Энтони Саттон - Власть доллара Страница 17

Тайное совещание на острове Джекиль увековечил Франк Вандерлип:

«Было бы весьма опасным для Олдрича, если бы стало известно, что сенатор обращался к кому-либо с Уолл-стрит за содействием в подготовке доклада и законопроекта. Поэтому были предприняты меры предосторожности, которые порадовали бы сердце самого Джеймса Стиллмана.

Нам было приказано забыть о фамилиях и не обедать вместе в канун нашего отбытия. Мы обязались явиться в назначенное время на железнодорожную станцию у побережья Гудзона в Нью-Джерси, а также прибывать по одиночке и как можно незаметней. У станции нас должен был ждать личный автомобиль сенатора Олдрича, прикреплённый к последнему вагону поезда на юг.

Когда я подошёл к тому автомобилю, шторы были опущены, и только слабые проблески желтого света обнаруживали форму окон. Оказавшись внутри, мы принялись соблюдать оговоренное табу, наложенное на наши фамилии, и обращались друг к другу по именам — «Бен», «Пауль», «Нельсон» и «Эйб».

Мы с Дейвисоном решили прибегнуть к ещё большей конспирации и отказались от личных имён. Исходя из того, что мы всегда правы, Дейвисон стал Уилбером, а я — Орвиллом. Так звали братьев Райт — пионеров авиации.[70]

Обслуживающий персонал и кондукторская бригада могли узнать одного или двух из нас, но только не всех. В противном случае, о нашей таинственной поездке стало бы известно в Вашингтоне, на Уолл-стрит и даже в Лондоне.

Конечно же, мы понимали, что разоблачение невозможно, но случись оно, все наши усилия оказались бы напрасными, а время потрачено впустую. Если бы общественности дали знать, что мы собрались вместе и написали банковский законопроект, то этот законопроект не прошёл бы через конгресс».[71]

В последнем изречении Вандерлип с выигрышной позиции непосредственного участника событий показывает, что это был спланированный заговор. Американское общество никогда бы не передало небольшой группе людей монополию на предложение денег.

В конце концов, антитрестовский закон Шермана классифицировал монополию, ограничивающую свободу торговли, как незаконную. И денежную монополию здесь никто не ждал с распростёртыми объятиями.

Для того чтобы избежать общественного резонанса, эти банкиры под покровом ночи пробрались тайком на далёкий остров, используя кодовые имена и изменение внешности!

Далее Вандерлип описывает изнутри тайное совещание, а также сообщает о том, что, так называемый, доклад Олдрича и законопроект, представленный в Сенате, в действительности были написаны им самим и Стронгом.

Но самым примечательным было следующее обстоятельство: Вандерлип был до конца уверен в том, что банкиры действовали не в личных, а в исключительно государственных интересах.

Одним словом, эта группа заговорщиков предложила заменить монетный двор частной бумажной фабрикой. Что и было осуществлено в 1913 г. Одно не укладывается в голове — как всё это могло быть представлено в виде поступка, проникнутого духом патриотизма и гражданственности?

«С материка на остров Джекиль мы добрались на лодке. В течение недели или десяти дней мы были полностью изолированы от внешнего мира, не пользовались телефоном и телеграфом.

Мы спрятались на заброшенном острове. Там было много цветной прислуги, но они не имели никакого представления о том, кто такой Бен или Пауль, или Нельсон; не говоря уже о Вандерлипе или Дейвисоне, или Эндрю. Все эти имена им ни о чём не говорили.

Там мы работали в здании клуба. На север мы вернулись так же незаметно, как и прибыли на юг. Мы договорились, что Олдрич представит в Сенате законопроект, подготовленный нами. Общественности он стал известен, как план Олдрича. Олдрич и Эндрю остались в Вашингтоне, а Варбург, Дейвисон, Стронг и я вернулись в Нью-Йорк.

Конгресс без пяти минут заседал. Но в субботу в Нью-Йорк пришло известие о том, что сенатор Олдрич болен, причём, болен настолько, что не в состоянии составить более или менее приемлемый документ, которым можно было сопроводить законопроект.

Мы с Беном Стронгом немедленно выехали в Вашингтон, где совместными усилиями подготовили доклад. Если бы тогда об этом стало широко известно, то наше произведение заклеймили бы, как крючкотворство Уолл-стрит, хотя, конечно же, это было не так.

Олдрич никогда не был холуем, так называемых, финансовых кругов. Он был добросовестным человеком, движимым заботой об интересах общества. Он обратился к четверым из нас — людям с Уолл-стрит — поскольку знал, что мы на протяжении многих лет изучали аспекты той проблемы, с которой он столкнулся, и решить которую было его гражданским долгом».

