Михаил Елисеев - Великий Александр Македонский. Бремя власти Страница 17

А теперь давайте посмотрим на ситуацию глазами царевича: то, что царь-батюшка, бывало, в запой уходил и пирушки устраивал многодневные, вряд ли его сильно напрягало, ведь герои «Илиады» тоже немало времени за пиршественными столами проводили. Другое дело, что Филипп мог бы вести себя на этих мероприятиях поприличнее и посдержаннее как великий царь великой державы. Скорее всего, воспитанника Аристотеля явно коробили те грубости и пошлости, что творились в пиршественных залах царского дворца, но статус наследника обязывал его присутствовать. Гораздо больше его тревожила отцовская любвеобильность, ведь от этого напрямую зависело число конкурентов на царскую корону. То, что Олимпиада постоянно настраивала сына против Филиппа, сомнению не подлежит, и скорее всего главным аргументом в этом было то, что царь при желании может передать трон любому из своих детей. А вот это было для Александра неприемлемо – он был рожден царем, воспитан как царь и никем другим себя не видел. Надо думать, что когда Филипп приглашал Аристотеля, он отдавал себе отчет в том, что ученый будет воспитывать его наследника как будущего царя, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И Аристотель со своей задачей справился блестяще, Александр воспринимал себя как базилевса, который будет править после отца и никак иначе – а все разговоры о том, кто же все-таки будет наследником, воспринимал очень болезненно. Отсюда и стремление к излишней самостоятельности, а в итоге первый конфликт между ним и Филиппом не заставил себя долго ждать.

Пиксодар, сатрап Карии и правитель Галикарнасса, в свете предстоящего похода Филиппа на Персию, решил заключить военный союз с Македонией. А чтобы обозначить всю серьезность своих намерений, решил скрепить дело браком своей старшей дочери и царского сына Арридея – в Пеллу был послан его приближенный Аристократ, чтобы обговорить все детали. В принципе, шаг Пиксодора был логичен: он прекрасно понимал, что правитель такой могущественной державы, как Македония, никогда не согласится на брак своего сына и наследника с его дочерью, а потому принял, как ему казалось, вполне разумное решение – сосватать ее за другого, пусть даже и слабоумного, но тоже царского сына. В принципе, такое решение устраивало всех – и Пиксодора, и Филиппа, но, как оказалось, оно не устраивало человека, к которому не имело вообще никакого отношения – Александра. Даже, можно сказать, не его, а его окружение и, само собой, ненаглядную матушку. « Опять пошли разговоры; и друзья, и мать Александра стали клеветать на его отца, утверждая, будто Филипп блестящей женитьбой и сильными связями хочет обеспечить Арридею царскую власть » (Плутарх). Разговоры, по сути своей, дурацкие и не имеющие под собой ни малейшего основания – такой великий политик и реалист, как Филипп, никогда бы не передал трон Македонии психически нездоровому человеку. Он прекрасно осознавал, чем подобное самодурство может закончиться для страны, и никогда бы такое решение не принял. То, что мать повела подобные разговоры, вполне понятно, ни малейшего повода настроить сына против отца она не упускала. А вот поведение друзей, мягко говоря, удивляет, особенно таких здравомыслящих, как Гарпал и Птолемей. Возможно, в другой ситуации Александр на провокацию бы и не поддался, но вопрос престолонаследия был для него больным, и, не разобравшись что к чему, он сгоряча наворотил дел: « послал трагического актера Фессала в Карию, поручив ему убедить Пиксодара отвергнуть незаконнорожденного и к тому же слабоумного Арридея, а вместо этого породниться с Александром. Этот план понравился Пиксодару гораздо больше первоначального » (Плутарх). То, что план понравился Пиксодару, понятно: одно дело – дурачок без права на трон, а другое – законный наследник, но сатрапу, наверное, и в голову не могло прийти, что царевич занялся самодеятельностью и не согласовал этот вопрос со своим грозным отцом. А вот Филиппу подобное самоуправство явно не понравилось и вывело из душевного равновесия: « Царь горько корил сына и резко бранил его, называя человеком низменным, недостойным своего высокого положения, раз он хочет стать зятем карийца, подвластного царю варваров. Коринфянам же Филипп написал, чтобы они, заковав Фессала в цепи, прислали его в Македонию. Из остальных друзей Александра Филипп изгнал из Македонии Гарпала, Неарха, а также Эригия и Птолемея; впоследствии Александр вернул их и осыпал величайшими почестями ». Судя по всему, Александр в этом вопросе так до конца и не разобрался, раз тех, кто его подставил, «осыпал величайшими почестями». А вот Филипп поступил гуманно: вместо того чтобы за подстрекательство – головы с плеч, взял да просто выгнал. Но явно не по доброте душевной, а чтобы не обострять конфликт с сыном. Вроде дело замялось, все утряслось, но тут разразился новый скандал, куда более серьезный, чем предыдущий, – да и последствия были гораздо печальнее.

