Михаил Полторанин - Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса Страница 14

— Слушай, не трогай ты их. Они на тебя злые, как черти. А нам не хочется рубить головы.

Видимо, не было уже прежнего лада внутри верхушки КПСС, если командный рык Политбюро воспринимали как бурчание привередливого начальства.

Да и за что было уважать Политбюро, когда оно целенаправ­ленно работало против своей страны. Обдуманно или по недо­мыслию — суть не меняется. И это не оговорка. Это, можно ска­зать, установленный факт — свидетели ему многие документы.

88-й был самым роковым годом в послевоенной истории СССР. В нем нашей стране были нанесены раны, несовместимые с жиз­нью государства. Не зря блуждающие по власти либералы-боль­шевики усиленно кивают сегодня на 91-й год. Тогда, мол, рухнул Союз, а они пришли склеивать из обломков Россию. Их с удоволь­ствием поддерживают партократы, сидевшие в роковое время в Кремле или около него, а сейчас гуляющие с членскими билетами «ЕдРосов». Но это обманка для простоватых окуньков-патриотов. 91-й — только последствия. Слом хребта Советскому Союзу состо­ялся в 88-м. И добивали неподвижное тело в 89-м и 90-м.

Чтобы поставить на колени любую державу, чтобы рассыпать ее на бесформенные кусочки, не обязательно наносить по ней ядерные удары. Достаточно дезорганизовать систему управления экономикой и обрушить финансовую базу. Не десантом зарубеж­ных коммандос, а руками властей этой державы. Изнутри, под ви­дом назревших реформ.

Горбачев понимал: задуманное им дело буксует, надо идти на прорыв. Запретительные инструкции брежневского аппарата по-прежнему висели удавкой на шее хозяйственников. Как бы снять эту удавку?

В конце 86-го председатель КПК при ЦК Михаил Соломенцев передал генсеку записку о результатах проверки инцидента в Ир­кутской области с руководителями объединения «Радиан» Мини­стерства электронной промышленности. Объединение передо­вое, но успехов добивалось в обход запретительных инструкций из Центра, а по сути — в обход закона. За это прокуратура облас­ти арестовала хозяйственников и даже поместила в психушку.

Использовав записку как повод, Горбачев продиктовал пору­чение Предсовмина Рыжкову и члену Политбюро Зайкову: «До ка­ких пор действующие в стране инструкции будут ставить инициа­тивных руководителей в положение лиц, нарушающих закон. Мы не раз говорили, что нужны новые нормативные документы, отве­чающие духу и требованиям съезда. Следует подготовить на этот счет предложения для рассмотрения на Политбюро ЦК». И подго­товили. И рассмотрели.

Не зря говорят, что благими намерениями дорога в ад вымо­щена. В поручении Горбачева вроде бы звучало одно, а исполне­ние последовало совсем другое.

Удивительная продуманность стала прослеживаться в эконо­мических шагах кремлевских властей. И их разрушительная по­следовательность. Что ни шаг, то новый капсюль-детонатор с гре­мучей ртутью, подсоединенный к еще дремлющему тротилу соци­альных проблем.

С января 88-го начал действовать закон о государственном предприятии, принятый Верховным Советом СССР с подачи Полит­бюро. Тогдашний Верховный Совет — это, в основном, чабаны и до­ярки, прибывшие взметать по командам ЦК на все согласные руки. Вроде бы долгожданный прыжок в демократию: всех достал диктат министерств, а закон давал предприятиям полную волю. Настоль­ко полную, что «Государство не отвечает по обязательствам пред­приятия. Предприятие не отвечает по обязательствам государства» (статья 2). Министерства отстранялись от влияния на хозяйствен­ную политику предприятий и реализацию их продукции.

А где предприятия должны брать сырье или комплектующие для своего производства? Как где — в тех же министерствах, из государственных источников! Ведь плановая экономика остава­лась незыблемой, сохранилось и централизованное распределе­ние фондов. Так что министерства по-прежнему должны снабжать предприятия всем необходимым, а те могут распоряжаться этим по своему усмотрению. Лафа! Экономика превратилась в улицу с односторонним движением.

Но, как говаривал душка-генсек Леонид Брежнев: «Ну и пусть воруют. Все же остается в стране, нашим людям». И здесь, казалось, не о чем говорить: для внутреннего рынка особой разницы нет — по командам сверху распределяют товары или предпри­ятия сбывают их советским потребителям по своему усмотрению. Но статья 7 закона бурила шурфы для закладки под экономику тротиловых шашек: предприятия получали право самостоятель­но создавать карманные компании с участием кооперативов и за­рубежных фирм.

Была такая система кооперации — райпотребсоюзы, облпотребсоюзы, Центросоюз, — где занимались сбором ягод и грибов, продажей за валюту меда, матрешек и кружевов. Система отла­женная. Не о ней ли речь в законе? Но для чего надо объединять­ся в компанию, скажем, Уралмашу с бригадой бортников-добыт­чиков таежного меда — тут что-то не то. Расставило все по местам в мае 88-го принятие Верховным Советом СССР закона «О коо­перации». За густым частоколом статей с общими фразами прята­лась суть: разрешалось создавать кооперативы при предприяти­ях, почти на условиях цехов — с правом использования центра­лизованных государственных ресурсов.

