Жак Маритен - Человек и государство Страница 2

В сообществе общественные отношения исходят из конкретной исторической ситуации и окружающей обстановки: коллективные формы восприятия, или коллективное подсознание, имеют приоритет над индивидуальным сознанием, а человек является продуктом социальной группы. В обществе индивидуальное сознание сохраняет приоритет, социальная группа формируется [самими] людьми, а общественные отношения исходят из конкретной инициативы, конкретной идеи и добровольного решения личностей.

Даже в естественных обществах, таких, как семейное и политическое, то есть тех обществах, в которых природа нуждается и сама придает им первоначальную грубую форму, в конечном счете общество исходит из человеческой свободы. А в сообществах, даже таких, как региональные или профессиональные сообщества, вырастающие вокруг какого-либо отдельного общества, например промышленной или коммерческой структуры, сообщество [как таковое] вырастает из природы — я имею в виду, — вырастает из адаптации человеческой природы к данной исторической ситуации или к непосредственному влиянию упомянутого промышленного или коммерческого общества на природную обусловленность человеческого существования. В сообществе социальное принуждение исходит от доминирования навязываемых человеку форм поведения и проявляет себя как предопределенность. В обществе социальное принуждение исходит из закона (law), или рациональных предписаний, или от идеи общей цели; оно требует индивидуальной совести и свободы, которые должны подчиниться велениям закона свободно.

Общество всегда вызывает к жизни сообщества и чувства сообщества внутри или вокруг себя. Сообщество никогда не может развиться в общество, хотя оно может быть природной почвой, на которой при посредстве разума возникает та или иная общественная структура.

III. Нация

Сейчас нация представляет собой сообщество, а не общество. Нация — это одно из важнейших, возможно, самое сложное и совершенное сообщество, порожденное цивилизованной жизнью. Современность встретилась лицом к лицу с противостоянием между нацией и другим значительным человеческим сообществом — классом, однако фактически энергия нации оказалась мощнее, поскольку она глубже укоренена в природе.

Слово нация происходит от латинского nasci, то есть от понятия рождения, но нация не относится к сфере биологического, подобно расе. Она относится к этико-социальной сфере — это человеческое сообщество, основанное на факте рождения и происхождения, включая все моральные значения этих терминов: рождение для разумной жизни и цивилизованной деятельности, происхождение от семейных традиций, социальной и юридической формации, культурного наследия, от общих представлений и обычаев, от общей исторической памяти, страданий, притязаний, надежд, предрассудков и обид. Вообще говоря, этническое сообщество можно определить как сообщество форм восприятия, укоренное как в физической почве, из которой группа берет начало, так и в моральной почве истории; оно становится нацией тогда, когда эта фактическая ситуация переходит в сферу самосознания, другими словами, когда этническая группа осознает, что она конституирует сообщество форм восприятия (или, скорее, имеет общий бессознательный дух) и обладает собственным единством и индивидуальностью, а также волей к продолжению своего существования. Нация — это сообщество людей, осознавших себя такими, какими сделала их история, оберегающих свое прошлое, любящих себя такими, какими они себя знают или представляют, с некоей неизбежной долей сосредоточенности на самих себе. Постепенное пробуждение национального самосознания было характерной чертой современной истории. Будучи само по себе нормальным и благим, национальное самосознание в конце концов гипертрофировалось и вызвало к жизни чуму национализма, поскольку понятия нации и государства были перепутаны и смешаны самым неудачным и взрывоопасным образом.

Нация имеет — или имела — [свою] почву, землю; это не означает, как в случае государства, наличие территориальной основы власти и управления, но исток жизни, труда, боли и мечты. У нации есть язык, хотя лингвистические группы ни в коей мере не совпадают с национальными. Нация вырастает, опираясь на институты, создание которых зависит, однако, в большей степени от личности и сознания человека, или от семьи, или отдельных социальных групп, или от политического общества, нежели от нации, как таковой. Нация обладает правами, которые есть не что иное, как право личности быть причастными к специфическим человеческим ценностям национального наследия. У нации есть историческое призвание, являющееся не ее собственным призванием (как если бы существовали созданные самой природой и наделенные предопределением нации-монады), но лишь исторически случайной определенностью призвания человека к раскрытию и проявлению его разнообразных возможностей.

