Анатолий Торкунов - Современные международные отношения. Учебник Страница 14

Согласно другой точке зрения, интернационализация мировой экономики, ослабление заряда экономического национализма, тот факт, что хозяйственное взаимодействие государств перестает быть игрой с нулевым результатом, позволяют надеяться на то, что экономический разрыв между Севером и Югом не превратится в новый источник глобальной конфронтации, особенно в ситуации, когда, хотя и отставая по абсолютным показателям от Севера, Юг все же будет развиваться, повышая свое благосостояние. Здесь, вероятно, уместна аналогия с модус вивенди между крупными и средними компаниями в рамках национальных экономик: средние по масштабам компании не обязательно антагонистически сталкиваются с корпорациями-лидерами и стремятся ликвидировать разрыв между ними любыми средствами. Многое зависит от организационно-правовой среды, в которой функционирует бизнес, в данном случае мировой.

Сочетание либерализации и глобализации мировой экономики наряду с очевидными выгодами несет в себе и скрытые угрозы. Цель конкуренции корпораций и финансовых институтов — прибыль, а не сохранение стабильности рыночной экономики. Либерализация уменьшает ограничения на конкуренцию, а глобализация расширяет ее поле. Как показал последний финансовый кризис в Юго-Восточной Азии, Латинской Америки, России, затронувший рынки всего мира, новое состояние мирового хозяйства означает глобализацию не только позитивных, но и негативных тенденций. Понимание этого заставляет мировые финансовые институты спасать экономические системы Южной Кореи, Сянгана, Бразилии, Индонезии, России. Но эти разовые операции лишь подчеркивают сохраняющееся противоречие между выгодами либерального глобализма и ценой поддержания устойчивости мирового хозяйства. По всей видимости, глобализация рисков потребует глобализации их менеджмента, совершенствования таких структур, как ВТО, МВФ и группа семи ведущих индустриальных держав. Очевидно и то, что растущий космополитический сектор глобальной экономики меньше подотчетен мировому сообществу, чем национальные экономики государствам.

Как бы то ни было, новый этап мировой политики определенно выдвигает ее экономический компонент на передний план. Так, можно предположить, что объединению большой Европы в конечном счете препятствуют, скорее, не столкновения интересов в военно-политической области, а серьезный экономический разрыв между ЕС, с одной стороны, и посткоммунистическими странами — с другой. Подобно этому главная логика развития международных отношений, например, в Азиатско-тихоокеанском регионе диктуется не столько соображениями военной безопасности, сколько экономическими вызовами и возможностями. На протяжении последних лет такие международные экономические институты, как «семерка», ВТО, МВФ и Всемирный банк, руководящие органы ЕС, АТЭС, НАФТА, явно сравниваются по влиянию на мировую политику с Советом Безопасности, Генеральной Ассамблеей ООН, региональными политическими организациями, военными союзами, а нередко и превосходят их. Таким образом, экономизация мировой политики и формирование нового качества мировой экономики становятся другим основным параметром формирующейся сегодня системы международных отношений.

Каким бы парадоксальным ни представлялось, на первый взгляд, предположение о развитии тенденции к демилитаризации мирового сообщества в свете последнего драматического конфликта на Балканах, напряженности в районе Персидского залива, неустойчивости режимов нераспространения оружия массового уничтожения, оно все же имеет основание для серьезного рассмотрения в долгосрочном плане.

Окончание холодной войны совпало с кардинальным изменением места и роли фактора военной безопасности в мировой политике. В конце 80-х — 90-х годах наблюдается масштабное сокращение глобального потенциала военной конфронтации холодной войны. Со второй половины 80-х годов устойчиво снижаются мировые расходы на оборону. В рамках международных договоров и в порядке односторонних инициатив осуществляется беспрецедентное в истории сокращение ракетно-ядерных, обычных вооружений и личного состава вооруженных сил. Снижению уровня военной конфронтации способствовали значительная передислокация вооруженных сил на национальные территории, развитие мер доверия и позитивного взаимодействия в военной области. Идет процесс конверсии большой части мирового военно-промышленного комплекса. Параллельная активизация ограниченных конфликтов на периферии центральной военной конфронтации времен холодной войны при всей их драматичности и «неожиданности» на фоне мирной эйфории, характерной для конца 80-х годов, по масштабам и последствиям не может сравниться с ведущей тенденцией демилитаризации мировой политики.

