Александр Шубин - 1937. АнтиТеррор Сталина Страница 19

На съезде Киров был избран в Политбюро, Оргбюро и секретариат ЦК. Такая концентрация власти вопреки воле Сталина в 1934 г. была невозможна. Сталин постепенно загружает Кирова общесоюзными делами. Так, накануне гибели Киров отправился в командировку в Казахстан — бороться с новой угрозой голода.

Сталин пытался перевести Кирова в Москву, но тот «упирался», привыкнув к ленинградской работе. Ему хотелось остаться на старом месте хотя бы до конца Второй пятилетки. Как и в 1926 г., Киров считал, что пока не готов к более высокому уровню карьеры. В конце концов Сталин и Киров нашли компромисс — в Москву был переведен первый секретарь Нижегородской организации А. Жданов, который должен был отчасти разгрузить направление работы Кирова. А Киров, оставаясь в Ленинграде, должен был часть времени работать в Москве.[137] Несмотря на то что Жданов также стал одним из молодых выдвиженцев Сталина, роль Кирова явно была крупнее — перевод Жданова должен был облегчить подготовку Кирова. Жданов, таким образом, занимал второй эшелон власти, а Киров со временем мог возглавить первый. Сталин видел себя стратегом, а таких людей, как Киров, — проводниками этой стратегии, которые постепенно учатся, чтобы продолжить его дело.

Проблема преемственности власти словно рок будет висеть над Сталиным, считавшим себя единственным гарантом истинно-коммунистической стратегии.

И пока он воспитывал нового гаранта для будущего, поступали сигналы, что сама сталинская стратегия вызывает недовольство не только в низах общества и «отщепенцев», а в самом ЦК. Съезд интересен не только тем, что говорится с трибуны. Самое важное происходит в кулуарах. Там общались организаторы Первой пятилетки — каждый со своими сомнениями. Неужели только у меня на деле провалы, и только на словах — успехи. Нет, и у коллег тоже. Причем у всех. Сталинский план, несмотря на все усилия, не был достигнут.[138] Значит, не так уж были неправы оппозиционеры. Но об этом нельзя сказать с трибуны — тут же будешь лишен власти, попадешь в число отщепенцев, обливаемых идеологическими помоями.

Подавляющее большинство делегатов съезда будет уничтожено в 1937–1938 гг. Что такого Сталин знал о кулуарах съезда? О чем думал он, когда, получив в подарок от тульской делегации ружье с оптическим прицелом, смотрел через него в зал? «В шутку». Один из немногих выживших делегатов съезда, В. Верховых, в 1960 г. дал показания Комиссии партийного контроля, расследовавшей события 30-х гг.: «В беседе с Косиором последний мне сказал: некоторые из нас говорили с Кировым, чтобы он дал согласие стать Генеральным секретарем. Киров отказался, сказав: надо подождать, все уладится».[139]

По утверждению О.Г. Шатуновской, сотрудницы комиссии Президиума ЦК под председательством Н. Шверника, которая расследовала события 30-х гг., беседе Косиора и Кирова предшествовало прошедшее на квартире Орджоникидзе (в его отсутствие) совещание недовольных делегатов съезда, среди которых были такие влиятельные фигуры, как Косиор, Эйхе, Шеболдаев.[140]

Биограф Кирова А. Кирилина отрицает достоверность этих сведений, несмотря на то, что их подтвердил еще один гость съезда: «Спустя четверть века бывшие делегаты XVII съезда обменялись своими впечатлениями по вопросу: выдвигали или не выдвигали Кирова на должность генсека. Итог «да» — два голоса, «нет» — два голоса… Полагаю, что нет».[141] Такое голосование, в котором решающий голос остается за А. Кирилиной, выглядит странно. Если два человека оказались свидетелями негласных обсуждений, то нет ничего удивительного в том, что большинство делегатов и даже часть членов счетной комиссии об этом слыхом не слыхивали. Не убедительно и возражение Кирилиной о том, что никто не участвовал в совещании лично. Еще бы. На такое совещание не пускали кого попало, а после террора 1937–1938 гг. были уничтожены все сколько-нибудь нелояльные партийные боссы. К тому же нельзя согласиться, что свидетельство Верховых сделано «с чужих рук» — ведь ему о разговоре сообщил его непосредственный участник, а возможно, и инициатор. Кирилина удивлена, почему показания были даны в 1960 г., а не в 1957 г. Это легко объяснимо—в 1957 г. еще не было ясно, чем может кончиться готовность давать такие показания, — Исход борьбы за власть в Кремле не был ясен.

