Юрий Власов - Временщики. (Судьба национальной России: Ее друзья и враги) Страница 13

Путь России…

Билась, билась. Поднялась к жизни.

Поднялась… чтобы стать удобрением для чужой цивилизации.

Черви решают твою судьбу…

В феврале 1917-го было убито лучшее, чем владел русский народ: его естественная, национальная жизнь.

Поднялась Россия, вдохнула всей грудью родной прозрачный воздух – и пала. Пала…

Как с этим смириться?!.

Отняли у России будущее, её родную русскую стать и неповторимость.

С того времени и не слышим твой голос. Все якобы твои речения – вовсе и не твои, чужие. Голос, их произносящий, – не русский. Слова русские, но голос не русский, и слова поэтому чужие… Боже, как же пошла и гадка эта речь!…

Растоптана душа России.

Закопали Россию. Плиту навалили.

Господи, как можно не любить Россию?!.

Не ждите меня никогда. Не ждите!…

В Романовых шло накопление русского духа, русского склада ума, русского взгляда на свет. Это особенно беспокоило врагов Русского государства.

Самодержец, кстати, и в мыслях не имел обогащаться за счёт государственной казны. Он пользовался средствами особо выделяемыми из неё на Двор – и не копейкой больше.

Из посмертного издания "Черёмуха" ("Записки писателя") Михаила Петровича Арцыбашева (1878-1927) – известного русского писателя, оказавшегося с 1923 года в эмиграции, по убеждению – матёрого демократа, врага русской монархии:

"…Ибо обман рассеивается, а правда остаётся…

Нет, русские дети, никогда не забывайте, что сделали с вашей Родиной, с вашими отцами, братьями, сестрами и матерями…

Если мы окажемся способными это забыть и простить, то значит мы были достойны того, что с нами сделали.

Не слушайте людей, у которых вместо… головы – точка зрения…

Самое подлое и гнусное деяние большевиков – это зверское избиение царской семьи.

Я – не монархист… Не потому считаю я это убийство величайшей гнусностью, что убит был именно царь, а потому, что в этом кровавом акте трусливая подлость большевиков выявилась во всей своей ужасающей гнусности…

Как всё это далеко от кровавого мужества Дантонов и Робеспьеров!

Вместо открытого суда перед лицом всего народа – трусливый и тёмный заговор; вместо поимённого голосования – обмен шифрованными телеграммами; вместо зала народного собрания – высокий забор вокруг места убийства; вместо эшафота на площади Революции – подвал в доме Ипатьева…

Предать суду? Но за что судить?

Людовик XVI был судим и казнён не за то, что он был королём, а за государственную измену – за сношение с врагами Франции.

Но и самые озлобленные люди не могли бы предъявить такого обвинения Николаю II, отказавшемуся "открыть фронт немцам", когда это могло спасти монархию, и отказавшемуся подписать позорный для России мир (наподобие преступнейшего Брестского мира Ленина. – Ю.В.), когда это могло спасти его самого. Нельзя же было судить его за то, что, рождённый императором, он твёрдо верил в своё помазаничество и защищал своё "священное право" на самодержавную власть! За это, конечно, могла его растерзать революционная чернь, но для разумных и честных людей вряд ли было возможно вынести смертный приговор (Арцыбашев позволяет такое недопустимое выражение, как "вряд ли"; это уже оправдание зла и противоречит смыслу его же исповеди. – Ю.В.)…

Преданность!… Его предали все без исключения, без оговорок и без промедления…

Иначе не могло бы случиться, что на глазах миллионнов… полтора года мучили, оскорбляли, убивали несчастного царя и его ни в чём не повинных детей.

А так было.

И мы даже не слышали ни об одной серьёзной, а главное – многолюдной попытке к их спасению… Народ остался равнодушен к судьбе империи. Он был поглощён своими делишками. Он неистовствовал в революционном азарте, он грабил, убивал…

Николай II был последним царём. Царём "милостию Божией", помазаником, тем царём, о котором русский народ с глубокой и восторженной верой говорил: "Одно солнце на небе – один царь на Руси"!…

Но не нужно клеветать на это прошлое…

…не надо забывать, что самодержавию русский народ был обязан величием и мощью России…

Много было тёмного и страшного в истории русских царей… Но все они – и этого никто не посмеет отрицать – чувствовали себя ответственными за судьбы России… Что бы там ни было, но глубокой основой каждого царствования был всё тот же завет Петра Великого: БЫЛА БЫ ЗДОРОВА РОССИЯ! (Выделено мной. – Ю.В.)

