Игорь Исаев - История правовых учений. Конспект лекций Страница 2

Между двумя видами справедливости (уравнительной и распределительной) выявляется и методологическое различие между дедуктивным развитием истинного права из общих принципов и индуктивного познания истинного права из «природы вещей». Это же различие диктует и различия между нравственной и правовой справедливостью: первая усматривает в частном случае свой собственный закон, который должен возвыситься до общего закона; вторая – рассматривает частный случай с точки зрения общей нормы (Г. Радбрух).

Справедливость определяет лишь форму права. Чтобы выяснить содержание права, необходимо дополнительно ввести понятие целесообразности. В справедливости мы находим идею права. Суть этой справедливости (правовой и дифференцирующей) рассматривают как равенство. Справедливость указывает на то, что равное следует регулировать одинаково, а неравное – неодинаково, но ничего не говорит о критериях для характеристики равного и неравного. Она определяет отношения, но не вид регулирования. На эти вопросы можно отвечать только исходя из цели права, поэтому рядом со справедливостью и возникает целесообразность.

Идея справедливости абсолютна, хотя и формальна: что правильно для одного, должно быть справедливым и для других. Справедливость – равенство, а равенство права требует всеобщности правовых норм. Но в действительности равенство и есть нечто данное, оно – всегда абстракция данного неравенства. С точки зрения целесообразности любое неравенство остается субъективным. Целесообразность же необходимо индивидуализировать. Поэтому справедливость и целесообразность всегда находятся в противоречии. Однако как одна, так и другая могут использовать для достижения собственных целей принуждение, этот специфически правовой инструмент.

2. Рождение естественного права

Аристотель называет естественным правом то, которое везде имеет одинаковое значение и не зависит от признания или непризнания. Условное (конвенциальное) право – то, которое специальным образом установлено, главным образом для отдельных частных случаев.

Если закон есть общее положение и частный случай не подходит под него, то на основании представлении о справедливости такой пробел можно заполнить. Справедливость, или «правда», оказывается более значима, чем конкретное положение закона. Этим тезисом был открыт путь для становления естественного права как отправного принципа.

Естественно-правовая доктрина права возникает еще в глубокой древности (Геспод, VII в. до н. э.) Затем значительный вклад в развитие этой теории внесли софисты, которые секуляризовали само понятие естественного права. Законы природы были противопоставлены как божественным, так и человеческим (конвенциальным и искусственным) законам. Естественному закону присуща неизменная истинность, не зависящая от воли людей и внешних обстоятельств. Из естественного права вырастала и другая близкая ему идея – идея равенства.

Демосфен подчеркивал особую значимость универсальной нормы, святость и нерушимость которой основана на древности и традиции. Цицерон же, другой известнейший, уже римский ритор и оратор, полагал, что законы «своего племени придумала не справедливость, а выгода. Если бы сама природа установила для людей права, все люди пользовались бы одними и теми же законами, но в действительности законы многообразны. Такое право не заключает в себе ничего естественного, но нужно следовать той справедливости, что существует в действительности, а не той, которая таковой считается. Истинный закон – это разумное положение, соответствующее природе, распространяющееся на всех людей, постоянное, вечное. Принцип права коренится в природе человека и право не может вытекать из искусственно созданного закона.

Стоики придали идее естественного права поистине глобальный характер. В едином мире и упорядоченном миропорядке, где едины Бог и естество, закон представляет собой общий разум всех разумных существ (Марк Аврелий).

Стоики выделили в естественно-правовой доктрине еще один важнейший момент – критическое отношение к власти и государству. Для Зенона естественный закон почти не отличается от божественного закона, при этом последний как бы переносился с небес и внедрялся в природу человека, его сознание, его совесть. Человеческое существо получило возможность само определять, что соответствует божественной природе этого закона.

Сенека рассматривал вселенную как естественное государство со своим естественным правом, этим законом и мироздания и императивом равенства. Цицерон, воспринявший некоторые взгляды стоиков, считал естественное право высшим и истинным законом, устанавливаемым самой природой. Оно могло рассматриваться только как критерий справедливости для позитивного права, но не могло быть его непосредственным источником. Цицерон определял закон как разумное правило, соответствующее природе, постоянное и вечное, призывающее к исполнению долга. Такой закон нельзя ни установить, ни отменить: «Бог – создатель, судья – автор закона». Кроме того, критерием и контролером права у Цицерона выступает справедливость.

Римская юридическая традиция в начале своего развития базировалась на устной форме права и обычаях как его основных источниках. Систематический характер учение о праве приобретает здесь только в императорскую эпоху (IV–VI вв.), когда основными источниками права становятся императорские конституции (в форме эдиктов, декретов, рескриптов, мандатов и т. п.) и сочинения юристов (Павла, Ульпиана, Гая и др.). В VI в. при Юстиниане главным кодифицированным источником становится Corpus Juris Civilis, продолжавший свое действие и позже, в эпоху Средневековья в Европе.

С точки зрения римских юристов право ассоциировалось с правосудием и справедливостью. Законы устанавливались «мудрецами» и выражали общее согласие, и в силу этой их разумной природы им следовало беспрекословно повиноваться. Закон предусматривает часто повторяющиеся ситуации, которые он призван разрешать, однако недопустимым является распространительное толкование чрезвычайных норм (Павел). Недопустимо также сугубо формальное толкование права, уводящее от истинного смысла закона (Юлиан). При толковании закона следует прежде всего ориентироваться на поставленную им цель и волю (Цельс). Устойчивый, а следовательно, справедливый характер законодательного предписания демонстрирует обычай, эта традиционная народная форма законодатель-ствования (Ульпиан). Из юридической казуистики римских юристов постепенно выкристовывались определенные этические принципы, которые легли в основание рождающегося естественного права. Рок, судьба, а у стоиков даже действия божества стали оцениваться с этических, нравственных позиций. Эти философско-правовые начала приходили в столкновение с традиционным по сути позитивистским подходом римских юристов.

Из римских юристов настоящим и первым историком права называют Гая, подчеркнувшего особенную значимость преемственности в развитии правовых институтов и системы в целом. Он сформулировал в своих «Институциях» ставшую классической схему расположения материала (лица, вещи, иски), позже положенную в основу «Институций» Юстиниана. Гай утверждал, что законы, которыми управляются народы, отчасти являются общими всем людям. Эти законы установил «естественный разум», и они входят во всеобщее право или «право народов». Павел попытался преодолеть, настаивая на консолидации всей системы римского права, установившийся на практике дуализм цивильного и преторского права, находя для них основу в естественно-правовом явлении «добрых намерений».

Ульпиан в своих правовых обобщениях наиболее последовательно сформулировал этические положения стоиков, введя в основание римской правовой системы идею естественного права. «Естественное право – это то, которому природа научила всех животных… Всеобщее право – это то, которым пользуется род людской. Справедливость – это постоянная и длительная воля воздавать каждому его право. Юриспруденция – это познание дел божеских и человеческих, знание праведного и неправедного».

В постклассический период (IV–VI вв.) основной темой правовых учений становится проблема интерпретации роли правителя в качестве законодателя. Императорские акты становятся важнейшими источниками права. Эллинистическая идея автократии в сочетании с римским правом и христианской теологией стали основой для новой теории, согласно которой император выступал как воплощенный закон. Он может исправлять и дополнять существующее законодательство в соответствии со своими представлениями о справедливости. Древние установления и правовые традиции в известной мере могли ограничивать полновластие монарха, предполагая возможность появления некой фигуры идеального императора.