Несмотря на все сказанное, нация — это не общество; она не переступает порога сферы политического. Она являет собой сообщество сообществ, наделенную самосознанием совокупность общих чувств и представлений, которые человеческая природа и инстинкт заставили сгруппироваться вокруг некоего количества физических, исторических и социальных фактов. Подобно любому другому сообществу, нация лишена руководящего начала (acephalous)[5]: у нее есть элиты и центры влияния, но нет главы или правящей власти; есть структуры, но нет рациональных форм юридической организации; есть страсти и мечты, но нет общего блага; есть солидарность между представителями [нации], преданность, честь, но нет гражданского согласия; есть обычаи и многое другое, но нет формальных норм и порядка. Нация не взывает к свободе и совести личности, она исподволь вливает в человека [его] вторую природу. Нация — это общая форма частной жизни, она не знает каких-либо принципов общественного порядка. Таким образом, в реальности национальная группа не может превратиться в политическое общество: политическое общество может постепенно выделиться внутри запутанной общественной жизни, где политические функции и формы жизнедеятельности сообщества были перемешаны изначально. Идея политического общества может возникнуть в недрах национального сообщества, но [само] национальное сообщество может быть лишь благоприятной почвой и возможностью для ее расцвета. Сама по себе идея политического общества относится к другому, высшему порядку. Постольку, поскольку политическое общество существует, оно являет собой нечто иное, нежели национальное сообщество.

Предшествующий анализ позволяет нам осознать, сколь серьезными для современной истории были смешения нации и государства, миф о национальном государстве и так называемый принцип национальностей, предполагающий, что каждая национальная группа должна организоваться в отдельное государство[6]. Это смешение исказило образ как нации, так и государства. Оно взяло начало у демократов в XIX в. и превратилось в подлинное безумие у антидемократической реакции нынешнего столетия. Рассмотрим, каков результат, когда такое смешение заходит слишком далеко.

Нация, вырванная из своего сущностного порядка и, следовательно, утратившая в противоестественном развитии собственные естественные границы, стала земным божеством, чей абсолютный эгоизм был неприкосновенен, а свою политическую мощь она использовала для ниспровержения любого устойчивого порядка среди народов. Когда государство отождествили с нацией или даже с расой и когда, таким образом, животные инстинкты проникли в его плоть и кровь — воля государства к власти усилилась; оно позволило себе навязывать силой закона так называемый образ и дух нации, проводя при этом в жизнь культурный, идеологический, самодержавно-папистский тоталитаризм. Одновременно тоталитарное государство деградировало, утрачивая чувство объективности справедливости и закона и сбиваясь с верного пути к тому, что свойственно племенному и феодальному сообществу. [Это происходило], поскольку всеобщие и объективные узы закона, а также специфические отношения между индивидом и политическим обществом были заменены личностными узами, основанными на крови, на частных обязательствах одного человека перед другим человеком или перед кланом, партией, лидером.

Я только что указал на различие между двумя социологическими реальностями — национальным сообществом и политическим обществом. К этому следует добавить, что, как я и ранее отмечал, существование какого-либо общества естественным образом вызывает появление новых сообществ внутри или вокруг данной социальной группы. Так, когда политическое общество сформировалось, в особенности когда оно обладает вековым опытом упрочения подлинного гражданского согласия, оно естественным образом вызывает появление внутри себя национального сообщества высшего порядка, либо взращивая самосознание такого уже существующего сообщества, либо непосредственно формируя новое национальное сообщество, в котором соединены различные национальности. Таким образом, вопреки так называемому принципу национальностей, нация здесь зависит от существования политического общества, а не политическое общество зависит от существования нации. Нация не становится государством. Государство вызывает нацию к жизни. Многонациональная федерация государств, подобная, например, Соединенным Штатам, является одновременно многонациональной нацией. Подлинный принцип национальностей можно было бы сформулировать следующим образом: политическое общество может развивать как свой собственный моральный потенциал, так и уважение к человеческим свободам до такой степени, что национальные сообщества, заключенные в нем, получают полное признание своих естественных прав и стихийно стремятся слиться в едином более высоком и сложном национальном сообществе.