации, выступивших за военную кампанию, таких как «Фокс ньюс» (новостной круглосуточный телеканал правого толка, принадлежащий Руперту Мёрдоку). Согласно результатам опроса общественного мнения, проведенного Институтом Харриса, по состоянию на февраль 2004 года 74 процента респондентов по-прежнему верили в то, что до начала военных действий между Ираком и «Аль-Каидой» либо существовала вполне определенная связь, либо она была возможна. Опрос общественного мнения, проведенный телеканалом «Эн-би-си» в марте, показал, что 57 процентов респондентов продолжали верить, что Ирак обладал оружием массового поражения79.