Лев Троцкий - Немецкая революция и сталинская бюрократия Страница 19

Правящая фракция Коминтерна представляет собою не центризм «вообще», а вполне определенную историческую формацию, имеющую, хотя и совсем еще недавние, но могучие социальные корни. Дело идет прежде всего о советской бюрократии. В писаниях сталинских теоретиков этот социальный слой вообще не существует. Нам говорят лишь о «ленинизме», о бесплотном руководстве, об идейной традиции, о духе большевизма, о невесомой «генеральной линии», но о том, что чиновник, живой, из мяса и костей, поворачивает эту генеральную линию, как пожарный – свою кишку, нет, об этом вы не услышите ни слова.

Между тем этот чиновник меньше всего похож на бесплотного духа. Он ест, пьет, размножается и заводит себе изрядный живот. Он командует зычным голосом, подбирает снизу верных себе людей, соблюдает верность начальству, запрещает себя критиковать и в этом видит самую суть генеральной линии. Таких чиновников несколько миллионов, – несколько миллионов! – больше, чем было промышленных рабочих в период Октябрьской революции. Большинство этих чиновников никогда не участвовало в классовой борьбе, связанной с жертвами и опасностями. Эти люди в преобладающей массе своей политически родились уже в качестве правящего слоя. За их спиною стоит государственная власть. Она обеспечивает их существование, значительно поднимая их над окружающей массой. Они не знают опасностей безработицы, если умеют держать руки по швам. Самые грубые ошибки им прощаются, если они согласны выполнять в нужную минуту роль козла отпущения, сняв ответственность с ближайшего начальства. Что же, имеет этот многомиллионный правящий слой какой-либо социальный вес и политическое влияние в жизни страны? Да или нет?

Что рабочая бюрократия и рабочая аристократия являются социальной основой оппортунизма, об этом известно из старых книжек. В России явление приняло новые формы. На основах диктатуры пролетариата – в отсталой стране – в капиталистическом окружении – создался впервые из верхних слоев трудящихся могущественный бюрократический аппарат, поднимающийся над массой, командующий ею, пользующийся огромными преимуществами, связанный внутренней круговой порукой и вносящий в политику рабочего государства свои особые интересы, методы и приемы.

Мы не анархисты. Мы понимаем необходимость рабочего государства, а следовательно и историческую неизбежность бюрократии в переходный период. Но мы понимаем также и опасности, заложенные в этом факте, особенно для отсталой изолированной страны. Идеализация советской бюрократии есть самая постыдная ошибка, какую может сделать марксист. Ленин стремился изо всех сил к тому, чтобы партия, как самодеятельный авангард рабочего класса, возвышалась над государственным аппаратом, контролировала, проверяла, направляла и чистила его, ставя исторические интересы пролетариата – международного, не только национального – над интересами правящей бюрократии. Первым условием контроля партии над государством Ленин считал контроль партийной массы над партийным аппаратом. Перечитайте внимательно его статьи, речи и письма советского периода, особенно за последние два года его жизни, – и вы увидите, с какой тревогой его мысль возвращалась каждый раз к этому жгучему вопросу.

Что же произошло в послеленинский период? Весь руководящий слой партии и государства, проделавший революцию и гражданскую войну, смещен, отстранен, разгромлен. Его место занял безличный чиновник. В то же время борьба против бюрократизма, имевшая столь острый характер при Ленине, когда бюрократия едва выходила из пеленок, совершенно прекратилась теперь, когда аппарат вырос до небес.

Да и кто мог бы вести эту борьбу? Партии, как самоуправляющегося пролетарского авангарда, сейчас нет. Партийный аппарат сливается с государственным. Важнейшим инструментом генеральной линии внутри партии является ГПУ. Бюрократия не только не допускает критики снизу вверх, она запрещает своим теоретикам даже говорить о ней, замечать ее. Бешеная ненависть к левой оппозиции вызывается прежде всего тем, что оппозиция открыто говорит о бюрократии, об ее особой роли, об ее интересах, разоблачая тот секрет, что генеральная линия неотделима от плоти и крови нового национального правящего слоя, совсем не тождественного с пролетариатом.