К тому же есть еще один важный свидетель. Уже во второй половине века выживший в сталинских лагерях Н. Оганесов рассказал Молотову, что во время съезда их собрал первый секретарь Азово-Черноморского крайкома Б. Шеболдаев: «вот он собрал человек восемь-десять делегатов», включая первого секретаря Казахского крайкома Л. Мирзояна.[142] Судя по всему, это уже другое совещание — ключевых фигур, кроме Шеболдаева, здесь нет. В перерыве съезда они переговорили с Кировым: «Старики поговаривают о том, чтобы возвратиться к завещанию Ленина и реализовать его… Народ поговаривает, что хорошо было бы выдвинуть тебя на пост генерального секретаря».[143] Ога-несов продолжает: «И он нас высмеял, изругал: Что вы глупости говорите, какой я генеральный».[144] Молотов подтвердил, что Киров рассказал об этом Сталину.[145] Сталин получил новые данные о том, что теперь среди лидеров мощных партийных кланов появилось немало людей, стремившихся его «убрать». Судя по последующему вниманию НКВД к Азово-Черномор-скому краю, Киров мог сообщить Сталину о беседе с Шеболдаевым. Об оппозиционных настроениях Косиора Сталин догадался в 1938 г. Микоян подтверждает в своих мемуарах, что Сталин сообщил об этом факте членам Политбюро.[146]

Таким образом, вывод А. Кирилиной, «что все разговоры о тайном совещании, о замене Кировым Сталина являются мистификацией»,[147] нельзя признать обоснованным. Решающим для биографа Кирова является не «очная ставка» источников, а такое вполне логичное соображение: «Вряд ли можно поверить, что именно Киров был той фигурой, которая могла стать, по мнению делегатов, антиподом Сталина на посту генсека. Масштаб не тот».

Это верно. Но если недовольные партбоссы додумались совещаться по этому вопросу с Кировым, то им могло «хватить ума» взять власть самим. Киров был, очевидно, не способен руководить самостоятельно, как Ленин, Сталин, Троцкий. Так же потом соратники Сталина думали о Хрущеве, ставя его во главе партии. Хорош для «коллективного руководства». Для единоличного лидерства — «масштаб не тот».

По мнению В. Молотова, «Киров… теоретиком не был, и не претендовал… О том, чтобы ему идейно разбить Троцкого, Зиновьева, Каменева, об этом и говорить нечего!» В случае подобной смены лидера могло быть облегчено и возвращение к власти оппозиционных вождей, когда выяснилось бы, что без соответствующей квалификации провинциальным руководителям не удается справиться с «масштабом».

Разговор об отстранении Сталина с Кировым был делом рискованным. Но Косиор, Шеболдаев и другие «старики» тоже когда-то договаривались между собой. Получается, что инициаторы новой оппозиции не решились выдвинуть себя кандидатами в генсеки. Сначала попробуем уломать «кронпринца», а уж если не выйдет, то чем хуже Косиор или Шеболдаев?

«Заговорщики» понимали, что нет шансов «прокатить» Сталина на выборах в ЦК. Делегаты не были для этого подготовлены, негласно договориться об этом с большинством делегатов было нереально — к Сталину поступит слишком много доносов. Надежда оставалась на выборы генсека членами ЦК. Отказ Кирова был важным аргументом в пользу того, чтобы подождать. Соотношение сил было неясным. В том числе и Сталину. Он решил не искушать судьбу. Сталин не показал членам ЦК и Политбюро, что знает об их недовольстве, но пост Генерального секретаря как бы сам собой исчезает из официальных документов. Никто не стал генсеком. Сталин — секретарь ЦК, первый среди равных. Теперь Сталин опирался не на формальный статус, с которого можно переизбрать, а на культ своей личности. С культа снять нельзя, но можно свергнуть.

Верховых был членом счетной комиссии съезда и вспоминает, что против Сталина было подано 123–125 голосов. Комиссия Политбюро в 60-е гг. проверила это заявление и установила, что количество бюллетеней на 166 меньше, чем количеством мандатов. Кто-то из делегатов мог и не проголосовать, но для большевистской дисциплины 30-х гг. это не самое характерное поведение. Отсутствие 166 бюллетеней позволяет серьезно относиться к версии о фальсификации выборов. А. Кирилина предлагает считать, что нехватка бюллетеней объясняется «несобранностью, неразберихой, но никак не фальсификацией». Но Сталин, судя по последующим событиям, в этом вопросе «склонен соглашаться» с Шатуновской, а не с Кирилиной.

Именно кулуары съезда были тем местом, где сомнения каждого отдельного руководителя о несоответствии официальной пропаганды и результатов Пятилетки могли сложиться в единую картину. Пятилетка провалилась, и виноват в этом Сталин. Этот вывод сделала немалая часть коммунистических чиновников, ставших в этом отношении выразителями стихийного мнения общества.