И последний русский царь, даже уже лишённый престола, даже уже примирившийся со своей участью, в муках унижения и страха за себя и своих близких, не мог даже и помыслить о том, чтобы ценою позора России спастись от неминуемой гибели. И когда он узнал о большевистском перевороте, когда понял, что близится его собственный конец, он ничего другого не мог записать в свой дневник, кроме краткой и горячей молитвы: Боже, спаси Россию!

И страшной смертью своей и всех своих, так горячо и страстно любимых им детей, заплатил он за отказ подписать позорный мир со всемогущим тогда врагом России.

Этого забыть нельзя!…

Я покинул родину не из страха перед террором, не потому, что боялся голодной смерти, не потому, что у меня украли имущество, и не потому, что я надеялся здесь, за границей, приобрести другое.

Нет, я покинул родину потому, что она находилась во власти изуверов… во власти людей, которых я презираю и ненавижу.

Я покинул родину потому, что она перестала быть той Россией, которую я любил, и превратилась в страну III Интернационала, по духу чуждого мне и ненавистного (Зачем ж вы тогда, сударь, ломали русскую власть? И пошто жалуетесь, коли всеми своими потрохами способствовали приходу Интернационала? – Ю.В).

Я покинул родину потому, что в ней воцарилось голое насилие, задавившее всякую свободу мысли и слова (Стало быть они, эти свободы, имелись при презираемом вам царе. И насилия при старом "режиме", оказывается, тоже не было – иначе о чём стенать и слезу ронять?! – Ю.В.), превратившее весь русский народ в бессловесных рабов (Значит, при самодержавии русские не были рабами, не были "бессловесными скотами", а были полноценными гражданами. – Ю.В.)…

Моя родина – это русский народ, со всей его историей, с его величавым прошлым, с его культурой, с его языком, с его поэзией, с его своеобразной красотой.

С тем, что загажено ныне до неузнаваемости.

Чужой дух воцарился над моей страной, и она стала мне временно как бы чужой.

Быть может, чужой останется и навсегда.

Ибо я тоскую… о России…" [24]

Предали, забили Россию, а после рыдмя рыдали: ошиблись! Презираемое ими самодержавие, оказывается, никого-то не травило и не угнетало, а ежели и отвечало силой, то – защищаясь, только защищаясь.

Вот что за сказ на деле-то выходит…

Народ усвоил от большевизма: капиталисты воруют труд у людей. От капиталистов надо избавиться, как от паразитов.

Пощады не было никому.

Во всё правление коммунистов слово "буржуй" являлось едва ли не самым позорным ругательством. Буржуй, то бишь дармоед, кровосос.

"У красного корыта" [25].

Что и толковать: дружно пали на колени бывшие миряне, дабы сподручнее лакать из корыта. Даже не замечали, что хлёбово-то на крови замешано. Очень многие сразу позабыли (ну, отлетела память…), как и крёстное знамение сотворять…

Я насмотрелся: от царя отреклись – затоптали вместе с женой и детьми, зато на Иосифа Виссарионовича принялись молиться. Иосиф Виссарионович затих навеки – заплевали, а погодя и все остатки национальной власти на лжерусскую власть взяли да разменяли.

Забыли, что не течёт река обратно. Не воротить того, что так запросто отдали и отдают, не воротить…

Теперь помирают от нужды и обид, а уж не воротить ничего, ибо нет и остаточка от своей власти, всё задарма отдали…

Не ждите меня никогда.

До конца февраля 1917 года в Санкт-Петербурге несла службу особая караульная рота из заслуженных нижних чинов. Её караулы стояли у подножия памятников Николаю I, Александру III и Александрийского "столпа", увенчанного возлегающим ангелом, – памятника победоносным александровским походам против Наполеона

Как писал Иван Созонтович Лукаш (1892-1940) – сын отставного солдата (судя по всему, павлоградца), выпускник петербуржского императорского университета и русский писатель в эмиграции, – у нижних чинов сей роты мундир был "форменный, чёрного сукна в золотой позумент", в зимнее же время полагались валенки.

Пала эта рота заслуженных солдат-ветеранов последних войн Русской империи как и самодержавие в подлом феврале семнадцатого.

Вымерзли же и вымерли от голода старики-солдаты – гордость русской армии вскоре после октября семнадцатого. Не ведая ничегошеньки о социалистической революции и не понимая её, они, раненые-перераненные старики-ветераны и герои последних русских войн, по словам Лукаша, лежали в занесённой снегом ледяной казарме, надеясь до последнего мига, что всё же сыщется в империи кусок хлеба им, старым солдатам, что защищали её.