Александр Казинцев - Имитаторы. Иллюзия «Великой России» Страница 16

И все-таки самой страшной приметой новой «убойной» России стало преступление скромного слесаря из Архангельска. Помните, в начале года в этом северном городе взлетел на воздух жилой дом, погибли десятки людей.

Следователи по привычке стали искать чеченский след. Однако пришли к неожиданному открытию: «В качестве основного подозреваемого задержан некто Алексейчик, 26 лет от роду, несколько лет назад уволенный из «Горгаза». Жуткое преступление он совершил якобы из чувства мести» («МК», 24.04.2004).

Конечно, учитывая особенности работы следственных органов, можно предположить, что в данном случае имеет место самооговор. Все-таки в голове не укладывается, что из чувства обиды, тем более давней, человек может убить десятки ни в чем не повинных жителей! Но если версия подтвердится, то это будет означать, что общество столкнулось с угрозой, масштаб которой далеко превосходит чеченскую.

В самом деле, сколько террористов может поставить Чечня, если общее число боевиков в течение последних лет колеблется от нескольких сот до двух тысяч? А теперь прикиньте, сколько в России людей, имеющих основания — надуманные или самые что ни на есть реальные — считать себя обиженными. И сколько в современном быту технологий, умышленное повреждение которых может повлечь масштабные катастрофы. Сложите то и другое…

До сих пор существовал какой-то регулятор, некая незримая завеса, не позволяющая человеку, считающему, что жизнь крупно задолжала ему, открыть газовый вентиль в жилом доме, или отравить питьевую воду, или рвануть бомбу на многолюдной улице. Технически все это вполне осуществимо. Удерживало другое — психологический барьер.

Похоже, он снят. А это означает, что государство вплотную подошло к черте, за которой — распад. Не только административно-территориальный. Не только политический. Увы, приходится говорить о самой страшной разновидности распада — деградации общественных связей и самого человека. Процессе, заканчивающемся пресловутой войной всех против всех.

Здесь, собственно, можно было бы поставить точку. Но сердце, но уязвленное национальное чувство не довольствуется сухой констатацией, требует объясниться.

Это настолько очевидно — и нестерпимо! — что многие патриоты, в том числе известные политические деятели и журналисты, требуют законодательного ограничения распространения негативной информации. Идея, на мой взгляд, в корне неверная. Это позиция страуса, при виде опасности зарывающего голову в песок — чтобы не видеть. Опасность не исчезнет, а головы можно лишиться…

Тем более что призывы к «ограничению негатива» закрепляют за патриотами ярлык противников свободы слова, ретроградов, сторонников диктатуры. Выиграть соревнование за симпатии общества (а мы должны сделать это, чтобы повлиять на его развитие) с таким имиджем невозможно.

Позиция проигрышная еще и потому, что в случае ограничения свободы слова первыми пострадают как раз патриотические издания. «Демократы», с их многоголовой империей СМИ, с их зарубежными связями, найдут возможность донести до общества свою точку зрения, а патриотам заткнут рот.

Чтобы этого не случилось, нам следует отстаивать свободу информации. А вот как, во имя чего пользоваться ею, — на этот вопрос каждый отвечает по-своему. Один из ведущих авторов «МК» А. Минкин в своем открытом письме к президенту писал о событиях в Беслане фактически то же, что и я в этой статье. Но обратите внимание на ключевой момент его публикации: «Владимир Владимирович, слушая ту речь (Обращение к нации 4 сентября. — А. К.), с опасением ждал, что вы произнесете фразу о вероломном нападении. Формулу 1941 года» («МК», 08.10.2004). Журналист «Комсомольца», да и вся демпресса, а за ней и соответственно ориентированная часть общества боятся повторения «формулы 1941 года» — разумеется, не сводимой к одной лишь фразе о «вероломном нападении». А я именно этой формулы жду! Ибо она помогла бы мобилизовать народ на борьбу. И Минкин, и я критикуем Путина. Минкин — за то, что президент говорит о мобилизации, к чему его подталкивают объективные обстоятельства. А я — за то, что, говоря о мобилизации, Верховный главнокомандующий никаких реальных мер не предпринимает. Вот в чем коренное различие между критикой «демократа» и патриота.