« Однако неприятности в царской семье, вызванные браками и любовными похождениями Филиппа, перешагнули за пределы женской половины его дома и стали влиять на положение дел в государстве; это порождало многочисленные жалобы и жестокие раздоры, которые усугублялись тяжестью нрава ревнивой и скорой на гнев Олимпиады, постоянно восстанавливавшей Александра против отца » (Плутарх). Но самое примечательное, что значительную часть вины за происшедшее в семье несет и сама Миртала – Олимпиада. Когда однажды македонский царь явился исполнить свой супружеский долг и переступил порог спальни, то он был шокирован открывшимся перед ним зрелищем – рядом с женой на простыне лежала громадная змея. Филиппу не было дела ни до поклонения Дионису, ни до культа Кабиров, поскольку его это напрямую не касалось, но он, очевидно, испытал страшное отвращение к тому, что увидел. Осознать, что эти отвратительные ритуалы творятся у тебя дома, да еще в собственной спальне, было очень неприятным открытием. И его реакция на происшедшее была вполне нормальной и предсказуемой – дорогу на женскую половину он забыл. Возможно, ситуацию со временем и удалось бы стабилизировать, но тут вновь Олимпиада сделала глупость – то, что она усиленно распространяла слухи о божественном происхождении своего сына, теперь сыграло против нее. Повсюду утверждая, что Александр – не сын Филиппа, а Зевса, она помимо своей воли заронила в душу царя подозрение в супружеской неверности, ну а ходившая по македонскому двору байка о том, что Филипп лишился глаза, когда наблюдал, как его жена отдается богу, была обидна царю как мужчине. И дело кончилось тем, что его жена стала вызывать у него все большую неприязнь, которая со временем все усиливалась. Ситуация была накалена до предела и тут грянул гром – царь соизволил в очередной раз жениться. Мало того, что Филипп для невесты был староват и годился ей в отцы – поползли слухи, что ребенок от этого брака сможет занять македонский престол в обход Александра. Дело в том, что невеста царя, Клеопатра, была представительницей старой македонской знати, и если бы у царя родился сын, то он был бы чистокровный македонец, а Александр всегда помнил, что он – наполовину молосс. Поэтому враждебность царевича к предстоящей свадьбе понять нетрудно – а мать всячески подогревала его настроения. И в итоге на свадьбе произошел взрыв, все, что долго копилось у всех участников конфликта, вырвалось наружу.

« Аттал, дядя невесты, опьянев во время пиршества, стал призывать македонян молить богов, чтобы у Филиппа и Клеопатры родился законный наследник престола. Взбешенный этим Александр вскричал: «Так что же, негодяй, я по-твоему незаконнорожденный, что ли?» – и швырнул в Аттала чашу. Филипп бросился на сына, обнажив меч, но, по счастью для обоих, гнев и вино сделали свое дело: царь споткнулся и упал. Александр, издеваясь над отцом, сказал: «Смотрите, люди! Этот человек, который собирается переправиться из Европы в Азию, растянулся, переправляясь от ложа к ложу » (Плутарх). Но дело на этом не закончилось, и пока все не отошли от пьяного угара, Александр, прикинув возможные варианты развития событий, быстренько забрал свою матушку и рванул к ней на родину – в Эпир. Оставив ее под присмотром брата Александра Эпирского, сам он ушел в Иллирию, к царю Плеврату, который являлся врагом Филиппа. За власть Александр собирался драться до конца, даже со своим отцом. А вот царь Македонии оказался действительно в дурацком положении – его сын и наследник, надежда и опора примкнул к его врагам, а это ставило под угрозу весь тщательно подготовленный поход в Азию. Стоит царю уйти с войском – и что помешает Александру объявиться в Македонии, но уже не как наследнику, а как царю? А если с Филиппом что-то случится, то кто примет власть над страной? Детей у царя много, и даже племянник имеется, только о том, как управлять и что делать со страной, они понятие имеют довольно смутное, а этот уже – готовый правитель, спасибо Аристотелю.