Константин Фрумкин - После капитализма. Будущее западной цивилизации Страница 15

Но трудно представить, что тотальные силы развития, направленные на увеличение эффективности производства, ускоренный рост богатств и наращивание могущества цивилизации, смогли бы потерпеть поражение или быть существенным образом замедленными.

Идеологии будущего

Если мы верим в то, что рано или поздно человечество придет к всемирному государству и всемирному правительству, то должна возникнуть и новая система идеологий, которая будет соответствовать новому государственному устройству.

Ту идеологию, которую можно было бы сегодня охарактеризовать как «правящую» или, во всяком случае, имеющую влияние в мировом масштабе, можно называть «либерализмом». Это слово имеет очень широкое значение, за сотни лет, что оно употребляется, оно довольно сильно меняло свой смысл, начиная с конца XX века модно говорить о «неолиберализме», и тем не менее этот термин вполне подходит для обозначения бытующего в современном мире комплекса идеологических концепций, утверждающих преимущества политического устройства и социальных технологий стран Запада. Либерализм можно понимать как парадигму или «рамочную» совокупность учений о преимуществах и необходимости таких декларируемых западным обществом свойств, как политическая демократия, рыночная экономика, права человека, религиозная терпимость, традиционные свободы, независимость правосудия, разделения властей, равенство перед законом и т. д. В идейной сфере либерализм базируется на авторитете определенного круга академических мыслителей и писателей, начиная с Адама Смита, Томаса Гоббса и Алекса де Токвиля и кончая Милтоном Фридманом, Хайеком и всевозможными нобелевскими лауреатами.

Логическая задача, которая стоит перед нами, заключается в том, чтобы понять, какова возможная реформация либерализма, в духе которой произошел бы возврат ответственности от института к индивиду, от формализованной процедуры к осознанному индивидуальному усилию, от авторитарного управления к самодеятельности и от авторитета канонических текстов к вниманию к фактам, при большем или меньшем сохранении ценностей, на достижение которых направлено учение.

В сущности, подобного рода «реформированный либерализм» уже существует, существует уже очень давно и именуется анархизмом. Таким образом, возникает вопрос: при каких обстоятельствах анархизм, или по крайней мере идеологическая парадигма, напоминающая анархизм во многих своих чертах, получит доминирующее влияние в большом числе стран мира и каким образом этот «неоанархизм» может вырасти из современного либерализма?

Все дальнейшее, разумеется, будет сплошной фантазией, но как еще можно «уловить» будущее в свои сети?

Для того чтобы понять, в каком направлении либерализм будет реформироваться, надо понять, где в либеральной парадигме имеются «затвердевшие» участки излишней заформализованности, авторитаризма и потери духа собственных ценностей. Именно на отталкивании от этих консервативных элементов должна возникнуть новая, реформированная парадигма. И если мы предполагаем, что современный анархизм отражает дух этого будущего учения, то «больной» элемент либерализма должен быть главным объектом разногласий между либералами и анархистами.

Этот спорный элемент широко известен, и он именуется «государством».

Важнейшее обстоятельство, которое делает либерализм антидемократическим и авторитарным, является его привязка к государству как, с одной стороны, важнейшему объекту приложения либеральных рецептов, а с другой стороны, важнейшему инструменту их реализации. Либералы предлагают демократию как форму устройства государства, требуют соблюдения прав человека прежде всего от государства и разрабатывают монетаристскую финансовую политику как политику невмешательства государства в денежное обращение. Именно отрицание государственности делало анархизм до последнего времени нереалистичным учением в глазах большинства его противников. Однако ситуация с государством может измениться, если оно само войдет в фазу кризиса и самоотрицания, дойдет до некоего предела своего развития, а именно это и произойдет, если будет установлено всемирное государство. Именно окончательная тотализация государства должна стать той поворотной точкой, после которой станут реалистическими и оправданными дискуссии об упразднении или по крайней мере радикальном преобразовании самого понятия государственности. Вопрос этот станет актуальным хотя бы потому, что особую остроту приобретет проблема гибкости и разнообразия социального устройства.