Развитие этой тенденции имеет несколько фундаментальных причин. Преобладающая демократическая монотипность мирового сообщества, а также интернационализация мировой экономики сокращают питательную политико-экономическую среду глобального института войны. Не менее важным фактором является неопровержимо доказанное всем ходом холодной войны революционное значение характера ядерного оружия.

Создание ядерного оружия означало в широком плане исчезновение возможности победы для какой-либо из сторон, что на протяжении всей предыдущей истории человечества являлось непременным условием ведения войн. Еще в 1946 г. американский ученый Б. Броуди обратил внимание на эту качественную характеристику ядерного оружия и высказал твердое убеждение, что в будущем единственной его задачей и функцией будет сдерживание войны. Некоторое время спустя эту аксиому подтвердил А. Д. Сахаров. На протяжении всей холодной войны и США, и СССР пытались найти пути обхода этой революционной реальности. Обе стороны предпринимали активные попытки выйти из ядерного пата посредством наращивания и совершенствования ракетно-ядерных потенциалов, разработки изощренных стратегий его применения, наконец, подходов к созданию противоракетных систем. Пятьдесят лет спустя, создав около 25 тыс. только стратегических ядерных боезарядов, ядерные державы пришли к неизбежному выводу: применение ядерного оружия означает не только уничтожение противника, но и гарантированное самоубийство. Более того, перспектива ядерной эскалации резко ограничила возможность применения противостоящими сторонами обычных вооружений. Ядерное оружие сделало холодную войну разновидностью «вынужденного мира» между ядерными державами.

Опыт ядерной конфронтации в годы холодной войны, радикальные сокращения ракетно-ядерных арсеналов США и РФ в соответствии с договорами СНВ-1, СНВ-2, отказ от ядерного оружия Казахстана, Беларуси и Украины, принципиальная договоренность РФ и США о дальнейших более глубоких сокращениях ядерных зарядов и средств их доставки, сдержанность Великобритании, Франции и Китая в развитии своих национальных ядерных потенциалов позволяют сделать вывод о признании ведущими державами в принципе бесперспективности ядерного оружия как средства достижения победы или эффективного средства влияния на мировую политику. Хотя сегодня трудно представить такую ситуацию, когда одна из держав может применить ядерное оружие, вероятность использования его в качестве самой крайней меры или в результате ошибки все же остается. Кроме того, сохранение ядерного и другого оружия массового уничтожения даже в процессе радикальных сокращений повышает «негативную значимость» обладающего им государства. Например, опасения (независимо от их обоснованности) относительно сохранности ядерных материалов на территории бывшего Советского Союза дополнительно повышают внимание мирового сообщества к его правопреемникам, в том числе и к Российской Федерации.

На пути всеобщего ядерного разоружения стоит несколько фундаментальных препятствий. Полный отказ от ядерного оружия означает и исчезновение его основной функции — сдерживания войны, в том числе и обычной. Кроме того, ряд держав, например Россия или Китай, могут рассматривать наличие ядерного оружия в качестве временной компенсации относительной слабости их потенциалов обычных вооружений, а вместе с Великобританией и Францией — и как политический символ великодержавности. Наконец, тот факт, что даже минимальные потенциалы ядерного оружия могут служить эффективным средством сдерживания войны, усвоили и другие страны, особенно находящиеся в состоянии локальных холодных войн с соседями, например Израиль, Индия, Пакистан.

Проведение испытаний ядерного оружия Индией и Пакистаном весной 1998 г. закрепляет патовую ситуацию в конфронтации между этими странами. Можно предположить, что легализация ядерного статуса давнишними соперниками заставит их более энергично искать пути принципиального урегулирования застарелого конфликта. С другой стороны, не совсем адекватная реакция мирового сообщества на такой удар по режиму нераспространения может породить соблазн и других «пороговых» государств последовать примеру Дели и Исламабада. А это приведет к эффекту «домино», в результате чего вероятность несанкционированного или иррационального срабатывания ядерного оружия может перевесить его сдерживающие возможности.