Только в отличие от цехов и даже в отличие от самих пред­приятий эти кооперативы могли по закону самостоятельно про­водить экспортные операции, создавать коммерческие банки, а за рубежом — свои фирмы. Причем выручка в иностранной валю­те изъятию не подлежала (ст.28), а за всю финансово-хозяйствен­ную деятельность кооперативы отчитывались только перед свои­ми ревизионными комиссиями.

А затем пошло и поехало. Весь 88-й и начало 89-го сходили, как с конвейера, постановления Совмина СССР (я насчитал 17 до­кументов)— отменявшие госмонополию на внешнеэкономиче­скую деятельность, запрещавшие таможне задерживать грузы кооперативов, разрешавшие оставлять выручку за кордоном и т.д. и т.п. Тропинка, проложенная властями, привела нас к намеченной ими цели: сначала освободили предприятие от обязательств пе­ред страной, затем передали активы этих предприятий в руки коо­ператоров и вот наконец распахнули настежь границы.

Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы предугадать тогда, как будут созданы кооперативы и чем они начнут торговать за границей, получив доступ к государственным ресурсам. Не авто­мобилями же «Иж-комби» и не обувью «прощай молодость»! За считанные недели при большинстве предприятий были зареги­стрированы кооперативы — присоски, хозяевами которых стали родственники директоров, секретарей обкомов, председателей облисполкомов и, конечно, влиятельных чиновников из Москвы.

Секретарям обкомов — главной опоре режима, наверно, в голову не приходило, что конвертируя в валюту свою личную власть, они роют могилу Системе в целом.

Из государственных фондов на фабрики и заводы по-преж­нему шли ресурсы для выпуска продукции, но теперь по закону директора были сами с усами. Они стали сливать эти ресурсы в собственность «семейным» кооперативам, а те отправляли их за рубеж на продажу. Началась, как тогда говорили, эпоха ВРГ— Ве­ликой Растащиловки Государства.

Цемент и нефтепродукты, металл и хлопок, пиломатериалы и минеральные удобрения, резина и кожа — все, что государст­во направляло предприятиям для переработки и насыщения внут­реннего рынка, пошло железнодорожными составами за рубеж. Через зеленые зоны на наших границах. И там, за рубежом, чи­новники стали складывать капиталы в кубышки, а вскоре иниции­ровали разрушительную реформу банковской системы СССР. Что­бы в час «X» легально, через свои банки, ввезти эти деньги, или, как называют экономисты, переходную ренту в страну для скупки обескровленных предприятий. Они уже тогда, задолго до 92-го го­да, готовились к приватизации. И, полагаю, уже тогда запланиро­вали выпускать чеки-ваучеры не персональные, а обезличенные. Так проще было стать хозяевами новой жизни.

А что дали нам с вами эти меры кремлевской власти? По­всеместный дефицит и остановку производства. Работая позже в президентских архивах, я обнаружил записку О. Шенина, О. Бак­ланова и А. Власова, адресованную Михаилу Горбачеву, «О сове­щании министров в ЦК КПСС». «Ситуация чрезвычайная, — сооб­щали они. — Обеспеченность сырьем и материалами в автомо­бильной и легкой промышленности и других отраслях составляет не более 30 процентов. Всего на две трети обеспечен материаль­но-техническими ресурсами оборонный комплекс. Строителям на жилье и объекты соцкультбыта приходит лишь 30 процентов ре­сурсов. Многие предприятия, по словам министров т.т. Паничева, Пугина, Давлетовой, встанут». И дальше: «Особенно остро ставил­ся вопрос о необходимости решительного пресечения разбаза­ривания сырья и материалов на зарубежных рынках, предотвра­щения хаоса во внешнеэкономических связях».

Горбачев, как всегда, поставил свою закорючку на полях до­кумента и спустил его в архив. Все они видели, все знали. Да и как не видеть, если на твоих глазах экономика проваливается в тарта­рары. Из других записок того времени с закорючками Горбачева и остальных членов Политбюро открывалась вся подноготная поло­жения страны. За год своего существования кооперативы вывезли из СССР треть произведенных у нас потребительских товаров, за второй год — еще столько же. Внутренний рынок обрушился. По­становлениями правительства на закупку импортной продукции бросили часть золотого запаса Советского Союза (за два года он сократился на полторы тысячи тонн). Золото текло за рубеж, а под видом «забугорного» нередко оформлялось «родное» продоволь­ствие — опять-таки с внутреннего рынка. И мясо и хлеб. К приме­ру, в портах Ленинграда, Риги или Таллина суда загружались де­шевым фуражным зерном, огибали по морю Испанию с Грецией и приходили в Одессу с «импортной» продовольственной пшени­цей по 120 долларов за тонну. Часть «добычи» уходила на взят­ки оформителям, а остальное складывалось на случай приватиза­ции экономики. При разрешенной Кремлем анархии дельцы ору­довали, не таясь. Народ стал выходить на площади с требованием прекратить разграбление страны. На митинге в Куйбышеве в сен­тябре 88-го собралось, например, около 70 тысяч человек. Заво­ды встали, хозяйственные связи между республиками разруши­лись. Там начали образовываться националистические Народные Фронты под лозунгом: «Спасаемся поодиночке!». И все стали сто­рониться Москвы, как проказы. Сначала в ноябре 88-го деклара­цию о суверенитете республики принял Верховный Совет Эстон­ской ССР, а за ним — Азербайджан.