Из рабочего характера государства бюрократия выводит свою первородную непогрешимость: как может переродиться бюрократия рабочего государства! Государство и бюрократия берутся при этом не как исторические процессы, а как вечные категории: как могут погрешить святая церковь и ее боговдохновенные жрецы! Но если рабочая бюрократия, поднявшаяся над воинствующим пролетариатом в капиталистическом обществе, могла переродиться в партию Носке, Шейдемана, Эберта и Вельса, почему не может она переродиться, поднявшись над победоносным пролетариатом?

Господствующее и бесконтрольное положение советской бюрократии воспитывает психологию, во многом прямо противоречащую психологии пролетарского революционера. Свои расчеты и комбинации во внутренней политике, как и в международной, бюрократия ставит выше задач революционного воспитания масс и вне всякой связи с задачами международной революции. В течение ряда лет сталинская фракция показывала, что интересы и психология «крепкого крестьянина», инженера, администратора, китайского буржуазного интеллигента, британского трэд-юнионного чиновника стали ей ближе и понятнее, чем психология и потребности низового рабочего, крестьянской бедноты, восставших китайских народных масс, английских стачечников и пр.

Но почему же в таком случае сталинская фракция не пошла до конца по линии национального оппортунизма? Потому, что это бюрократия рабочего государства. Если международная социал-демократия охраняет основы буржуазного господства, то советская бюрократия, не совершая государственного переворота, вынуждена приспособляться к социальным основам, заложенным Октябрьской революцией. Отсюда двойственность психологии и политики сталинской бюрократии. Центризм, но центризм на фундаменте рабочего государства, является единственно возможным выражением этой двойственности.

Если в капиталистических странах центристские группировки имеют чаще всего временный, переходный характер, отражая эволюцию известных рабочих слоев вправо или влево, то в условиях Советской республики центризм получил гораздо более прочную и организованную базу в лице многомиллионной бюрократии. Представляя собою естественную среду оппортунистических и национальных тенденций, она вынуждена, однако, отстаивать основы своего господства в борьбе с кулаком и в то же время заботиться о своем «большевистском» престиже в мировом рабочем движении. После попытки погони за Гоминданом и за амстердамской бюрократией, которая во многом близка ей по духу, советская бюрократия вступала каждый раз в острый конфликт с социал-демократией, отражающей враждебность мировой буржуазии к советскому государству. Таковы источники нынешнего левого зигзага.

Своеобразие положения состоит не в том, будто советская бюрократия снабжена особым иммунитетом против оппортунизма и национализма, а в том, что она, не имея возможности занять законченную национал-реформистскую позицию, вынуждена описывать зигзаги между марксизмом и национал-реформизмом. Колебания этого бюрократического центризма, в соответствии с его могуществом, с его ресурсами и с острыми противоречиями его положения, получили совершенно неслыханный размах: от ультралевых авантюр в Болгарии и Эстонии – до союза с Чан-Кай-Ши, Радичем и Перселем; и от постыдного братания с британскими штрейкбрехерами – до полного отказа от политики единого фронта с массовыми профсоюзами.

Свои методы и зигзаги сталинская бюрократия переносит на другие страны, поскольку через партийный аппарат она не только руководит Коммунистическим Интернационалом, но командует им. Тельман был за Гоминдан, когда Сталин был за Гоминдан. На VII пленуме Исполкома Коминтерна, осенью 1926 года, делегат Гоминдана, посол Чан-Кай-Ши, по имени Шао-Ли-Дзи, дружно выступал заодно с Тельманом, Семаром и всеми Реммеле против «троцкизма». «Товарищ» Шао-Ли-Дзи говорил: «Мы все убеждены, что под руководством Коминтерна Гоминдан выполнит свою историческую задачу (Протоколы, 1 том, стр. 459). Таков исторический факт.

Возьмите «Роте Фане» за 1926-ой год, и вы найдете в ней множество статей на ту тему, что, требуя разрыва с британским Генеральным Советом штрейкбрехеров, Троцкий доказывает тем свой… меньшевизм! А сегодня «меньшевизм» состоит уже в отстаивании единого фронта с массовыми организациями, т. е. в проведении той политики, которую формулировали, под руководством Ленина, III и IV конгрессы (против всех Тельманов, Тальгеймеров, Бела-Кунов, Фроссаров и пр.).

Эти удручающие зигзаги были бы невозможны, если бы во всех коммунистических секциях не образовался самодовлеющий, т. е. независимый от партии слой бюрократии. Здесь корень зла!