Эту печальную главу я хочу завершить словами русского мыслителя Петра Струве из работы 1917 года (она переиздана в содержательном сборнике «Нация и империя в русской мысли начала ХХ века». М., 2004.). В тяжелые годы Первой мировой, когда Россия терпела поражения и на внешнем фронте — от германских войск, и на фронте внутреннем — от революционных смутьянов, Струве напоминал: «…Государственная жизнь и жизнь в государстве не есть… нечто техническое в человеческом существовании… В любви к государству выражается… бескорыстное, преодолевающее заботу о личном благополучии религиозное отношение к сменяющему друг друга на земном поприще бесчисленному ряду человеческих поколений, почтение к предкам, которых мы никогда не видели, и любовь к потомкам, которых мы никогда не увидим. Со всеми ними нас в государстве (а также в нации, которая всегда стремится к государственному оформлению) объединяет высшая религиозная связь, вне которой человек коснеет в сегодняшнем дне, живет без прошлого и без будущего… Идея государства поэтому имеет такое же религиозное значение, как и известным образом понимаемая идея человечества. И в той, и в другой есть аспект божественно-космический».

Вот об этом Отечестве, связующем земное с небесным, сиюминутное с вечным, самое время напомнить и сегодня при взгляде на российский развал. Велико искушение отвергнуть «путинскую» Россию, отказать государству в поддержке: т а к о е мне и даром не нужно, пусть валится! Подобные речи слышны все чаще, причем не только справа, от тех, кто уже приискивает местечко в теплой Флориде, но и слева, от тех, кому и деваться-то некуда.

И все-таки это — искушение, не более. Другой Родины, другого государства у нас нет. А за то, что есть, надо бороться. Не против государства — за него. Против тех — сверху донизу, — кто разваливает Россию.

Часть II

ТАКТИКА НАБЕГА

Изгонщики

Обкольчужились скоро, облатились,Ай, садилися оны да на добрых коней,Приезжали-то оны да во святую Русь.Наезжали-то в Руси оны перво село,А перво село да Ярославское,Ай, перво село да прекрасивое.Ай, во том сели да было три церквы,Ай, было три церквы, три соборныих.Оны жили-были, да пограбили,Это-то село да огню придали.

Былина «Наезд литовцев»

Распяленные мундштуками, хватающие воздух рты. Выгнутые, со вздувшимися жилами шеи. Вытянутые в струнку, «звенящие», как говорят лошадники, корпуса. Разноцветные жокеи, ставящие скакунов на повод, собирающие их, чтобы мощным махом послать вперед.

3 июля 2004 года. Московский ипподром. Скачки на Кубок президента.

Корреспондент светской хроники взахлеб расписывает новую для постсоветской России затею: «В VIP-зоне было весело. Господа поедали фрукты и фланировали между столами. Разносили маленькие угощения — сыр, обернутый перцем, мусс из авокадо с икрой и тарталетки» («Известия», 05.07.2004).

Перечислив гастрономические изыски, журналист нацеливается на главное действующее лицо: «Владимир Владимирович вместе с президентами стран СНГ сидел в шатре у кромки поля. В той зоне особенно эффектно гляделась супруга Саакашвили в ярком зеленом брючном костюме, украшенном цветком, и в лакированных туфлях. А самый оригинальный в этом шатре головной убор — розовый тюрбан с зеленым декором от Ирины Гафиной — принадлежал супруге губернатора Тверской области Алле Зелениной».

Не обойден вниманием и устроитель торжества — известный крестьянский заступник сельхозминистр Алексей Гордеев. Щелкопер запечатлел даже его разговор с коллегами: «…Тихо пожурил своего советника, директора НИИ «Агроприбор» Юрия Юнаева, за нарушение этикета (тот пришел в светлом костюме, но пренебрег галстуком). «Какой сегодня день?! — вопросом на вопрос ответил советник. — Суббота, Шаббат, а какой в Шаббат галстук?!»».

Признаюсь, мне неведомо, почему Шаббат и галстук несовместимы. Но, видимо, министр, а заодно и корреспондент все поняли без дополнительных пояснений. Еще бы: на ипподроме веселились свои.

В довершение читателям предлагают полюбоваться на фото — все из той же VIP-зоны: губернатор, а в недавнем прошлом, как пишут газеты, знаменитый мафиози, вместе с дамой в умопомрачительной шляпке. В разительном контрасте с головным убором лицо новоявленной госпожи — мясистое, простоватое.

А накануне, 2 июля, в центре Москвы кипели другие страсти. На заседании Госсовета рассматривали Закон 122. Теперь его называют печально знаменитым, но тогда документ представляли как образцовый. «Модель оптимальна», — витийствовал Герман Греф («Независимая газета», 01.07.2004). Один только волгоградский губернатор Николай Максюта обратился с предложением к президенту: подумать о социальных последствиях и отложить принятие. Владимир Владимирович не удостоил ответом.