Сегодня унифицирующее действие государств на планете во многом компенсируется большим количеством государств. В одних государствах существует смертная казнь, в других — нет. Эта система позволяет человечеству проводить эксперименты, оценивать плюсы и минусы разных решений и не становиться заложником однажды принятой системы действия. Разумеется, унифицирующие процессы идут: во-первых, сами государства ликвидировали разнообразие вошедших в них земель, о чем с горестью писал Константин Леонтьев; во-вторых, государства поддаются моде, и все стремятся заимствовать наиболее прогрессивные решения, недаром Ататюрк заимствовал в Европе и гражданский, и уголовный кодексы; в-третьих, существует унификация традиций и норм на международном уровне, самым «вопиющим» примером чего является законодательство Евросоюза. Тем не менее пока еще сама многочисленность государств обеспечивает общественной системе «человечество» достаточную гибкость. Но, после того как сформируется система общепланетарного правления, во весь рост станет проблема гибкости и защиты многообразия общественной жизни и укладов, подобно тому как сегодня экологи ставят вопрос о сохранении биологического многообразия. Вполне возможно, что унификация общественной жизни на планете обострит проблематику социальной экологии.

Обычное средство борьбы с косностью государства — децентрализация. Именно проблематика децентрализации должна объединить огромное количество левых движений в эпоху после создания мирового правительства — левых движений, начиная от умеренных, требующих расширения демократии, и кончая радикальными, требующими разрушения всемирной государственности. Однако, что может означать децентрализация в планетарном масштабе? Увеличение полномочий тех провинций и территориальных единиц, которые образовались на базе бывших национальных государств? Но почему только их? Данный уровень территориального устройства не является привилегированным, хотя, вероятно, будет вызывать ностальгические чувства. К тому же сам принцип организации власти по территориальному принципу становится все более и более анахроническим. Поэтому как в реальной жизни, так и — в еще большей степени — на уровне идеологии, на уровне «идеальных требований» вопрос будет ставиться о тотальной децентрализации на всех уровнях, то есть и увеличении полномочий и всех территориальных властей, и экстерриториальных объединений, и гражданских институтов, и, наконец, увеличении неких властных полномочий, предоставленных отдельному человеку. В пределе это будет означать превращение рядового гражданина из участника политического процесса и избирателя в носителя власти и законодателя.

Именно тут могут возникнуть условия, чтобы «второе дыхание» пришло анархизму— учению, важнейший посыл которого заключается в том, что нормы, регулирующие жизнь людей, должна устанавливать не централизованная власть — пусть даже и на основании демократических процедур, — а сам гражданин или небольшая самоуправляемая община.

В глазах антиглобалистов (мы понимаем это понятие предельно широко и включаем в него анархистов) либерализм предлагает не реальное самоуправление населению планеты, а диктатуру современной западной элиты, ненавязчиво предлагающей миру свои рецепты и таким образом выполняющей функцию коллективного духовного, политического и даже технологического вождя. Этот образ нежелательного будущего (в глазах некоторых — нежелательного настоящего) предполагает, что, как это и бывает обычно в «классовых» обществах, население делится на дирижирующее меньшинство и пассивное большинство, причем в руках меньшинства находится монопольное право на создание нормативов, предопределяющих образ жизни большинства. Этому обычному образу вертикально управляемого общества должен быть противопоставлен постлиберальный субъект самоуправления, сам выбирающий нормы, по которым он живет, разумеется, не придумывающий эти нормы, а создающий индивидуальную комбинацию норм, заимствуя из информационной среды технологические подробности нормативов.

Антиглобалисты рассматривают либерализм как пропагандистское орудие элиты западных стран, но установление всемирного государства будет означать окончательную легитимацию мировой элиты. При этом либерализм со своей риторикой о демократии и свободе будет оправдывать существование институтов, в которых реализуется власть олигархии. Чисто политической демократии, проповедуемой либерализмом, с точки зрения анархизма недостаточно, чтобы вывести большинство населения из состояния чисто страдательных, пассивных объектов законодательного регулирования со стороны правящих группировок. Для того чтобы вернуть человеку его достоинство, он должен превратиться из «участника» законодательного процесса на основании сложных процедур в реального законодателя, пусть только своей собственной жизни.