План Олдрича, написанный Вандерлипом и Стронгом, не прошёл через конгресс. На нём поставили крест. Недомогающий сенатор Олдрич ушёл на пенсию, и денежный трест был вынужден искать новые пути для достижения своих целей.

Кливленд Додж — один из директоров Национального городского банка, — а также Мак-Кормик из «Харвестер траст» были соучениками Вудро Вильсона (1879, Принстон). В 1902 г. не без помощи Кливленда Доджа Вудро Вильсон стал президентом Принстонского университета. Через некоторое время Додж дал знать Вильсону, что Уолл-стрит рассматривает его в качестве «кандидата на пост президента».

В декабре 1906 польщённый Вильсон написал журналисту Джорджу Гарвею для того, чтобы узнать о тех «влиятельных лицах, которые рассматривают его в качестве кандидата на пост президента».

В своём ответе Гарвей «привёл имена нескольких влиятельных банкиров, вспомогательных администраторов и консервативных журналистов».[72]

Вильсон, несмотря на свою репутацию неуверенного в себе, глуповатого профессора, один урок всё же усвоил наизусть: для того, чтобы добиваться успеха, нужно постоянно с кем-либо соглашаться.

В марте 1907 г. Джордж Гарвей представил Вильсона Томасу Форчуну Райану — члену медного треста и известному финансисту. После этой встречи Вильсон отправил краткое письмо представителям влиятельных кругов Уолл-стрит с изложением научного обоснования в пользу трестов. К слову, в публичных выступлениях Вильсон высказывался совершенно по-другому.

Эта кучка интриганов с Уолл-стрит, при поддержке политических заправил Нью-Джерси, помогла Вудро Вильсону стать в ноябре 1910 г. губернатором штата Нью-Джерси.

В течение нескольких месяцев Кливленд Додж открыл банковский счёт в Нью-Йорке и снял офис на Бродвее, 42. С этого эпизода началась кампания по продвижению Вильсона на пост президента США. Первый вклад на банковский счет в размере одной тысячи долларов сделал Кливленд Додж.

Сорок тысяч подписчиков по всей стране получали раз в неделю двухстраничный рекламный материал «Истинный американец из Трентона, Нью-Джерси». Рассылку по почте финансировал также Кливленд Додж.

На две трети президентскую кампанию Вильсона профинансировали семеро человек, связанных с Уоллстрит и всё теми же трестами, которые Вильсон публично продолжал осуждать. Предвыборные лозунги Вильсона представляли его, как кандидата, выступающего за мир, а также против трестов и монополий.[73]

Кливленд Г. Додж (директор Национального городского банка) — $51 300.

Генри Моргентау (финансист) — $20 000.

Сайрес Г. Мак-Кормик («Харвестер траст») — $12 500.

Абрам И. Элкус (юрист с Уолл-стрит) — $12 500.

Фредерик К. Пенфилд (недвижимость Филадельфии) — $12 000.

Уильям Ф. Мак-Комз — $11 000.

Чарльз Р. Крейн («Крейн и K°», Чикаго) — $10 000.

Когда Вильсона выдвинули кандидатом в президенты, он не преминул написать «дорогому Кливу» (Доджу) для того, чтобы выразить своё торжество: «я не могу поверить своему счастью!».[74]

Речь с выражением согласия баллотироваться в президенты была написана для Вильсона на борту «Короны» — яхты Доджа — в период выработки стратегии на предстоявшие выборы.[75]

Одним словом, Вильсон полностью зависел от денежного треста. Вильсон просто блефовал, когда обрушивался на тресты и Уолл-стрит. Попросту говоря, он изменил демократической традиции президентов Джефферсона и Джексона.

В итоге Вильсона избрали в президенты. Не успели ещё подсчитать голоса, как влиятельные круги Уолл-стрит спешно принялись готовить проведение «финансовой реформы».

К началу декабря 1912 г. «полковник» Хауз успел переговорить с ключевыми фигурами конгресса — с целью склонить их на сторону Вильсона. Во время телефонного разговора Пауля Варбурга с Хаузом 12 декабря 1912 г., «полковник» подтвердил, что план готов.

Дополним Хауза, прибегнув к его же мемуарам: «Что касается данного вопроса, то я был уверен, что новоизбранный президент является здравомыслящим человеком».[76]

В марте Франк Вандерлип провёл консультации с Хаузом, и через две недели группа банкиров прибыла в Белый дом с отпечатанным проектом по реформированию денежной системы. Вильсон должен был представить его в конгрессе.